Прав Эйнштейн и это скверно, что не будет достоверным утверждение любое. И пешка может съесть ферзя. Абсолютных не бывает величин и кто ж не знает, что продают и подставляют «абсолютные» друзья. С появленьем интернета понимаешь, что газеты были, всё таки, честнее и намного меньшим злом. Коль за чистую монету примешь то, а может это – сударь, Ваша песня спета, сударь, Вам не повезло… Относительны законы, и святыни, и иконы… Кто-то скажет «Неприлично святотатствовать. Окстись!» Мол, заткнись, побойся Бога. Вон! И скатертью дорога! «Относительная личность»… Что вы, братцы... это жизнь… Молодой я или старый – угадай по аватару. Мне семнадцать лет от роду или семьдесят один? Кто атлет, кто доходяга – все в сети полны отваги, будь то нищий бедолага иль почтенный господин. Познакомимся же, дамы: я сегодня далай-лама, воплощенье бодхисатвы, сам Ешэ Тэнцзин Гьямцхо. Вас сомнения терзают, ведь чудес же не бывает. Я не де юре, а де факто.

Ткнулся носом холодным в помятую щёку рассвет, по-собачьи, вцепившись зубами, стянул одеяло: пробудись, лежебока! Вставай, самородок-поэт, и воспой это утрой строкой красоты небывалой! Потянись за суставом сустав и зевни, словно кот… в потемневшей от времени турке свари крепкий кофе… и отправь разжиревшую в лености душу в полёт, перестань пародировать муки Христа на Голгофе. За окном, как в рекламе прокладок, комфортно и сухо, не клокочет ещё осерчавшим вулканом прогресс, город дремлет, накинув боа тополиного пуха, заливая оконные стёкла эмалью небес. Ритм сердечный размерен, а мысли по-детски чисты, подготовила к записи свежий пергамент планида. И шныряют различных мастей дворовые коты с деловым независимым, в общем-то, офисным видом. Хорошо-то как, боже мой!

Духами акаций насыщены ветры мая, распахнуто настежь навстречу ему окно. Но смерть поселилась здесь, на задворках рая. действительность сделав кошмарным тяжёлым сном. Шаги сумасброда-дня в горизонт всё глуше. Но смерти и отдых неведом, и чужд покой. Здесь каждую ночь вырываются чьи-то души из тел обжитых беспощадной её рукой. Податлива плоть. И лепить из неё химеры для смерти привычно: её извращённый вкус ложится в архивы с пометкой «Не для слабонервных», выводится в сеть со значком «18 плюс». В объятьях жгута медицинского сжаты вены… Агонии шёпот бессвязный съедает крик… И всё это рядом, в соседней с моей Вселенной, границы способной стереть за какой-то миг. Басит ПКТ, тарахтит АКМ-истерик… взрывная волна рикошетит от стен и крыш… В соседней Вселенной.

Всё предсказано, вписано в летопись, сшито в буклет. Для любой бесхребетной простейшей и мыслящей твари разработан, подписан и сдан в производство проект. Остаётся смотреть, как сбывается божий сценарий. Не спешите мне ставить диагноз с цинизмом врачей, по винту разбирая конструкцию нервной системы и сканировать личность при помощи тестов-ключей, собирая из паззлов-нейронов картину проблемы. Вот, сейчас я ударю по клавише, медля слегка, указательным пальцем водя, словно знак выбирая. Представляйте картинку: над «клавой» зависла рука, как душа меж шашлычною ада и кущами рая. Даже мне неизвестен конечный итог, результат. Но в одном я уверен: в далёкой заоблачной выси просчитал, приготовил и в дело пустил вариант генератор случайных событий, решений и чисел. В понимании нашем.

Взойти на крест, пожалуй, будет проще… стерпеть насмешки, блажь толпы и плеть… и боль, когда копьё пронзает «мощи». А вот воскреснуть – надобно уметь. Дано не многим.

