Яков Есепкин • Из книги «Сонник Корделии» Портреты юдиц за красными столами Девятнадцатый фрагмент Тушь асийская с вей сотечет На шкатулки менин всеэфирных, Пой Уранию, царь Звездочет, Пой и бейся о камнях ампирных. Яко лона царевен темны И белы томных лядвий кантовки, Мы воидем в их млечные сны, Тще ли нас обольщали плутовки. Днесь горят чела звездною мглой, Днесь и дивы пиров темновейны, Где заколота вечность иглой И меж усн истекают рейнвейны. Тридцать третий фрагмент Юнам дивным еще розоветь, Мускус терпкий взвивать, искушаться Блеском пиров, хрустальную цветь Их гасить, на безумства решаться. Нощный хлад ко еминам внесем И флиунтские звезды, и снежность, Веселящимся гостиям сем Шелк червонный содарим и нежность. Будут мглу феи бледные пить, Станут прятать с отравой иголки, И позволят блядям искупить Кровь невинниц, прелитую в шелки. Пятидесятый фрагмент Мертвым златом венечье лепнин Феи ночи и тьмы изукрасят, Парфюмерных шкатулок менин Дивный огнь и арому угасят. Шумн

Яков Есепкин • Из книги «Архаика» Пир Алекто Четырнадцатый фрагмент пира От смерти вряд ли Йорик претерпел, Певцов ночных Гекаты отраженья, Призраки за восьмой стольницей, пел Художник всякий глорию ей, жженья Порой и адской серности, увы, В тенетах славы значить не умея, Что праздновать в себе мокрицу, вы, Времен иных скитальцы, Птолемея Сумевшие, быть может, оценить Учёный подвиг, маску ретрограда Унёс в могилу он, а хоронить Идеи любит Клио, маскерада Тогда ей и не нужно (сей чудак Достиг великой мудрости и тайны Покров чуть совредил, когда чердак Вселенский есть иллюзия, случайны Всегда такие вспышки, гений -- раб Судьбы фавора, знание земное Его определяет фатум, слаб Творец любой, величие иное Имеет столь же выспренний посыл, Несть истин многих, гений и злодейство, Заметим, врать не даст Мафусаил, Прекрасно и совместны, лицедейство Доступно всем, а нравственный закон Внутри, не Кант один бывал сей тезой Астрийской ввергнут в смуту, Геликон Хранит благие те

Яков Есепкин • Из книги «Сонник Корделии» Портреты юдиц в Эпире Двадцать первый фрагмент Ядный шелк обовьет рамена Гостий пиров, гадалок склепенных, Несть пророков, благих имена Как учить меж начиний злопенных. Что и плакальщиц неб оглашать К требе дней, ледяные пасхалы Всё мрачнее, царей воскрешать Суе ныне, их терния алы. И одесно юдицам сеим Пир алкать, где легко бронзовеем В черных снах мы и еле стоим, И от холода ночи трезвеем. Сорок третий фрагмент Торты с ядом урочно взбивать Околдованным феям столовым, Нас хариты манят пировать, Мглу ведя по серветкам лиловым. Нощность пей, юн честная гурма, Балы эти к утру завершатся, Хлебоимна царица Чума, Гостьи ночи ее и страшатся. Злотоскливо ж веселие Ид, Силуэтами полн бестиарий, И немеют уста аонид От царевен чарующих арий. Пятидесятый фрагмент Ирод-царь, хороши у менад Вишни черные с воском и ядом, Се и мы близ твоех колоннад – Темных фей удивляем нарядом.

Яков Есепкин • Из книги «Архаика» Марс Из главы «Эпилог на небесах» Читатель милый, внемли: времена Иные чью-то юность искушают, Груба земная будущность, она В грядущее манит, провозглашают Губители судеб святое, им Лепечущие Парки вторят, Лета, Меж тем, готова чрез Ерусалим Приять, холодной тьмою грани цвета Спокойно угасить и заплести Хоть косы мертвоимные с венками И розами совместно, им цвести Одно в парафьях смерти, плыть веками По волнам, никуда не исчезать, Аркадиями грезить, уплывая Лишь в хроносе бессонном и лобзать Воды одной патину: вековая Тоска созвучна шелесту сему, Цветы имеют душу, сколь мертвы мы, Они мечтают, смертников письму Божественному учат, херувимы На это закрывают вежды, Рай Кто видел, понимает, наущенье Не боле, чем обман, еще взирай Хотя на ады темные, вращенье Земное гробит слог, пиит любой, Влюбленный в речь свою, лишь для насмешки Творит, зане соблазна жертва, сбой Гармонии всесущ, какие пешки В ферзей на небах любят обращать, Спросить кого,

