В восьмидесятые счастливые года, еще ребенком я усвоил теорему: определенно, нас преследует беда в цилиндре с блеском и во фраке дяди Сэма. И яркий с виду полосато - звездный флаг впремену брошенного жребия земного народов доброй воли злейший враг, достойный искренне лишь матерного слога. Но нам, десятилетним пацанам, в войну игравшим лишь забавы ради, в те времена казалось, что Вьетнам - игра, а игроки - большие дяди. Сквозь занавес железный этих лет, в немое восклицание вопросов вползал туманом чуть заметный свет на список черных дел "америкосов". Трезвонила во все колокола идеям Маркса преданная пресса. А масса населения ждала с открытым неподдельным интересом в политкорректной вотчине рубля с запасом перештопанных колготок заветный груз, а проще говоря - гуманитарки, заграничных ярких шмоток. Оденешься, как денди: ну, держись, страна трудяг с подпольным капиталом! Америка, о,

Уставший от каторги долгих, как Вечность, ночей, клеймённый тавром инквизиций бессонницы разум сломал не десяток – бессчётно отмычек – ключей, пакуя в обёртку из рифм наболевшие фразы. Рассветный бальзам не бодрит, не пленяет закат, приелось всё, стало обыденно, скучно и пресно. А бог конвертирует жизнь в непривычный формат, в шифровке используя кодек, досель не известный. Меняет ip – адреса и пингует канал, тестируя скорость обмена пакетами данных… кодирует сеть, чтобы доступ никто не взломал к почтовому ящику, став визитёром незваным. А мы толстокожи в стремленье своём к «крутизне», циничны, заносчивы и туполобо – упрямы настолько, что все откровения свыше – извне сметаем с извилин, считая продвинутым спамом. Технически грамотный «новый» индийский брамин, отставив ведический ключ к расшифровке мандалы, сказал бы, что сущий всея на Земле – сисадмин, а нас приравнял к его мудрости временным файлам. Апгрейдил систему, порой допуская прокол, и софт обновлял, совершенствуя лик мироз

Держишься крепко в седле, мой друг? Уверен? Цепко схватил поводья, себя храня? Веришь в себя? Да воздастся тебе по вере… Молишься богу? Молись о судьбе коня… Свято, как бог, православной молитвы слово. И бодигард крылатый к спине спина. Всё хорошо... Только ржавая сталь подковы даже при ярком свете от язв черна. Пусть за твоей спиной плотным строем боги… Пропасти Ада и Рая священный клир… Лишь не ступил бы конь посреди дороги в свой долгожданный обещанный «лучший мир»… Ты подчиняешь лёд, укрощаешь пламень… гордая поступь… достаток, почёт и власть… Всё хорошо… Но порой даже малый камень может стать картой, что ляжет коню «не в масть». Выдохнет Вечность в лицо придорожной пылью и преподаст тебе дорогой урок. Конь твой беспомощен – порваны сухожилия: случай нелепый? фатум - Судьба?

В аудитории стояла тишина: величина, которой нет эквивалента, которой не отыщешь эталона в системе величин и единиц. Задумчивый профессор у окна- верховный жрец...И глупые студенты творили многократные поклоны над партами и с мимикою лиц, достойной драм, шекспировских трагедий (рожденье истин неизменно в муках), с запасом ограниченных познаний ответ достойный быстро не найдешь. в любом и каждом - в летаргии гений, светило незажженное науки, но мал предмет научных изысканий- сегодня препарируется вошь. И тут в почти церковной тишине внезапно скрип не смазанной телеги... Бумажный шелест (спрятаны шпаргалки).. Старик изволил слово обронить. " У мелкой твари в проклятой стране. мои достопочтенные коллеги, живущей в положеньи нелегалки, есть тоже историческая нить, ведущая в далекое былое, как знать, быть может даже с родословной, в то прошлое, в котором доставался легко нечистой вше насущный хлеб... к истокам монархического строя, где не были равны все поголовно и за спиною гниды красовалс

Тяжело расставаться со сном, как бы ни был кошмарен, ведь действительность в жанре Альфреда Хичкока творит: здесь такие же, как и во сне, но реальные твари, на меня не поставит никто, ведь не я фаворит. Караулит Судьбу мрачный Призрак Последнего Вдоха, заставляет работать, как вол, не щадя живота. Я пришёл в этот мир по велению высшего Бога... Я живу... я дышу... и обязан платить по счетам... Медный грош, "отутюженный" доллар и мятую гривну отдаю, чтобы "завтра" бесславным "вчера" окрестить. Ведь не хлебом единым, Всевышний!...

Он брел, принюхиваясь к ветру... Паром Судьбы подставил трап и бросил сотни километров под мягкую упругость лап.