В народе твердят, что забава одна – не потеха: ты можешь всю жизнь, как японец, вопить «Банзай!» - настанет момент и послышится «Тпру! Приехал!» - в мужицкой манере осклабится Смерть: «Слезай…» Намеряли лет без болезней великие тыщи: патроны закончатся - вставим ещё рожок. Но смотрит на свой хронометр творец – Всевышний. И шьётся костюм последний – к стежку стежок. Хозяева жизни и судеб творцы? Извините! Поверка на прочность твою – обстоятельств пресс. И шепчет «Постой…» над ухом твоим хранитель. Толкает под локоть «Давай!» провокатор – бес. И нет бы одуматься, остепениться малость… Мотор не сбоит?

Сказано всё и спето. На деке – пыль. Слово и мысль отлиты в строки чугун. В прошлом сезон штормов, тишина и штиль, сорваны связки и вырван язык у струн. Пальцы набей до мозолей кровавых, но сколько бы ты ни старался - напрасный труд выжать из струн потускневших живой аккорд: если неволишь душу – то струны лгут. Вены не режу, патрон не вгоняю в ствол, в петлю – слабо да и к ядам не так охоч. Просто расслабился, братцы, и жду укол: впрыснет инъекцию сна мед. сестричка-ночь. Флот сновидений на рейде в другом порту станет на якорь, разгрузит товар, а мне просто забыться бы, бросившись в черноту, равную той, что маячит всю ночь в окне. Сказано всё и спето.

Совесть, свобода и честь с молотка, за гроши… Лот никудышный: подделка… снимают с торгов… Над головами – фетиш всеобъемлющей лжи: нимб полудьяволов, новоявленных богов. Свергнут с престола Христос и низложен Аллах, слово молитвы сравнялось по ценности с хламом: нет отражения божьего на куполах, прямолинейности в душах и святости в храмах. Харкает кровью несчастья хлебнувший Восток, платит за право на жизнь и свободу смертями… Правда всё глубже уходит в зыбучий песок лжи, подселённой в сознание масс новостями. В монаршее кресло нацизмом усаженный князь, опухший, как всплывший утопленник, вследствие пьянки велел лить цистернами ложь и ушатами грязь на голову правды за грязные доллары янки. Ну, всё! Надоело!

Спасаясь от зноя, дождей и студёного ветра в стандартном проекте безликого серого зодчества на площади тридцать квадратных (с погрешностью) метров ютилось, вживаясь в хозяина роль, одиночество. С момента торжественной сдачи минуло полгода… ко въезду счастливца-хозяина в горе-квартиру там корни пустила субстанция среднего рода, царя в микроклимате ей подчинённого мира. Сочилось из стен через серые поры бетона, цеплялось за холст потолка и сползало по стенам, и быт человека своим подчиняла законам, склоняя семейство к разводу, разъезду, размену. Его потешала гримаса испуга на лицах и ритмы чечётки в ночи отбивавшие зубы: стучало по рамам и шлепало по половицам в улыбке беззубой раздвинув бескровные губы. И нужно отметить, что цели своей добивалось в манере своей инквизиторской сил не жалея, пока полноправной владычицей не оставалось квартиры, жильца одинокой душою владея. Да скольким хозяйкою стало за многие годы! Из душ, как из блюдца, лакало эссенцию боли… Тоску вечеров разбавля

У вольного ветра с бездомным бродягою-псом по ёмкостям душ в равной мере разлита свобода, в попутчики вечные случай бродягам сосватан, дороги увиты опасностей цепким плющом. Протяжной да хриплою нотами их голосов спроважена ночи, рассветом доеденной, кода. У нового дня пятый туз за обшлагом припрятан и острый кинжал ассасина сокрыт под плащом. Сюжеты ночные пришли к долгожданной развязке, застыли, вжимаясь в углов измерение, тени. И медное солнце вкатилось расплывчатым диском, наотмашь лучом, как перчаткой, хлестнув по глазам. Пора надевать скоморошьи наряды да маски, на плечи усталые взваливать крест неврастений, вцепиться зубами в тягучую будней ириску, на цепь посадив недовольно ворчащего пса. Того, что во мне просыпается после заката, скулит и скребётся, отчаянно рвётся наружу, когда одиночество уши забьёт тишиною, устало задёрнув портьеру моею рукой. Моими глазами он смотрит на мир виновато, снимая, как комнату в старой гостинице, душу бродяжью свою философию делит со мною, сменя

Классический поэт… Каков он есть?

