Яков Есепкин • Из книги «Архаика» Перстень Часть десятая. Искушение Белькампо Pro memory, еще лафитник вина Тирольские удерживает, мрак Огонь сиих таит и сердцевина, Мерцающая в обруче, лишь знак, Урочество, откупорим бутылку Заветную, веселие гоня, Не мы ль эдемских садов шестикрылку Влекли к свечам взыскующим, огня Посланница небес не узнавала, Сгорая вместе с нимбом, Фигаро И вовсе чужд героям, карнавала Такого сторонись, беги, хитро Диавол нас по смерти искушает, А в жизни провидение вело И вывело к погибели, внушает Инверсии всегда она, число Грозит и отвлекает от Гекаты, Столов ее и емин с ядом, где Теперь златоголосцы, где раскаты Веселия и смеха, по среде Певцы, мы ль сих веселье преложили, Быть может, разве горние уста Бессмертие поют, наворожили Нам смерть райские трели, красота Есть признак несомненный обольщенья Сверкающего Ада, обольстить Легко скитальца жалкого, вращенья Не выдержит он в круге первом, прыть Летучих азазелей, злая резвость Садовников тартарских такова, Что Вакх и Бомарше начнут за трезвость С Рабле сражаться, истина мертва Давно в вине бытийном, а злодейский Бокал нам всё подносят, аонид Рыдания боюсь – изрек еврейский Дрожащий вольный каменщик, но Жид На то и Вечным звался иль зовется, Чтоб темных искушать печалью сфер, Стоярусником хоров, сердце рвется, Терпи, терпи, а, впрочем, Агасфер Сам, жертву бытия изображая, В искусстве не достиг аркадий, сон Его рождает чудищ, урожая Античного не чаял Аполлон, Засим прервал искусства нить живую, Гомер позвал на ярусы толпу, Возбранно это действо, мировую Историю сменили, шантропу Из адов или миргородских щелей, Крыжовником чарующих наяд, Поставили к мортирам, азазелей Ее возглавить кликнули, не яд, Не жало белены отца Гамлета Достигло, битый антикой глагол Сам вечность убивает, на поэта Не стоит обижаться, дискобол Какой-нибудь из вечности фиванской Значительнее Сартра, если брать В расчет Афины с Римом, гефсиманской Лампаде поздно жечься, умирать Учили все благих, метаморфозы Одни определяют бытие, Ars longa, vita brevis, ныне розы Горят в садах эдемских и копье Из царского глядит пустого зрака, И рои искусителей темны, Дают земле земное, от арака И пунша мы с Давыдовом дружны, Составь ранжир холодный и котурны Спокойно убери – один в один Равны все будут низостью, мы урны Истлевшие хотя бы чтим, годин Великих ждать смешно, урок античный Окончен, есть блестящие умы, Но тускл ума светильник, атлетичный Слепец пылает в зелени, а мы Вотще на сон и вина уповаем, Нельзя очнуться в рае, тщетен путь Героев, завершивших путь, скрываем Пустое, перед кем сейчас блеснуть Умом, образованьем, зри хламиды, Сигнала жди, не вольны уберечь Скитальцы очарованные виды И косную мертвеющую речь, Одесное молчание возможно, Виньеточность сумрачного письма Всех, может, усмирит, но односложно Письмо такое, горе от ума Есть благость, тще за нами посылали Пифии леворуких палачей, Кто в Ад спускался, знает, где пылали Невинники, их розовых свечей Еще велик пожар, лети, голубка, Была ль ты шестикрылой, крыс бежать И можно, до отравленного кубка Успел поэт уста свои разжать Свинцу навстречу, этими скорбями Немало удивленный, и вопрос: Зачем несходен ангел с голубями, Досель ответа ждет, смертливых ос, Увы, мы уберечься не потщились, Лиомпы тени ищут белых див, Печальниц арамейских, совершились Все казни, торжествующий наив Муары украшает и стеллажи, Сиреневый наркотик веселит Соцветья поколений, эпатажи В минувшем, кораблю пристать велит Не Пушкин – Азраил, темнее нощи Творения, какие хоть зерно Жемчужное таят, искусства мощи Зовут не к поклонению, темно Грядущее и пусто, дщери Савской Царицы променады завершат, Заглянут к Таиах в глуши моравской, Нас ангелы кровительства лишат, Иные ли горят во персти кровы, Мы дале повлачимся, время зреть Иное, розы черные суровы, С сиими легче жить, чем умереть, Фаянсы терпкость любят, пыл трюфельный, Бессмертия арому, на муар Пред ними лишь виньетки лягут, цельный Готов узор, августа будуар Наполнен червной терпкостью пьянящей, Пусть Борхес просит сладкое, картен Уже не перепишешь, на щемящей Мы ноте исчезаем, ото стен Барочных и от замочного ромба Ложатся тени ломкие, Мельмот Уходит первым, Лете мало тромба Глорийного, мы чезнем все: и мот Вселенский и земной тирсодержитель, Сребристый крепок обруч, никогда Отсюда не всплывают, душ обитель Глубоко замурована, вода Горит меж губ червовых, Прозерпина Молчанию училась у волны, Витийствовать уставшей, огнь кармина Загробного тяжел, обручены Герои и скитальцы с небесами, В зерцалах отраженными, перстней Сих мервообручальных очесами Следим теченье внове и теней Магических не пробуем тревожить, За Радклиф устремилась их чреда, Вот Майринк, мрачный Мэтьюрин, умножить Несложно хор подводный, невода Кто выберет и третьей ли рукою, Рукою левой тьмы иль выбирать Их суе вовсе, Йозеф, пред какою Не всё ль равно палитрой умирать.