Жизнь человека неповторима, непредсказуема. И несёт его, как щепку по бурной реке жизни. Натыкается на несчастья и беды, как на камни. Но нередко случается, что вытащит человека на тихий, радостный берег рука другого человека, и он снова почувствует твёрдую почву под ногами. О таком чудесном спасении поведал мне в своё время бывший житель посёлка Новокемского Александр Александрович Юдичев, ветеран двух войн – Финской и Великой Отечественной, проживший на свете почти 87 лет. Штурмовал линию Маннергейма на Карельском перешейке в 1939 году, участвовал в Сталинградской и Курской битвах и ни разу не был ранен. Вот такой счастливчик! - Родился я в 1911 году в деревне Ковжа, что стояла на берегу Белого озера, - рассказывал ветеран Александр Александрович. – Отец мой погиб в Петрограде в бурном 1917 году. В возрасте пяти лет со мной случилось несчастье: разбил паралич то ли от голода, то ли где- то застудился. Только лежу и ни ногами, и ни руками пошевелить не могу.

Пятый час бился следователь с Валькой Костровым и всё впустую! Валька учился в выпускном 11 классе, на носу были экзамены, а тут - беда! В полицию под замок угодил. «И всё из-за охоты, да сидел бы дома, нет – понесло!» - винил себя Валька, откровенно отвечая на вопросы дотошного следователя: -Покажи на схеме где ты стоял? Куда стрелял? И где находился твой дружок Витька Свистунов - покойничек уже! -Я уже говорил вам, вот я нарисовал – я стоял у валежины, а стрелял в глухаря, что сидел на ёлке, вот ёлка нарисована! А Витьки я не видел, он в другую сторону пошёл! Мы так условились перед этим у костра. Я иду на этот ток, он на другой. С вечера послушать сходили, прилетели глухари, порешили под утро, в темень ещё разойдёмся, и разошлись! -Порешили! Дружка твоего кто порешил? Ты стрелял в направлении его, мы же были на месте, он недалеко от ёлки был найден с пробитым лбом, а ты стрелял глухаря, и друга не заметил?

Смерть словно безжалостное пламя сожгла в душе всё, что недавно цвело и пело. Теперь там – в сердце чернело пепелище, и ко всему к чему пыталась прикоснуться она, превращалось в прах. Нигде в душе не было и зелёного ростка, душа окаменела и эта тяжесть теснила грудь, разрывала голову безысходностью. -Одна…опять одна! – уже не кричала она, обессиленная от плача и истерики, даже не шептала, а повторяла про себя, глядя в чёрный угол окна. У Дуси Мартыновой умер муж. После Нового года стал таять как свеча и к весне иссох, потерял силы и свалился с ног. В районке ещё утешали, а в области как приговор страшный диагноз – рак был поставлен быстро, и уставший врач вписал что-то в карточку, и, оставив Дусю наедине, только и промолвил: -Полгода…не больше… Врач не соврал. Смерть пришла как по расписанию, не пожалев никого, кроме больного. -Хоть отмучался… - горько утешала она себя у свежей могилки.

Николай Петрович, учитель истории, прибывший на курсы повышения квалификации в областной центр, к вечеру добрался до замызганного общежития на окраине областной столицы. Коменданша, через запотевшие очки долго рассматривала приезжего, много говорила о дисциплине и порядке, а, затем отвела педагога в одну из маленьких комнатёнок: -Тут есть один командировочный, тоже учитель, не скучно будет! Николай Петрович, зайдя без стеснения, поздоровался, протянув замёрзшую руку: -Николай Петрович Пронин, из Утинского района! Уже лежащий на кровати мужчина, встал на встречу гостю, расправив широкие плечи: - Славик! Давайте без официоза! Портнов из Дятловского района! Да это ближе к Кировской области! Дикий край - одним словом! Николай Петрович разделся, почувствовав тепло исходящее от батарей отопления, обрадовался: -Ну, по крайней мере, не замёрзнем! – пытаясь разговорить напарника, лежащего на кровати рядом. -А может для сугреву? И за встречу?