Сколько досадных нелепиц бывает на свете! Самое время вздохнуть, погрустнеть, прослезиться: все помешались на рейтинге… рейтинг да рейтинг… Тьфу ты, прости меня, Господи… место в таблице. Кто-то, к примеру, внезапно скопытился, помер. Раньше б слезу уронили: кого отпевают? Но нынче слезу вышибает порядковый номер, тот, что субъекту солидность да вес прибавляет. Быть на слуху, на виду и цепляться зубами, ставить подножки, тянуть на себя одеяло, глупых, наивных, доверчивых сталкивать лбами - лишь бы в «десятку» войти по итогам финала.

Наивный простак глуповатый? Вряд ли. Наученный жизнью. Но, так уж вышло: опять наступаю на те же грабли с извозчичьей бранью «Ети его в дышло!» На хлипких подмостках – всё та же драма, сюжет предсказуем, хандра да скука. Но, где-то в душе засбоит программа, «подвиснут» мозги со знакомым «глюком». Диктат часовой и минутной стрелок: цинизм пробуждения – ужин в «восемь». И пруд не глубок… и карасик мелок… И вдруг… замечаем - на небе просинь… Нелеп, как счастливый оскал у трупа… как в стрингах оторванный гунн Аттила… глядишь, как в тарелке с небесным супом всплывает яичный желток светила, взрывается шквалом огня в зените, сползает в заката сироп тягучий, стежок за стежком медно-красной нитью вшивая в просвет горизонта тучи. Метафоры, нежности, сантименты… К чему б это всё? На пределе нервы. А вот и разгадка… Ты стал клиентом капризнейшей в племени муз – Эвтерпы. Раскис, как сухарь в молоке. Бывает… Поверил.

Свободы жаждем, обрывая цепи… ломая крылья, силимся взлететь… Мы дуем на костра остывший пепел, успев до пепла сами прогореть. Есть всё, что нужно: дом, работа, дети – у Бога в неоплаченном долгу. Да жаль, иголку чувств найти не светит в потоке лет и в серых дней стогу. Вздохнёт струна под пальцев перебором… порвёт фланель пространства нервный бой… Верните чувства, отыщите вора…. чтоб можно было стать самим собой! Судьба – набор стандартных алгоритмов, составленных и «до» и «для» тебя: два варианта, два исхода битвы – «любя – не жить» и «выжить, не любя». Но, компромисса поиском влекомый, я в спешке наломал немало дров: я третий путь сыскал - и стал фантомом, «ни жив – ни мёртв» застрял меж двух миров Цепей не сбросил и лишился крыльев, огня, сгорев до пепла, не разжёг. Кусать осталось губы от бессилья и сокрушаться «Так устроил Бог…» Что чувства?

Без практики будет ли прок от подруги теории? Задумались, братцы? Сидите да чешете темя? Когда-то в архивы упрячут и наши истории и точку на чувствах поставит бездушное Время. Без практики чувство, похоже, одно лишь название – пусть в памяти крылья хранят ощущенье полёта, но точку вторую вобьют между душ расстояния и станут пристанищем призраков старые фото. А «близкие люди» примкнут к категории «прочие», устав ожиданием жить и гореть вполнакала – вот здесь парадокс, здесь меняется смысл многоточия: последняя точка – прощальная нота финала. Всё станет кричаще-пустым, как конфетные фантики: начинка растаяла, выпав из жизни в историю. Нет, круто, бесспорно: любовь, поцелуи… романтика… Но… Практики… Практики дайте! И к чёрту теорию! Кому-то смешно до икоты, а мне не до смеха - смотрю, как по углям гуляет последняя искра… и некогда сильное чувство – далёкое эхо, а я – приходящий на зов прорицателя призрак.