Сегодня мне покой дарован свыше, устал судьбу пророчить Зодиак, струится лунный свет по скату крыши, безмолвна ночь и это-добрый знак. Шрапнелью звезд "Веселый Роджер" ночи изранен и на черных парусах в земную гавань тихо входит полночь, срывая с места мозга полюса. А жизнь...она все так же непонятна... в звучании,как нота,коротка... Что дней ушедших не вернуть обратно ты понимаешь после сорока... Стрелки-амуры зачехлили луки, забросив лихо за спину колчан: раздав любви пленительные муки спокойно спят младенцы по ночам. Ты,как мишень,изрядно истрепался, довольно было дам в твоей судьбе. Но гложет грусть:колчан пустым остался- в нем нет стрелы,назначенной тебе... Ничто не вечно,право,под луною: впустую,по рукам да с молотка ушли все чувства...Крылья за спиною теряешь где-то после сорока... Лишь мир познал на тысяную долю, как он опять сменил привычный цвет: закат звезды ты задержат

Как короток и жалок путь земной под властью мне неведомого бога! Испепеляет сердце едкий зной и ступни - раскаленная дорога. В судьбу мою вплелась судьба клинка, лицо срослось с решеткою забрала. И хваткою железною рука вцепилась в душу черствую металла. Осталась в прошлом рыцарская честь, в бою дворянский титул непригоден. Здесь всем обещан христианский крест, но не любой увидит Гроб Господень. Страшится слуг, наряженных в рванье святой отец и прячет крест под рясой. По смерти их сравняет воронье, с костей обоих склевывая мясо. Святой отец, грехи мне отпусти! Пока ты жив...пока на что-то годен! И веруй свято в то, что воскресит тебя, тщедушный пастырь, Гроб Господень! Настанет день твой судный, еретик! Клинок тебя заденет за живое... ворвется боль в короткий хриплый крик и сменится протяжным волчьим воем. Реликвия, как милость, раздает кому - богатство, а кому - могилу. И счастье, коль священник мне не врет... Вперед!

Нечесанный сроду кобель с непонятным окрасом, в тени у ограды, от шумной дороги в сторонке разлегся,шельмец, от жары помутившимся глазом кося в направлении статной блондинки-болонки. И думал,уверен,башкой полусонно мотая (ну,так,чтоб к себе не привлечь благородного гнева): "Какая красивая шерсть...А осанка какая!! А в венах-то кровь голубая,поди...Королева! Едрить,приключилась со мной неприятная штука: вот так вот влюбиться!В кого!И в такие-то годы! Оно и понятно,конечно,ведь, все-таки, сука. Хотя,хоть и сука,но,все-таки,редкой породы... Сейчас подниму неспеша сухощавые мощи и к ней подкачу по давно отработанной схеме, и вид отмороженный приняв,да с мордой попроще, облаю кого-то при ней,как всегда,не по теме. А я ведь еще хоть-куда.И плевать мне на годы! А,вдруг,поглядев на меня,отвернется без звука?

Ничего, кроме злости, в глазах у бездомного пса. И доверия к тварям двуногим в душе - ни на йоту. Только память... на сломанных ребрах - удар колеса. Да залившая землю сухую кровавая рвота. Он не помнил...не видел лица за сиянием фар... Оглушаемый доисторическим воем сигнала, он глаза исступленно закрыл, принимая удар, и упрятал несносную боль за страдальца оскалом. И обьятья раскрыла земля...

А все не так,как мне б того хотелось- приелась вереница серых дней... И,черт возьми,обыденность приелась, нехватка света и игра теней. Мечталось ли о чем-то?Да,мечталось, нескладно и несмело,невпопад. Взамен осталось что-то?Да,осталось... Несвязность слов,вплетенная в закат. Я выбраться хочу из лабиринта, я пью стихов целительный отвар. А жизнь в конце строки ведет постскриптум: ты-узник лабиринта,минотавр. Раскроен мир на утро,день и вечер, и Мойры нить судьбы моей сучат, в нее вплетая расставанья,встречи, что новым расставанием горчат. Душа и мысли что-то не на месте: никак устала нить сучить Клото, боюсь,Лахесис скажет"Много чести...", а их сестрица подведет итог. А нить,хоть истончала,а не рвется, кружит,сбивая ритм,веретено: не дышится,не спится и не пьется- такое невеселое кино.... Измучили извечные вопросы: как быть,что делать и куда идти... Мой мир-похлеще лабиринта Кносса и нити Ариадны не найти. А я открыл способность минотавра: любить способен,хоть и злобен рык. Ревнивым мож