Глава – 1. История села Ковжа до XX века. Ковжа – распространённое географическое название. Есть одноимённые населённые пункты и в Череповецком районе и в Архангельской области. Но наше исследование посвящено селу Ковжа — что находится на маленьком островке в устье реки Ковжи в Белозерском районе Вологодской области. Входит в состав Куностьского сельского поселения, с точки зрения административно-территориального деления — в Куностьский сельсовет. (Приложение. Карта №1, №2.; фото №1-18) По данным переписи в 2002 году постоянного населения не было. Местные жители покинули этот населённый пункт в 60-е годы двадцатого века в связи с затоплением его при строительстве Волго-Балтийского канала имени В.И.Ленина. Поэтому, кроме воспоминаний местных жителей, в своей работе я обращаюсь, прежде всего, к исследователям этих мест. Впервые берега Белого озера были заселены очень давно, и известный российский археолог Макаров Н.А.

Лёнька сразу после окончания десятилетки пришёл работать на лесозавод, там мастерица, оценив осанку парня, поставила его катать баланы - брёвна, что через некоторое время, попав в стальные зубья пилорам, превращались в широкие доски. Работали в две смены – в день и в ночь. Лёнька привыкал к работе недолго, через неделю освоился и не отставал от других маститых работяг. Кроме обеда, выдавались и перекуры, на них мужики шумной толпой шли курить в слесарку, чтобы выкурить там по сигарете и уже в дымном чаду поболтать о жизни и узнать новости. Лёнька не отставал от мужиков и тоже с радостью шёл в слесарку, где каждую смену несли дежурство слесаря, готовые по первому зову подлечить старенькие пилорамы, где ключом, а где и кувалдой. Одним из слесарей был Могутной, так прозвали его за великую силу, что выделяла его из всех мужиков, работавших на лесозаводе, одни кулаки были как кирпичи, крошащие ударом всё подряд.

На рыбалку с Александром Македонским Живёт человек, ни о чём не тужит, никакая страсть его сердце не гложет, а только с тоскою смотрит он на тех людей, кто сжигает жизнь свою как спичку из-за увлечения, хобби или ещё чего-то непонятного, но такого заманчивого, приворотного, от чего ввек не отвязаться. Даже на краю могилы, вздох последний отдать готов за минуту счастья, удовольствия жить страстью своей безрассудно. Увлечённых людей много, глухих и чёрствых меньше. Но каждый увлечение своё хвалит, до небес возносит, осанну поёт и гимны. И от того происходящее вокруг его не очень трезво понимает, со своей колокольни на всё смотрит, хоть иная колокольня давно уж рухнула. Кто-то и с одной страстью управиться не может, а иной и с двумя живёт, изворачивается и не стонет. Толик Точилин, парнишка четырнадцати лет жил с детства в маленьком лесном посёлке на берегу довольно широкой реки, что изгибала своё русло среди бескрайних лесов.

Вовка Смелков учился в десятом классе в соседнем селе, в своей деревеньке была лишь школа - девятилетка. Мать и учителя всячески отговаривали его, указывая дорогу в город, где можно и среднее образование получить и профессию одновременно. Не послушал Вовка старших, характерный парень был, строптивость как у молодого жеребёнка, узду одеть мешала. А раз надумал, решил – валяй, шагай за двадцать километров до школы, и ещё квартиру искать надо, интернат в селе давно закрыли, оттого что учеников с периферии не стало. Хорошо директор душевной женщиной оказалась, комнатку у бабули одной выхлопотала, за плату конечно. Вовка с первого сентября и стал вживаться в новый коллектив, пытаясь завоевать авторитет у одноклассников, что поначалу с опаской посматривали на новичка.

Петрухе Самойлову в этом году брякнуло двадцать восемь годочков, по этому поводу уже с утра мать его твердила, будто пытаясь вдолбить в петрухину кудреватую голову одну мысль: -Жениться пора, загуляешься! И жениться не захочется! Ужо тридцать тебе скоро, все сверстники твои детей нарожали, а некоторые и по два раза женились, развестись успели…А ты и одного раза не можешь…Эх, не дождаться мне твоей свадьбы, так и умру, внуков не понянчив. Петрухе жениться хотелось давно, мысль эта зародилась ещё в шестом классе, когда он дружил со своей одноклассницей Верой Фофановой - полной отличницей и чистюлей. Ему в ней нравилось всё - её чистая одежда, длинные переливающиеся на солнце чёрные волосы, голос тонкий и звонкий, глаза голубые и серьёзные. А самое главное, тот уют, что она всегда приносила с собой.