Яков Есепкин • Из книги «Сонник Корделии» Портреты юдиц в сусальном золоте Двадцать девятый фрагмент Золотых ли царевен травить Иды вновь собрались о каморах, Фей антоновкой будем живить При седых звездочетах и Орах. Ветхим пурпуром тьмы налием Антикварные битые кубки, Пой обручниц стола, Вифлеем, Ныне все и успенны голубки. Ах, Чума, это время земных Страшных пиров, эфирной их неги – С барвой фижм и шелков ледяных, Красным принтом чарующих снеги. Сорок первый фрагмент И серебро тускнеет, Аид, Вновь решетники ночи замирны, Сумасшедших бежим аонид В красном воске и течиве смирны. Эти томные веи, шелка Бледных юдиц и гробов мрачнее, Их ли поступь небесно легка, Их дыханье ль Чумы холоднее. Мир не вспомнит, фиады уйдут На иные пиры и этажи, И обручницы нам раздадут С шелком неб черных лилий винтажи. Пятидесятый фрагмент Хвойный морок червонный престол Царства снов овиет – соявятся Гости неб и подсядут за стол, И веселию фей удивятся. Иокаста-царица, Колон Тень розариев суе л

Яков Есепкин • Из книги «Архаика» Перстень Часть десятая.

Яков Есепкин • Из книги «Сонник Корделии» Портреты юдиц в желти и серебре Тридцать седьмой фрагмент Чернь ланиты юдиц ссеребрит, Шелк совьет гробовыми каймами, Будут помнить веселье харит Неб владыки, меняясь домами. Это блеск неотмирных торжеств, Это пиры царевен успенных, Суе Иды чаруют божеств Изваянья мглой амфор всепенных. Слави, ночь, бледных рыцарей тьмы, Их серебри чела грозовые На балах у царицы Чумы, Где оне лишь одесно живые. Сорок третий фрагмент Молодые вакханки пьяны И царевны от пунша червонны, Шелком веются юн ложесны, Сколь и в хмеле оне благовонны. Оведем червотечной канвой Эти ломкие тени, их млечность, Кто еще всеодесно живой, Пей хотя бы за нашу калечность. Хлебы вынесут Идам – блюсти Нищету, ядом торты сочинят, И востлится их шелк о желти, Яко царственной мглою не принят.

Яков Есепкин • Из книги «Архаика» Хождения Четвертая глава Шумишь о чем, летейская волна, Поешь ли, плачешь, Сузские ворота С печалью вспоминаешь, холодна Печаль твоя, холодного и счета Достойна слава, мир ей и хвала, Блуждающие звезды вдохновенья Сияют над юдолью, тяжела Сиянность их, сколь нет и дуновенья Теперь во тьме небесной ветерка, Зачем тревожить времени тенета, Есть вечность иль покой, лети, строка, Синоним безнадежности поэта Горение ночное, ах, обман, Обман лишь есть, а истине служенье Не более, чем призрачный туман, Умов нестойких вечное броженье Смешит и хор небесный, и толпы Колпачников на ярусниках ада, Смотри, печаль моя, горят столпы Одне во мглах, еще мирского сада Жасмин мы не избыли, нам и сны Кошмарные лишь снятся, и чаруют Нас демоны, сладкая песнь волны Звучит в ушах, бессмертие даруют Альфийские ли вершники, пустых Теней эдемских темные миражи, А в деле нет подвижников святых, И вот летят всемимо экипажи, Квадриги неб, каретницы богов, Глорийные пу

Яков Есепкин • Из книги «Сонник Корделии» Портреты юдиц с падшими ангелами Третий фрагмент Дарствуй нивам, Эйрена, златой Урожая триумф, пусть осети Наполняются хлебом, свитой Блеском август пылает о цвети. Станем лотосы темные жать, Где валькирии бледные манки, Станут мертвых царей ублажать Прелюбившие яд нимфоманки. Но богемные феи тусклы И амфорные чаши бездонны, И молчат в ожиданьи хвалы Падших ангелов черные донны. Одиннадцатый фрагмент Тусклый август холодный багрец Источает, меж емин чудесных Вьется мускус и нега корец, Это ль требники гостий одесных. И зайдем к червотечным столам, Нас ли юдицы ждут, восклицая Сны любви, как благим ангелам Пить серебро, их усны зерцая. И вакханки о темных шелках Яд цветочный, солитый изгоям, Поднесут на белых рушниках Царь-девицам и мраморным гоям. Тридцать седьмой фрагмент Навивают власа Женевьев Перманентом и цветью менады, За виньетой сумрачных дерев Грозовые встают колоннады. Иль опять на пустые столы Будет млечный фарфор уставл

