Люди едят людей, по кусочку откусывают… И мою красоту съели светло-русую. Между двух камней листком зеленым перетерли в такой же камень, а не сломан. Волком извылся – изподыхался крысой за одно горчичное зернышко, одно на всем свете. Плавал в ртути, ел гарь, а все-равно чистым не спасал бог, берегли черти. Не выбить его, внутри такой гвоздь, а кто вбивал, поди, теперь расследуй. Ну что теперь, - так случилось, не пришлось… Что ж теперь не жить? А мы по небу… пошли погуляем, я буду Тебя держать зА руку, а ты мне, о чем нибудь говорить. О том, что Ты в моей жизни главное, о том, что мол надо жить. А ведь не скажешь, не пойдешь, и руки не подашь. Вот такой вот мир: гнилой, твой - не наш. Да никакой здесь радости, и никакой боли. А всё привидеться в пелене и копоти густой: дерево с цветами белыми и прорубь… И будто Ты, никогда не утопишь меня в проруби той.

"Я ломал стекло, как шоколад в руке" Наутилус Кричи ты, или не кричи, а я все ж Твой недоношенный, жалкий стихомудень. Вот вижу лес над головой, там мы с Тобой гулять не будем. В этот век интерактивно-цифрового дерьма ( как будто раньше гадили меньше, только, что не по мою душу.) ты хороша, как где-то спрятанный бутон. О, Твой кентавр! Пускай навалит Тебе, словно в решето… Да ты прости меня, я б тоже был бы, как и ты светел, если бы у меня была Ты. В ветрах обычных, и простых летели б мы, и пафосно зависли, и не лежал бы я гнильем под кучей листьев, мерзких листьев. Я видел мир: говно гавном, а люди, черви помрачающие страхом. И даже ты, принцесса за окном меня смеясь, послала на хуй. Сыграй, станцуй- трам-пам – парам... На свадьбе, на женитьбе – как угодно. Давай, как хочешь: в сердце, в хлам… Мне все-равно, я съел свой полдень. Да, что с тобой? Пойми хоть счас своим расшитым мозгом, зачем ты где то насрала, что я маньяк? Пойми же дура, да пойми же,

Человечек плывет, и хватается за бревно, Он кого-то любил, но больше не ждет. Каждый день говорит он: «Мне все – равно.» А зима подвывает ему у ворот… Человечек искал в себе пафосно гибель, Ржавой стружкой летел не спеша в решето. Кто – то крикнул ему: «Тебя ненавидят!» Он ответил смеясь: « Значит было за что…» Человечек рисует картину из кружев, Хочет девочке – Фее дать сердце из льдин. Она скажет: « Подарок твой нахрен не нужен. Замолчи обо мне, навсегда не приди.» Хохотал человечек в своем подземелье, Его радость и солнце сгорели в печи. В самых близких краях мы пропеть не успели… Человечек кричал, но теперь он молчит.

Имбецилы не въедут в мою броню. Примут в правду, а это броня. Кто – то жрет сей-час ложкой любовь мою, Без меня хоронили, дурного меня. Они скажут: «Да все это бред… Ты иди погуляй, а потом полечись…» Только я все - равно растворяюсь в костре И ползу по снегу, словно серая рысь. Это слово для вас, для Тебя и для них… Ты не злись на меня, не вини за мой стих. Девочка – Фея, мне иллюзией быть, не твоей судьбы, но звучишь ты внутри, что не встать и не сесть. Да прости ты меня, за то, что я был И конечно, за то, что я есть.

Я боюсь, что самолёт, в котором я лечу, упадёт, ведь это, мой для Тебя самолёт. Да, крылья Твои уже не те, что гусеница не рождённая на зелёном листе. Но Ты всё - равно девушка, у которой, есть лицензия на отстрел ангелов. Ты давала, и смеялась, и вся такая нежная… А здесь была, то самое нужное, самое главное. Только между нами; я не самоубийца, просто я не могу вдыхать эту на тебе замешанную гарь. Мой подарок посмотришь после, на последней странице… Это было для Тебя, так и знай, тварь.

Я автор. Я не человек. Я нашел имя в рукаве… И там же, я его похоронил. И больше, никого так не любил. Слышишь, как цветы поют и болят в уговоре кричать для Тебя из этой помойки? От петли, до мыла – Храм, но снова петля… С крыши прыгну, или горло себе перережу, все в Твои пошло – светлые строки. Я автор. Я не человек. Как ржавчина краснеет на траве Красивое, поганое, все жарится в котле… то в смертном выпаде, то в душном чтении, на веселе. Но я не человек, я автор. И я умру, через несколько лет, а может быть завтра… Может быть, завтра. И буду я ползти, словно скоробей. Пчелы никогда не покинут улей. Автор до сих пор пишет о Тебе, автор Тебя любит. Автор, Тебя любит.