Без всяких туманно-нелепых шарад поэтических, затёрто-заношенных, сбитых до глянца клише, в мой дом постучался настрой далеко не лирический, и начал, как Будда, нудить о бессмертной душе. Несло мысли - листья, Вселенной течение плавное, а я соглашаясь, кивал головой в полусне. И вдруг захотелось проверить, а точно ли главное бессмертное нечто, живущее где-то во мне. Вот я просветлённый, беременный мыслью сакральною, над ленью своею занёс сыромятную плеть и, выполнив, как норматив, процедуру формальную рванул, как Ермак, покорять социальную сеть. О, сколько там было наяд и русалок пленительных!

Глядите! Ба! Знакомые всё лица! Бесчинствуя, как половцы, в сети на всех ресурсах «щирi украiнцi» клянут и клянчат! Господи, прости! Трубят вовсю, что возрождаться надо, отстраивать разрушенный Донбасс: О, дайте! дайте пушек и снарядов, а мы – немедля, тут же, сей же час! И спины гнут и лезут вон из кожи, и прыгают, как брокер на торгах… Остапа дети… «Запад нам поможет!» Ну да, поможет… утонуть в долгах. Активный поиск спонсоров да нянек, неоспоримый к нищенству талант. Кормой бодает небеса «Титаник» … «Эй, человек! Алё! Официант! Прими заказ, нерасторопный малый. Давай-давай, живей! Поторопись! Не принуждай к великому скандалу! Видал, болван, как сильно поднялись?» Винты молотят воздух лопастями, котлы беснуются, по швам турбины рвёт… «Тук-тук, а мы с хорошими вестями: мы не стоим на месте – движемся вперёд. Какое дно там? Это так, для понта. Рука, вон, на штурвале корабля. Идём ко дну?

Вот и стали не нужными ныне почтовые ящики, писем не пишем друг другу в классическом стиле… только белые флаги квитанций да чувство щемящее: «Ох ты, батюшки-светы, ведь было же время… Ведь, жили…» Словно водой ледяной окатили из проруби… в небо из дней, оплывавших свечными огарками стайки конвертов вспорхнули, как белые голуби, солнцу подставили крылья с почтовыми марками. Горе глубокое, мысли простые житейские, прописью счастье от Каспия и до Чукотки… письма любви, заказные, пустые, армейские… чистые ноты, бемолей угрюмые нотки… Как нафталином пропахшую шубу на тремпеле, с молью поеденным вылезшим воротом лисьим я их храню, заклеймённых классическим штемпелем… стопку крест-накрест тесьмой перевязанных писем. Пару десятков своих отступлений лирических, писем армейских, заботливо матерью собранных, в свете реальности нынешней траги-комических, мумий в тиши саркофагов, по краю оборванных. Это сейчас эти письма – конфетные фантики, ставшие дням, безвозвратно ушедшим, могилами. Сколь

Молчит телефон и оборван почтовый ящик, пуста электронка и скайп-балагур не в теме. Лишь мелких шажков горох в тишине звенящей - сбивает о камни Вечности пятки Время, да изредка ветер в порыве бессильной злобы бросается грудью на стены и бьётся в окна. Поникли от первой атаки весны сугробы, слепые кварталы под ливнем нещадным мокнут. И нет до меня никому совершенно дела, душа отсырела, до нитки, насквозь промокла: она каждый вечер, как водится, акапелла в отравленной яви да в мире, как сыр, прогорклом. А смерть норовит, по привычке, ударить в спину, осколок вогнать, раз не вышло по горлу бритвой. Плохую игру разбавляю хорошей «миной», и божьим ушам не мешаю своей молитвой. Пускай релаксирует… дел у него по горло, едва успевает латать во Вселенной дыры… В себя провалюсь, чтобы война хоть на время смолкла, создам демо – версию нового кроя мира. Того, где морщин на лице не нарежет Кронос и где позвонки не хрустнут в петле предательств, в котором не дрогнет от горькой обиды голос, где

Взывать к европейцам бессмысленно «Как вы могли продать душу дьяволу ради участия в фарсе, цепляя на шею дурацкий плакат «Я - Шарли» на фоне кровавой волны геноцида в Донбассе. Душа человека… Каков нынче рыночный курс? Бесценна? В теории. Ладно, допустим.