Яков Есепкин • Из книги «Сонник Корделии» Портреты юдиц с лилиями смерти Девятый фрагмент Озлачает лекифы вино, Млечность вяжет серебром куфоры, В пировых ни светло, ни темно, Моет басмою челядь фарфоры. Суе молвить и суе молчать, Несть губителям вишен тлеенных, Иль ко Господу-Богу вскричать: Что, Господе, не зришь убиенных. Ах, спастись и неможно, красны Свечи Тийи, юдицы алкают Кровь одну и о плаче зурны С наших рамен цвета истекают. Шестнадцатый фрагмент Цвет граната звездами сотлим, Это ль время атраментов палых, Ночь тускнеет, а мы всё мелим Лилий смерти роскошество алых. Будут вечные троны пылать, Усны дев налиются червицей, И одно, и одно – исполать Гоям неб, увитым сукровицей. Ангела на щитах изнесут Нас ко мраморным хорам лилейным, Где уже никого не спасут, Где темно и свечам юбилейным. Тридцать второй фрагмент Лейте, лейте, менады, с вином В куфры тусклые цветь-озолоту, Ягомости ли век об ином Не мечтали и чаяли слоту. Но владык августовская мгла Оповила, се яств

Яков Есепкин • Из книги «Сонник Корделии» Портреты юдиц с жасмином и маками Шестой фрагмент От нагорных дворцовий святых Нам внесут пировые емины, Травных мало – и хватит златых Яблок Гебы, цедящих кармины. Мертв диамент юдоли, сады Елеонские мглой истекают, Барвой черной овиты плоды, Коих тще эвмениды алкают. Но умолкните, феи весны, Сомолчите, пусть Изы и Ханны Яд лиют в наши темные сны, Где царевны пиров недыханны. Десятый фрагмент Молодой виноград отиснит Золотые лекифы, тийяды Воск прельют, аще Тийя бранит Меловниц, зряше черные яды. Расточайся, арома пиров, Яды стоят любви и коварства, Мертв жасмин о белене юров, Гоев неба венчают на царства. Будут черствые хлебы алеть И Господе, в шелка совиенный, Уберет изумрудную плеть С темной кровью в ларец потаенный. Тринадцатый фрагмент И серебро темнеет, Эпир, Будем цветью мелить апронахи, Узы крови – к лепиру лепир Соведут, чтить их будут монахи. Ах, дурманящий сад лишь белей, Фей жасмин увивает, на хлебный Стол несут из на

Яков Есепкин • Из книги «Сонник Корделии» Портреты юдиц в серебре и атраменте Пятый фрагмент Щедрый август нас дарит вином Краснозвездным и млечным араком, Иль всевещим забудемся сном, Ид следя хоть бы мраморным зраком. Что церковные флоксы, от роз Белотечных пьяны мы, Господе, Тридевятое царствие Оз Чад взыскует о славленном годе. Будем емины миррой студить, Будут внове резвиться менины И червовою тушью сводить Кровь отроцев на их именины. Тринадцатый фрагмент Ах, Господнее лето, цари, Изливайся блистаньем жаровен, Мел и пурпур вакханкам дари, Их атрамент с лилеями ровен. Посох зрячий найдем – долог шлях И к мурогам небесной юдоли, Что серебро таить в уголях, Всяк обоженный инок, глаголи. Но алмазные нети пусты, Хлебы черствые кажут святые, И белена течет на холсты, Ядом лилий однех совитые. Двадцать девятый фрагмент Ананасы в шампанском пьянят Эвменид и беспечных гризеток, Яства ночи серебром тиснят Гостьи снов, мусс цедят со розеток. Выльем черный атрамент, хлебов Маки

Яков Есепкин • Из книги «Сонник Корделии» Портреты юдиц в истечном кармине Четырнадцатый фрагмент Именины, Урания, пой Звездочетов, к балам оглашенных, Им дарит ли великий слепой Одиссею и жен совершенных. Ах, фиады, лелейте шелка Сребровласых небесных гризеток, Хмель пусть бродит, какая тоска Истемнит млечный холод розеток. Пусть юдицы, хотя захмелясь, Огнь жасминовый видят и свечи Именитств, и беленой мелясь, Чернь лиют в белорозные течи. Девятнадцатый фрагмент Сад надежд и мечтаний благих, Мы в альтанках твоех каменеем, Из фарфорниц пием дорогих И молчим, и темно пламенеем. Цвет гранатовый Тийя со неб Расточит, огнь жасминов зерцая, Чтоб цветочный виющийся хлеб Пели девы, юдоль восклицая. Им ли зреть над туманной смугой, Как, виясь, у цариц на помине Эллин мертвый иль мраморный гой Задохнется в истечном кармине. Двадцать четвертый фрагмент Август негою цвети манит Фей ночных и огонь расточает, Кто и был на миру именит, Пусть холодных цариц обольщает. Будут алые розы пол