Генка с Пашкой погодки, ещё дошкольники, и этот выходной день проводили дома. С утра по телевизору показывали новую серию мультфильма «Ну, погоди!» и братья сидели на диване плечо к плечу и дивились тому, так ловко провёл в очередной раз Заяц глупого Волка. Мать полдня стирала, отец ушёл на рыбалку. Они вспомнили как на кануне вечером они рассматривали разноцветные блёсны, что паял, а затем ловко начищал о свой валенок отец. Может быть он волшебник? Раз сумеет на желязяки поймать рыбу? Как то не верилось малышам. Потому они наперебой и спрашивали у него о рыбе, что могла бы попасться на эти снасти: -А акула словиться? – пытал отца Пашка. -А кит? – шепелявил Генка. -Ну, вы сейчас всю рыбу выловите и мне не оставите! Кит! Акула! За окунем пойду! Колючки у него, да тельняшка полосатая, завтра увидите! – пообещал он. А сегодня братцы уже несколько раз подбегали к окнам, поглядеть на дорогу, по которой должен был возвратиться рыбак.

Даёт видимо одним людям Бог призвание, так тихонько, незаметно подтолкнёт человека к намеченному пути и глядишь – шагает человек, судьбу свою вершит, дело полезное и доброе для всех людей делает, не замечая своих заслуг, не требуя славы и наград. Вот и Вера Петровна, отработав двадцать лет в маленькой деревенской школе учителем, недавно ещё упоённая коммунистическими идеалами всё же как – то поняла, нутром почувствовала несправедливость, что творили её односельчане. Стала принимать как укор, неприкрытый и горький стыд, что - то мерзкое и постыдное, да что там говорить, подленькое дело - измываться над верой предков своих, топтать ногами святыни и рушить стены храмов. Начала с малого, стала собирать данные о храме, что изуродованный и разломанный стоял наперекор невзгодам на крутом угоре посреди маленького, припёртого лесами к озеру села. Потеряв золоченые кресты, но, не склонив головы, он был виден отовсюду.

Павел Павлович примерил новый, недавно купленный пиджак, на котором в три ряда теснились военные награды. Сохраняя армейскую выправку бывший солдат, расправив плечи взглянул в зеркало, нет, не тот двадцатилетний новобранец смотрел на него, и не тот бравый разведчик, что таскал языков как курей через ничейную полосу, а старик, сухощавый и сгорбленный временем и болезнями пытался показать свою стать. -Время хуже пули! - поправил прядь седых волос Павел Павлович, и, закончив подготовку к своему самому главному празднику, взял с полки кошелёк с деньгами. - Пора! По дороге он зашёл к своей внучке, та училась в одиннадцатом классе школы и хотя и была занята подготовкой к экзаменам, увидав деда, стала одеваться: -А поминать будем, деда? - спросила она старика, прихорашиваясь у зеркала- но давай не как в прошлый раз!

-Ну, всё, дочку замуж пихнули худо – бедно! А раз замужняя - ломоть отрезанный! - кряхтел на печи Степан Круглов, вспоминая свадебную суету и расходы. -А жить как будут? Тебе что? А доченька, помнишь, из - под венца сбежать хотела, не люб он ей! Не люб! – откликнулась, давясь слезами, его жена Прасковья. - Кыш, старуха! - прошипел Степан и отвернулся к стенке, всё ещё переживая об истраченных деньгах - Любовь придумали, бабские сказки, помнишь, как сама шла? Стерпится – слюбится! Век с тобой прожили, а любви не видали, да к чему она им? Жена затихла, не отвечая мужу, жалея единственную дочь Марусю, что давесь спровадили с родного порога в чужой дом. А случилось всё быстро, завертелось и закружилось, разобрать и разложить по полочкам, прошедшее было некогда. Марусе шёл семнадцатый годок, парни её обходили, больно характер у неё был норовистый.

День Учителя подскочил незаметно, совсем недавно было начало сентября, а за окнами уже кружит листопадом октябрь. Ну, раз праздник, то и учителя маленькой сельской школы, как и вся педагогическая братия, праздновали его за широким столом. Вина было мало, женщины отказались сразу, снимая пробу с салатов и пирогов собственной выпечки, во всю расхваливая друг друга. А два учителя – мужчины, бог весть, как оставшиеся в школьных стенах, уже приговорили бутылку водки и вели неторопливый разговор ни о чём, наслаждаясь отдыхом. Виктор Сергеевич - учитель физкультуры и Александр Александрович – учитель истории были ровесниками, им уже стукнуло по полтиннику и они могли себе позволить в своих разговорах опираться на свой жизненный опыт. Завуч, молодая рыженькая и говорливая особа, в десятый раз поздравила свой коллектив, поднимая чашку чая. - И как это люди становятся учителями?

