Над простором тучи ходят, Поедая ярый свет. Луч чрез них и не проходит, Яркости как будто нет. Собрались над полем сверху, Ждут как молния блеснет... Смотрит хмуро на поверку: Неудачный ныне год. То́ ли — засуха сушная, Что несет земель труху... Суховеет да смутная. А ручьями под соху!? И крестьянин грязью месит Путь кобылий и собою, Да при этом свет поносит, Поскользнувшись, сбрую Хвать ее держа... Так и хлещет, ветер вою Добавляет и межа Не берется дрыном стойко, Весь мужик сурьезный тут. И коня сошла набойка, Утонула в жиже, глянь! Ох, неладен этот труд. Но душа мужицка стойка: По колено, если пьянь. И глядит: столбом не стой-ка! Хоть и лапти просто в рвань. Нет, не пьян, глядит сердито, Месит взглядом гром и серь. /Что в стихе же позабыто, Коль умеешь, так проверь./ А коня зовут Каштан. Мужика Иваном кличут. Наползает ураган. Тучи молниями тычут В землю жижею полня Весь простор, в полях болото. И проход себе чиня... Вдруг Иван находит золото! Прям из грязи чуть блестит, Смутным отсветом небесным. И забыл про все. Глядит. Сном уснул ли интересным? Нет, однако, правда так. На колени пал в тревоге. Смотрит, смотрит. Он — бедняк! Стал, вдруг, казначея вроде. Да какой там казначей! Барин он, заслуги царской. И давай, гребет скорей Жижу всю заботной лаской, Выедая на руках И глазами обгрызая, Землю всю, что право, прах... Богу голос возвышая. Радостен, простерт душой Над стихией гулом грозной. Откопал. И лат грудной Достает из грязи слезной. Золото?! Пойди пойми... Битвы были здесь велико. Сердца тяжкий бой уйми И прижми к груди безлико Часть доспеха ветхих лет Павшего за честь героя. Или вражий это пласт? И нет на нем печати горя. Что же, золото? Неймет. Крутит головой с тоски-то... Чей же дух железом прет Из пучин времен, солдата, Или чин сей благороден Был — упавший под коня. Золото... иль медь? Дороден Павший был. И осеня Бренные сии останки Христианскою рукой, Поволок находку, в тряпки Обернув — армяк ветхой Сбросив с хладного плеча, Что под струями и плесом Всей воды небесной, пряча Все железо с перевесом. Ну, пришел в деревню: мертво. На домах разгром и шваль, У порогов в кровях жертва: Все селяне, деток жаль... Там и там, порублен мир. Тишина — помимо грома; И осел на ноги, стар Для такого он, и дома Не находит своего: Погорело частью крупно. До грозы еще. Всего Нет семейства боле, скупо Пожевал губами дрожь, Пообтер ладонью щеки... В землю врос средь дыма, что ж, Воды вот с небес глубоки. Всю печаль потопят скоро. И не будет больше жизни. В нем самом: и до упора В землю жидкую. Казни. Ах, казни меня судьбина! Для чего дышать теперь... И Каштан заржал. Скотина, А ведь чует что за зверь Тут прошел дыханьем острым Обнажая все клыки... Стал старик невинно взрослым В этот час — молясь с руки, Осеняясь беспрерывно, Заколдованно шепча. И скользнула непосильно Ноша с тощего плеча. *** Курьезы ладного стиха На свет яви — поборник сути, Возьми помягче где труха, Где тверже уж берись лягнути. Не забывая правил догмы, Стуча глазами веки скрозь, Ведь надо чтоб могли умы, И чувство дабы чтоб не врозь. А чтобы ладно воспевалось Величие от Лир шутя! И чтобы сердце окрылялось Прям из груди на высь хотя, Толкаясь мощно и напорно, И уж почти что вылуплялось, И даже выше слов летя, На воздух пело бы струною Творя из звука сам хрусталь. /Но коль поникнешь тут главою, То значит безрыданно жаль./