Яков Есепкин • Из книги «Сонник Корделии» Портреты юдиц в зефирном сумраке Седьмой фрагмент Именитства у томных менин, Славят ангелы их надэфирность, Ах, летучий восторг именин, Кринолинов и шелков зефирность. На фамильных часах майский сон, Юность вечная, райская нега, Озлачают Парис иль Ясон Дев – белее цветущего снега. И о розовых блещет власех Гребней мел истонченней оклада, И под шелками розовниц сех Лядвий белых томится охлада. Девятнадцатый фрагмент Цветь нисана в пурпуре виньет, Разлиется атрамент чудесный, Се пылают смарагды тенет И свивается морок одесный. Толпы шумные, феи цветов, Не урочество ль это благое, Яко царей несут без щитов, Тще рыдать о еллине и гое. Се и мы, се и мы восстоим С бутоньерками ломких жасминов, И пасхалы юдоли таим, Задыхаясь меж темных карминов. Двадцать восьмой фрагмент Полны амфоры ядом хмельным, Изумрудной отравою мая, Вдов чаруют огнем ледяным Ягомости, свечницы взнимая. Фей Господе к нагорным столам Огласил, будет пир их всехрамен,

Яков Есепкин • Из книги «Сонник Корделии» Портреты юдиц с жасмином и алмазами Седьмой фрагмент Кущи розовых млечных садов Фей эфирных манят и юнеток, Золотых ли им чаять плодов, Яко в барве серебро монеток. Лейте мглу, данаиды, вино Будет крепче нектаров сионских, На широких централах одно Мрамор сеней горит елеонских. Мы явимся к пирам – восплести Нитью розною царей плеяды И меж амфор ея овести, Чтоб всенощно пеяли тийяды. Девятнадцатый фрагмент Ищут юдицы белый жасмин И над всякой горит диадема О черни, совивает кармин Золотые решетки Эдема. Короли в небесех вопиют, Для шутов млечный тлится гербарий, Лишь белену оне и пиют, Холодея от княжеских арий. Ночь тенет расписали мелки И язмин ангела оминают, И всеприсные сени ярки, Под какими царевны стенают. Двадцать восьмой фрагмент Внове пир, внове блещут цвета Колоннад и флиунтские вои Держат хлебы, их кровь излита В кубки мира и ночи сувои. Царствуй, Геба, искать ли вина И емин, и свечей поминальных О чертогах, взыскующих

Яков Есепкин • «Астеническое состояние традиционной современной русской литературы давно не удивляет литературоведов и критиков, в равной мере страдающих астеническим синдромом. Этот общий упадок интеллектуальных сил воспринимается как норма. Вытесненная из массового сознания гениальная художественность априори не может проникнуть в его тьму, на страже Церберы. Имя автора «Космополиса архаики» осознанно табуировано литературными эфемеридами.» Г.

Яков Есепкин • «Художественная сила книг андеграундного гения поражает и ошеломляет. Внешняя эстетика письма таит внутренний огонь вселенского накала. Этот мистический огонь порою губителен.» Л.

Яков Есепкин • «Пророков либо убивают, либо не замечают, полагая, что это есть вытесненное из сознания убийство. Современная маргинальная книгоиздательская система, ориентированная на маргинальный же рынок, естественно, попросту не в состоянии принять в себя такой неформат, как «Космополис архаики» или «Порфирность». Между тем на утилизацию великих шедевров тратятся не меньшие усилия. Итог – перемещение канонического гения в русло западной литературной эстетики.» В.

Яков Есепкин • «Весьма очевиден глобальный кризис всей системы высшего гуманитарного образования, ставшей заложницей ортодоксальности и косности профессуры. Ее нынешняя формация сама воспитана (как и предыдущие) на догмах едва ли не схоластического порядка. Литературный прогресс завершается Серебряным веком, последующие сто лет исчезают во времени. Это интеллектуальная катастрофа для пяти потерянных поколений. Гении масштаба Есепкина становятся недоступными фигурами.» Н.

Яков Есепкин • «Победитель не получает ничего. Есепкина не издавали сорок лет, он был легендой модернизма и постмодернизма, андеграундной легендой. Косность отечественной славистики предполагала и предполагает статичность, ограниченную в лучшем случае рамками Серебряного века. Сегодня великого писателя активно издают в России и за рубежом, на его книгах делают состояния, а сам он, увы, остается все в той же андеграундной нише, порою губительно затемненной для взоров массового читателя.» Н.