Да,Родину,увы,не выбирают... Согласен,но хотелось бы узнать, кто души и тела распределяет... И пару слов неласковых сказать... Рулетку крутит неизвестный Некто, бросает кости...карты раздает... Удача с переменчивым эффектом кого ласкает,а кого-то бьет... Мне Родина скрутила толстый кукиш: не благородных,дескать,ты кровей... Я-пасынок,а ты,похоже,любишь с хорошей родословной сыновей... Ты их лелеишь,холишь,опекаешь, кусками наделяя пожирней. Меня же коркой хлеба попрекаешь... Оно,понятно,матери видней. Какие,к черту,родственные связи? О чем вести изволите вы речь, когда она,чтоб дать карету князю, отнять готова у Емели печь. Пинком под зад"Иди,мужик,работай, чтоб толпы генералов прокормить! А я тебя не обойду заботой, когда настанет время хоронить... Нарежу пай земли-пусть будет пухом. Смолой всплакнет сосновая доска, о том,что мать с тобой общалась сухо, была непримирима и резка." Да,Родину,увы,не вы

Господин президент,не сочтите за дерзость, не велите наивное чадо казнить- обращаюсь на Вы и за всю нашу мерзость честь имею Величество Ваше винить. Припадая к запястью старушки Европы, поцелуям подставив младенческий лоб Вы от счастья забыли о Ваших холопах... Обращается к Вам самый наглый холоп... Придержите волков из чиновничьей стаи, ведь житья не дают,оборзели вконец: разгулялись,бесчинствуют,меры не зная, вырезая под ноль поголовье овец... Господин президент,а ведь Вы обещали накормить всех голодных,пять пышных хлебов заготовили впрок...А вот мы обнищали по вине Вашей свиты отвязных жлобов. Хуже ига монгольского слуги народа, что активно врастают в помещичий быт и с размахом живут,не стесняясь расходов при кормушке,в которой для них безлимит. Оторвите свой взгляд от тряпья от Версаче, от чилийских бриллиантов и курса валют и давайте о нации нашей поплачем, той которой не в спину,а в душу плюют... Вам на ужин сегодня подали лангуста и налили в бокал дорогое вино.. А у подданных

Не коснулось висков серебро седины, не изрезали лица морщины-овраги- наступают на пятки и в спину толкают кто с рожденьем на десять годков опоздал. Похищают у нас наши вещие сны, а те мысли,что мы доверяем бумаге, обесчестив,открыто ногой попирает кто еще не любил,не горел,не страдал. Идеалы снося,разбивая преграды, грани зла перейдя и запреты нарушив, нагло скалясь в лицо безупречным прикусом белоснежных,на волчьи похожих,клыков поколение "Пепси" не знает пощады- прет во тьму по ногам,головам и по душам, соблазняясь любым сатанинским искусом, наплевав на уроки минувших веков. Волосатые хиппи и яркие панки, вам на смену пришли депрессивные готы, бас-гитару,воспевшую рока победу, синтетическим "трэшем" по гриф занесло. Затаились,притихли,как птахи-подранки, нам ломают кадык солдафонские боты бритых наголо,"кайф" потянувших скинхэдов, души в кровь режет чаяний битых стекло. Прислонившись спиной к двадцать первому веку, в грудь сменившего века рукой упираясь, покрываем себя эфемерной защи

Он был несмышленым пушистым щенком, наивно глядевшим на мир необъятный, пленивший его какофонией звуков и солнечным светом слепивший глаза. Он был с ним пока что еще не знаком- ведь мир был огромным,таким непонятным, с большим изобилием шорохов,стуков, в небесной лазури вскипала слеза, к земле устремляясь невиданным ливнем, от пыли дорог омывая березы, текла под щенячьи мохнатые лапы, собратьев его заставляя визжать. Но небо под утро становится синим, а радость сменяют соленые слезы. И жизнь нарезает привычные штампы, готовая твердой рукою прижать. Однажды случилось,что дверь распахнулась, пахнув ароматом цветущей сирени, и сердце щенка пробудилось от скуки, неясно предчувствую шаг новизны. От бешеных ритмов на миг захлебнулось, развеяв остатки дремоты и лени- к щенку протянулись доверчиво руки, в ладонях неся сладкий запах весны. И он,повернув на пленительный запах, от свежего ветра на миг затрусился, но жажда познания страх поборола, толкая к горячим рукам малыша. И двинулся бойко на