Улетела птичка, упорхнула… В теплые края. В теплые края… И смеялась в трубку загнанному мулу, Тварь продажная, змея. Змея. Но все равно, во следах Твоих виноград зеленый, хоть и зелености в Тебе не осталось. Повозка хвалиться нам и кричит, пора… И в мире черной звездой заплеталась. На вокзале умирала…. На вокзале… козлина какой то, мечту обезглавил. Со слезами, да не за тех со слезами поливали смолой и бросали гравий… И зачала злой под сердцем плод, сломав под ногами лежащему позвоночник. О, споет…Схлынет дымом и, заберет… Солнце. Мир кончен. Мир кончен. Мир – кончен. Там: Не Мы. Не Мы. Не Мы. Правда красивый вид?

У моей мечты в дерьме крылья И озера липкой ржавчиной зАлиты… У моей мечты глаза зеленые, красивые… (Что со мной сей-час, Вы знали бы. Знали бы…) Разложенный по полу на фабрике дров, в легких пыль с серой нитрой… А мне без Вас, каждая минута здесь срок, только почему, Вы оказались разлиты?... Почему Вы разлиты?... На «Вы» к Тебе стал, вот приперло… Черт с ним, лишь бы жива была и здорова. Ты мне рукой светлой перерезала горло. Одна мне правда – усталый холод во всем теле и, в тонком вздохе… Кем дана Ты: радостью светлой или каким идолом, все равно бы, замерзнуть под Твоими окнами. Все равно Ты будешь мне добрая, открытая. Я к Тебе потом приду, как подарок… Что хочешь делай, только дай встать на колени. Ты меня пред тем как… отепли своими руками. Бог с Тобой, все равно будешь последняя… Последняя…Последняя.

Я так хотел, чтобы было нормально и в чем - то даже, как у всех. Что бы никто не заходил в твои спальни, никто не знал Твою постель… Вся наша жизнь череда, от рождений до похорон. От похорон, до забвений… И если, это все, что есть, то почему, так больно? И объяснить не имею знаний, сказать, не имею слов. Явили сюда, и терпеть наказали… Терпеть. Без амнистии серый срок. Но идти, хоть и все в горьком жиру… который осознавать и видеть устал. Скулы сводит. Сжимаю кулаки. И знаю…, что живу. Идти, пока есть красота… Ты.

"Я спою и швырну вам на стол ворох шелковых кружев В переплетьи которых гохочет шаманский мой бубен" Сплин Один из светлых будет молчать… Гопники усмехнутся. А мне бы стену у плеча, и радости твоей пару унций… Наташенька, выйди на крыльцо, Хочу слышать шаги ног твоих… В металлической стружке, парящий свинцом в костре из железа и книг… Ну что же…Пошли? – Так пойдем. Усталость, боль… дрожат суставы у мира всех – не в твой колодец, не в твой дом Рукой окрестит первородный свет, потом оставит. Оставит… Во свете ржавом прекрасна. Успокоится в цветке оконном… Здравствуй Наталья. Здравствуй… Только врятли ты меня вспомнишь. Врятли, ты меня вспомнишь…

"Не жаль реального - жаль иллюзорного" 7 раса Шла… . Шел… Мне – им: все - равно. Да какая любовь в этом затхлом поезде! Только тяжесть на плечи горой, Да о Тебе, от Тебя… не добрые новости… Ну, хоть улыбнись, хоть разок обними. Я в асфальте не вижу никакого просвета… И в глазах, и в руках эти серые – мокрые дни Из Тебя – для Тебя, из холодного облака клеток… Что ни шаг, то овраг, и все в горках… Их не помнит кто – то, не знаем мы. Завязались, переплелись – явились в холод… Все, что дать Тебе мог я – псалмы. Шла… . Шел… Мне – им: все – равно, Хоть и любовь издыхала в этом поезде. Не видать, только тяжесть вяжет горой, Да что же опять от Тебя эти новости?...

Из крови цветы в пересохшей вазе меркли… Мир был и есть, и становится серым. Не крестились богу мы, когда были в церкви, а что душой кривить, мы в него не верим. Двадцать один год я несу в себе пафос Недобитой собакой в крике птенца… Янтарь ты мой зеленый, нет, ты не показалась. Ты реальна, пока дышат парафиновые сердца, в парафиновых домах с позолоченной каймой. Разрывая мозг, в центре белого лотоса… Ковыляя от круга к кругу – возвращаясь из дома домой Навсегда и на день неизвестным потомкам разослана…