Из лесу да из дремучего Вышла красавица. Одета она как чучело, Никому не понравится. Вышла, идет себе. Ветер свищет и сердится. Гнет деревья к земле. Воет, мечется. Солнце долго ползет До зенита сияючи. Дева так же идет: Шагом легким играючи. Вот и город уже. Бурей тоже накрытый весь. Здесь не ходят чужие. Берегут свою честь. А девица точеная Будто легкой волной. В стане гибкая, грудью белая, С гордою головой. И обрушилось небо Ливнем тяжким и злым. Взгляд у девы как глыба. Волоса — черный дым. Кто ее тут встречает? Для кого же пришла? Глядь: весь народ убегает, Ища сухости, да тепла. Только пранк лишь один Заприметил тут чудо. И застыл. Бесов сын. Хочет снять — кадры блуда. К ней подвигнулся спешно Не взирая на громы... Дева так же идет. Гордо, пышно. Ей сердечные ритмы знакомы. Пранкер тайно вошел Во пределы ее телесные. Губки к щечке подвел: Поцелуйчики тесные, всем известные... Дым волосами.

Не знаю, скука или смерть Меня возьмет за вдохновенье, И всеобъемное терпение На мир стремнинный сей смотреть, Что обличается собой же, Верстая в мыслях моих блажь: Есть ветры снов и ток по коже, Есть пламень сердца, антураж Иных потусторонних лирик, Зовущих в бездны и к нытью; И скачущий над небом лик — Свершает гласом жизнь мою, Вторя бессмертные аккорды Почти что музыкальных рифм. То зеркало моей природы? Смотрю наверх и молвлю с ним. Потом взор спустится к теням, К шагам, пыли и шуму улиц, Да в гомон тучный бытия, Да в ток безногий прочих лиц; Идут, свершаясь и дыханьем. И вечен музой сон, друзья, И явью благ с предвоздыханьем, Исполненным надежд стараньем, Предвосхищеньем, спазмом чувств, В которых ветер ползновеньем Прожилкой сути в кровь идя Преднасыщает вдохновеньем, И ждешь молитвенно, шутя Порывы музы скороспелой, Шальной, дарами очумелой Что праздно дивное дитя. Крылов следы глядя в потоках... Людских, заботных днем, беспечных. А где-то ранцами заплечных. В своих подкожных м

Чудесным вихрем сон несется, Колдуют пальцы шаг ища, И вьюга замыслов ворвется Во дверь отверстую: крича На колкий ветер зовом, Душа, отринув рукоять, Про дверь забыла уж, узором Стиха пытаясь небо взять. И небо треснуло всесильно; От взгляда мощно повело Его во стороны, обильно Весь мир затмение взяло. Всего секундой: дальше больше; Терзалось пламя всех очей Людских, и время стало тоньше. Протяжней стало, шорох фей Крылами мельтешащих дивен, Разносторонен и весом Потугой волшебства, и стон Из миллионов глоток, гром Сопровождая общно, И в космосы стремглав глядя. И вот, в фантазии все сочно. И разум прежнее дитя... Шутя взбирается рассудком, Вершинам оставляя сон. И с каждым явственным шажком Сам пробуждаясь, в вихре сладком Чудес, что дня оксюморон.

«Но иногда ведь хочется и плакать», — Умеют мысли вялые как призрачно порхать! «О, нет, не буду пол слезами часто пачкать», — Вот так печаль умеет шуткой замирать. И трепыхнувшись снова в спазме лирик, Надсадно носом вздернув к потолку, Печаль ушла совсем, походами истерик Приставив палец будто пистолет к виску. И вкручивая дивно, неотрывно, С умением великим и трудом, Печаль ушла совсем, да хохоча бессильно, Да оглянувшись чуть на приютивший дом.

К самобытному чувству; Надежды искусству. Немеркнущим дням. Ко всему естеству. ______________ Не нужен гению порок, Он учит сам свои уроки, Бывает даже на зубок, Случается скандально в сроки*. Он успевает пообъять Простые истины искусства, Нас оставляя с томным чувством, Что время можно потерять. Бессмыслием поняв себя Иные отворяют двери Пороку, кстати, миг любя В котором будущее «верю» Уже готово всласть принять Простое в мыслях приглашенье. Имея завидно терпенье Судьбою нас преклонно ждать. Всесильна память вещих дум, В которых горесть и унынье Плетут беззвучием корпение, Но сна лишен владыка грум: Уж конь его, любимый, статный, Который день хвор тяжко очень. И он умрет.

Идут, забрала на шлема́х, У пояса мечи в ножнах, Кольчуга латана искусно, И на металле бликом ясно, Движенья точны и сильны, В груди эмблема сатаны, К коням подходят, ногу стремят, И кони их, увы, не дремлят, Тряся загривком и фырча, В копытах смутно топоча, Рука берет узду крепчая, И горны мощно завывая Зовут всю армию в поход. Все как один в седла́х гарцуют, И тронув лошадь в иноходь, Во кличе боевом ликуют. Вся тьма несметная под стягом Пыль выбивая из дорог Усердием конячьих ног Несется в бой, хранима богом. Эмблема во грудинах чтит Прокол меча, копья иль дрына, И на эмблеме — образина, Что смертною отвагой спит. По небу солнце сквозь прорывы Тяжелых облаков сверкает. И конь под седоком играет, И от хвоста до головы Рывком во скок шутя ступает, Несясь в рядах, и от узды Все точно сразу понимает. И движет армия как тать. Заполонив поля-дороги, Долины, веси, и пространства. Куда от мощи той бежать? Спасут врага его ли боги? И хватит-ль для победы чванства? О, нет.