Ветер…странник земли… истрепал паруса, словно тело Христа на распятиях мачт галеона… Тлеют судьбы от счастья вдали…. но бесстрастны к слезам и молитв голосам интересы испанской короны… Тих океан… Но это просто уснувший вулкан… Тихим шепотом… с покаяньем в слезах и с покорностью рабской в глазах обращаюсь с надеждою грешника к деве пречистой… Только золото… словно грязь на перстах словно ложь на бесчестных устах ненасытной распутной жестокой эпохи конкисты… Жажда…на иссохших губах… в горьком вкусе слюны кровь разбитой десны с паранойей жестокого века…. Сажа… и песок на зубах… и преследуют сны с чувством горькой вины о разрушенном рае ацтеков… Памяти плеть… Мы по раю рассеяли Смерть… Тихим шепотом… с покаяньем в слезах и с покорностью рабской в глазах обращаюсь с надеждою грешника к деве пречистой… Только золото… словно грязь на перстах словно ложь на бесчестных устах ненасытн

Ей бога, братцы, постригусь в монахи! Осточертело выживать в миру! Судьба полощет стиранной рубахой на социума северном ветру. Я просто пыль под века башмаками, нейтрон в цепной реакции минут, романтик со стальными кулаками и, волей божьей, презабавный шут. Всевышний позаботился о боли: без трепанаций в черепе - ни дня. Мозги вправляет...Я шутить изволю, когда он забывает про меня. Творец Земли и пращур демиургов во всем талантлив и велик душой... всегда был практикующим хирургом... С талантом сим ко мне он снизошел. Теперь, как говорится, ближе к делу: отправлюсь храма обивать порог. Священник спросит: "Отрок, в чем же дело? Кто вразумил тебя?" "Да уж не бог..." Ищу спасенья, тишины, покоя, замшелый скит, затерянный в глуши, невиданное что-нибудь такое... причал миров, отдушину души... У нас, по эту сторону ограды, у вашей паствы, кстати, злобный нрав: конфликты сеем, строим баррикады и выясняем, кто из нас не прав.

Довольно править строк моих ряды и жизнь мою вгонять в чужие рамки. Я делаю не верные ходы, но не стремлюсь любой ценою в дамки. Живу, как все, в пределах двух цветов: на белом поле черным оскандален. Стремишься в дамки? Значит, будь готов быть вбитым в цвет своей диагонали. И, пальцами до боли сжав виски, взорваться пульсом рваным по итогам: ведь узником стоклеточной доски стать может тот, кто быть стремился богом. Не троньте медных струн моей души, мотив не подобрать, струна порвется. И боль любви, которой я грешил в пустое небо голубем ворвется. Пусть оборвется голубя полет на первых взмахах молнии стрелою, но выживет, я верю, стайка нот, рожденная оборванной струною. Один неполный вдох, короткий миг... порвались струны, нервы истончали.... Не троньте струн, играйте на своих, чтоб ваши ноты в небе зазвучали. Довольно тасовать колоду дней, раскладывать пасьянс событий давних, из будущего прошлое видней, а в настоящем веки словно ставни.

Ты можешь быть безгрешен, как Христос.Да что Христос! Трисвятым, как создатель! Быть падшим Сатаной… не в том вопрос.… А в том, что ждет тебя Доброжелатель. Он зреет тихо, словно фрукт в саду. Тебе, клянусь, ничто не угрожает, пока в судьбой назначенном году вопрос не встанет сбора урожая. Тряхнет Всевышний с фруктом деревцо,сорвет поспевший плод с тяжелой ветки: скользнет в почтовый ящик письмецо от «зоркой и внимательной соседки». В нем черной пастой слово – серебро сквозь жалкие потуги анонима: «Ваш благоверный…бес ему в ребро…а я недавно проходила мимо… душа болит – хочу спасти семью…сама видала – с бабою под руку…» Доброжелательница, как же, мать твою!Ведь ты же позавидовала, сука! Чему?

Уже огонь осеннего костра лизнул ступни языческого лета. Но город осаждавшие ветра притихли в ожидании рассвета… Причудлив и нелеп театр теней, на логику намека нет и близко. Мне душу правит сон. А я во сне веду с Весной ушедшей переписку… Болезненна осенняя печаль. Что было раньше ливнем, нынче – слезы… Пролил ее святых небес Грааль, дождем на повзрослевшие березы. Чернила и бумагу – все под пресс, старинное – в почете, но не в моде: с Весною переписка – в смс. О чем угодно, но не о погоде. «-Привет, родная…Скоро ли придешь? Затосковал…измаялся…заждался…» «- Наивный… Неужель доселе ждешь? Я попрощалась. Ты не догадался?» «- Отозвалась… Ты, все таки, жива… А сколько лет минуло? Двадцать восемь? В осенних мыслях тонет голова и волосы прореживает осень… Седин не осыпает серебро и, кажется, для грусти нет причины… И бес не бьет, казалось бы, в ребро… Но лоб упорно бороздят морщины…» «-Довольно ныть, держи себя в руках!