-Белые колонны…две. Четыре, ровные, высокие, как будто бы из дерева в деревянном доме, дом высокий, больше ничего. -Колонны? Какие они, прямые? Коническое, фигурные? Что кроме дома? Небо, сад, река? -Нет, ничего не вижу, небо кажется серое, сырость. Холод. -Так. Больше ничего вспомнить не можете. Хорошо. А чувства какие в вас это пробуждает? Радость, тревогу, печаль? -В том то и дело, доктор, что просыпаюсь, как от напоминания о чём-то? О чём не пойму. Да, тревожно после сна. Тревожно. Будто вспомнить чего-то хочу, но не могу! -А давно вам сон этот сниться, и с какой периодичностью? -Вначале редко, ну раз в год. А теперь часто. Раз … и колонны. Я и рисовать их стал. Вам принёс рисунок!- Сергей Иванович протянул врачу смятый листок с рисунком – Вот так я вижу их, две спереди и две как-бы поддерживают крышу дома, колонны прямые, окрашенные чем то белым. Известкой может. Ну, крышу они поддерживают, как бы вход в здание. Этот вход с колоннами. -Так значит дом?

В тот год осень как будто заблудилась в таёжных буреломах и чащобах, уснула на широких полях, утонула в заводях рек, хотя её все живущие в маленьком лесном посёлке, притаившемся на берегу тихой реки ждали с нетерпением. А лето было жарким и всем хотелось долгожданной прохлады. На календаре был конец сентября, а дня два назад над посёлком бушевала гроза, будто вернувшись из прошедшего и знойного лета. После грозы верующие не того в Бога, не то в нечисть местные старушки шептались между собой, глядя на чёрные тучи: -Не к добру! К беде! Беда не заставила себя ждать - через несколько дней после грозы повесился в своём доме молодой мужик Серёга Ветошкин, а было ему от роду всего тридцать лет. Казалось, причин ни каких не было, чтобы в петлю лезть, жил как все, даже лучше некоторых.

Лунушка. -Ну как? За Чёрным ручьем смотрели? Ничего? Куда теперь? В дебри и так лазили, чёрту на рога, а толку? Ладно, крикни мужикам «Отбой на сегодня!», завтра поиски продолжим. -А может, ещё пол часика по лесу походим, а что если рядом она, тогда что? До завтра? -Походим. Я уж ноги совсем стоптал, сапоги жмут, давай закругляться, куда уж? И так темнать стало, как бы самим не заплутать! А то нас-то кто искать пойдёт? Бабы чёли? Оне с перепугу и из изб не выходят, Лешея боятся. А мы чё, не боимся?- смеялся сам похожий на Лешего мужик, заросший бородой и усами, как пень мохом, поправляя ружьё на плече. Поиски продолжались неделю, председатель колхоза в страдную пору выделил лучших работников, оставив на полях одних женщин, докашивать по полям траву, сушить сено и метать его в огромные пузатые стога. Время уходило, лучшее летнее времечко ускользало в наполненные зноем поля. Председатель нервничал и курил беспрестанно: -Да куда она убрести то могла?

Запасной игрок. Кольку Саминова срочно вызвали в контору. Запыхавшаяся Светка - диспетчер, звонкоголосая как циркулярная пила, найдя его в гараже, заорала ему в ухо: -Начальство требует, срочно, что-то там у них горит? В кантору давай! Колька вскочил в промасленную кабину своего грохочущего «Кировца» и через десять минут, выбирая место среди луж и заборов, остановился у канторы рейда. -Так вот Саминов, отправляем тебя на курорт, понял куда? На курорт! Отдыхать значит поедешь, культурно в доме отдыха, у моря,. Бывал на море? Да какое там? Побываешь. Посмотришь, а чего дома в отпуске сидеть? – поправил галстук профорг Сёмёныч. -Да я не хочу. Чего там делать, отдыхать.