Абстракции ходят кругами. На руки кладется отсвет. Поэзия льется веками... Сквозь пальцы, а поприща нет. Затменные демоны лирик Меня растерзали шутя, Все требуя истин, истерик Я их не вмещаю, хотя... Беззубая томно улыбка, Но тут же клыкасто смешна. Уйдите! В стихе есть ошибка... Но нет. Многомерна кошна* Застенчивых, право, иллюзий, Что можно писать и писать... Из духа прорвется перст судей, Накажет как надобно знать. И все удивительно очень. Рассветы сменяются тьмой. И снова. Задумчивый почерк. А разве бывает такой? Бессильные поступи мыслей: На музах долг чести святой. И слово от прихоти злей. Но право своей добротой. Поэзия,.. чем же измерить Твою неизбывную суть. Желает мечтать кто, поверит. Кто хочет лишь истины — в путь. В листы бесконечно простые Измученным слогом террас... И мысли под ветром нагие Как будто древесно пустые От крон, и облезлы подчас. Но все возвращается прежде Чем выкажет сердце мольбу. И снова строка.

«— Станция Солярис, — произнес я. — Станция Солярис. Станция Солярис! Сделайте что-нибудь. Кажется, я теряю стабилизацию. Станция Солярис, я Кельвин. Прием.» Лем Станислав. Солярис. На высоте перед горами, У неба дали не прося, Победоносно и с дарами, Покой и зрение неся, Меж снов заблудший и великий, Сомнениям не давший мига, Немного древний и безликий, Крадущийся стопами бога... Плыл остров яркостью несомый Над всей землей, обетованной. И всей планеты шар огромный Хрустальный будто — для мечтаний. А вон еще такой же остров. Лаборатории миров. Для легких взора очертаний. Планете солнце уж не нужно: Над необъятною всемглой Стоит сапфир, в плеяде дружно Таких же звезд своих, зарей Тут и не пахнет, наслажденье Кружиться вальсом в час ночи. Но что есть ночь?

ЯДРО, НѢДРО, недро, глубина, лоно, утроба женская, сума, мешок, парус, мачта, печень, плод. ЯДРО, скоро. (Словарь Древнерусского языка И.И.Срезневского) ядло, сущ., ср.р. значение: круто, прикольно.

Над простором тучи ходят, Поедая ярый свет. Луч чрез них и не проходит, Яркости как будто нет. Собрались над полем сверху, Ждут как молния блеснет... Смотрит хмуро на поверку: Неудачный ныне год. То́ ли — засуха сушная, Что несет земель труху... Суховеет да смутная. А ручьями под соху!? И крестьянин грязью месит Путь кобылий и собою, Да при этом свет поносит, Поскользнувшись, сбрую Хвать ее держа... Так и хлещет, ветер вою Добавляет и межа Не берется дрыном стойко, Весь мужик сурьезный тут. И коня сошла набойка, Утонула в жиже, глянь! Ох, неладен этот труд. Но душа мужицка стойка: По колено, если пьянь. И глядит: столбом не стой-ка! Хоть и лапти просто в рвань. Нет, не пьян, глядит сердито, Месит взглядом гром и серь. /Что в стихе же позабыто, Коль умеешь, так проверь./ А коня зовут Каштан. Мужика Иваном кличут. Наползает ураган. Тучи молниями тычут В землю жижею полня Весь простор, в полях болото. И проход себе чиня... Вдруг Иван находит золото! Прям из грязи чуть блестит, Смутным от

«А шараду мою очень хвалил. Прямо, говорит, пушкинские строки, в особенности это место: «Мой первый слог на дне морском, на дне морском второй мой слог».

«mihi ut faciam» — /«предвзятая латынь»/ «Быть, а не казаться», Stephen R. Covey «Тьмы низких истин мне дороже Нас возвышающий обман...» — «Герой» А.С.

«...они не знают слов они демона тени...» Автор неизвестен В тихом переулке темно и скучно. Шелестит чей-то вентилятор. Нет, оно просто где-то, может быть только в мыслях. Дома садистски выпуклы кажущейся нервозностью. То балкон выпрет, то из-за штор блеснет. Рано надвинулся вечер. Чего-то рано. Тимур посмотрел направо. Возможно в его глазах светится ясность, возможно там просто муть вчерашней попойки. Он не знает. Просто смотрит. Вдоль улицы... и уже темно. Почти. Почти темно. Почти. Тьфу. Посмотрел налево. Медленно так повернул на шее голову. Как страус. Представил себя страусом. Вытянул лицо. Наверное так похоже на страуса... Тоже ничего. Налево тоже пустая улица. Заваренные двери железных магазинов. То есть, железные двери магазинов. Каких магазинов? Они... тут разные. Вот там со ступеньками, подниматься надо. А... вон тот подвальный, туда еще картошку привозят, сгружают с машины, грузовой, с кузова, держа за рвущиеся нити сеток-мешков. Красные такие сетки-мешки...