Бесцельно идёшь. Косится, минутная стрелка только. Теряешь пятно рассвета, закату дивишься томному. Поймаешь себя на мысли: деревья опять огромные, И Бога помянешь больно. А был ли в нас дух свободы, но лирика это, впрочем. Нам плачется на излёте. Вон, бабушка долго крестится, С мольбой о кусочке хлеба. Душа еле-еле теплится... Полтинник подкинешь молча. Бабулечка не уходит. Платок теребит в надежде, Срастаясь с колоколами. Пусть над головой покружится Чудесное птичье облако. Снова, качнулась улица И встала на место прежнее. И кажется, под ногами не чувствуешь больше тверди. Ругаешь себя за слабость, вину принимая вечную За эту бабульку хрупкую, тяжесть её заплечную. Что ж мы натворили, черти… Тихонько идёшь. Косится минутная стрелка. Ну же… Хоть цели не видишь, важно в пути напевать мелодию О солнце в кармане родины, нашем людском беззлобии, Нам это всем очень нужно… Идущим сейчас вне времени.

Мне не уйти из психбольницы. Ты в ней – и вот она в тебе – клокочет, рвётся на страницы и шарит лапой по судьбе, куда б тебя ни заносило… Наталья Крофтс Мне не уйти… В палатах тесно, жарко, как в гримёрках. В больнице смотр – читаются стихи, Душевные, про жизнь и про врачей. Вийон балладу вспомнил про ручей, И был освистан буйною галёркой. Кричали: «К Гоголю! На карантин!» Он там один, всё смотрит молча в окна, Жаль, в этих окнах не дают картин! Но всё равно, он видит: бродит ворон В конфедератке, мантии, пенсне. И шепчет странно в нос свою мольбу, Но лучше и не знать его судьбу, Совсем. Вийон заходит, ключ от карантина В его руках, как остроглазый кий: «Ухожена вполне твоя квартирка! Не ждал, я вижу... Здесь отыщет Вий!» – Отыщет, дорогой Вийон, всё так... В какие нас не занесло бы дали – Везде торчат носы.

http://ipic.su/img/img7/fs/6.1548418319.jpg Сладко снимается пенка. Горечь обычно на дне. Море оттенка маренго Ближе теперь к седине. Высохло дно пустырями, Водная гладь, что платок. Небо разлейся дождями! Моря последний глоток... Тихо покинули силы – Вот и молитве конец. Голову лишь опустила – На ледяной солонец. В тучах накоплены ливни – Небо дородно. Дрожит… Бархатом камерно-синим Свет отболевшей души. Домик фарфоровый тонок. Выпито море до дна. Слышно утей-тараторок: Как это, как это так?..

Я и не думаю... Нет, вру – Промёрзло всё. Ты снов полюбишь пустоту, Бамбук Басё. Не думать – вот, придумал! Чай, Тоска – не мёд. Всё помнит кожа, и меня Что палом жжёт. Из тех красавиц – пустота – Целуй взасос! Я стану небом и дождём, Разрывом гроз. Я прокачусь к щекам, к рукам, К ногам твоим. Повспоминать, пообнимать, Грудьём дождин. Грозой приду, как благодать, Приду ещё. Пообещай, что будешь ждать. Там хорошо?..

Носки и утеплённое трико Любовно запечатала для Кая. Посылки принимают улыбаясь, На почте нынче просто и легко. А Кай ей написал: Все звёзды там В ладонях тают, как мои снежинки. Одну я срисовал, на паутинке Летит теперь открытая ветрам. Завален, как ни странно, горизонт. Звезда так близко – выглядит, как спутник. Здесь так и есть! Я выровнял этюдник. Примёрз слегка – стоит второй сезон. Есть яблоки у нашего двора? Я помню их и вкус, и цвет, и запах… Весной так пахнет! Я добавил крапа. Как в жёлтых, ты ведь тоже их брала. Сегодня снег и митенки в снегу. И радостно, что белого так много! Твои вязанья, как клубочки Бога, И я их бесконечно берегу. Но всё же хватит думать обо мне, Смотри, как много есть чудес на свете! А ты оленей вяжешь на жилете… И кто из нас витает в полусне? Она смотрела вдаль, так далеко, Что голова отчаянно кружилась, Что спица из бамбука надломилась. Она жалела только об одном... Что в тундре не нашла тогда его.

https://www.youtube.com/embed/rdY9xySlDNE «В Новый год, – сказала мама, – Приезжает Дед Мороз! Он прислал нам телеграмму: Скоро буду! Прячьте нос!» Дед Мороз стучится в двери: «Ждали деда, ребятня?! Чей там носик в шифоньере? Где тут ёлочка в огнях? Я принёс свои подарки, Кто смелее, выходи! Сто сюрпризов – все «по-царски» Поменяю на стихи!» Расшалились – это дело! Щёки – красные шары! Подтанцовывают смело Платья, в искрах мишуры. Дед Мороз целует маму, Дарит ей лесной букет! Как же он похож на папу, Только старше на сто лет!

По секрету Нос, скажу вам по секрету, Есть у каждого на свете! У предметов и людей, У свиней и лошадей, А не только у меня! У меня же, вот дела, Есть у носа два крыла! Захочу и полечу, Нос по ветру: чух-чух-чух… И друзья мои, Гавроши, Нос – огурчик, нос картошкой, Все со мной! Мы – самолёты, А девчонки-вертолёты – Клином нос – такой порядок! День проходит без оглядок. Налетались и присели – Над секретиком пыхтели Пять смышлёных носиков, Носиков-курносиков! Про жабу «Как бабулины тапки, носами, Мы столкнулись под детской кроватью. Как сверкнула своими глазами – Провалился, ну, словно бы в кратер! Стало жарко и воздуха мало, Закричал, но не слышался голос... У неё, смертоносное жало!

Бензиновое пятнышко луны, На синем от мороза небосклоне, Тускнеет чуть неровным сизым кругом. Испуган светофор, проспект уныл, Театра рот, измазанный в попкорне, Зовёт, как девка, хвастая досугом. И я заворожённая стою Не хочется спешить, ловлю минуты. Игольчатой жасминовою астрой Подсвечены афиши. Верь вранью – Шепнул, какой-то точно чеканутый. Смотрю по сторонам, исчезли кассы. Булгаковские штучки – выдал мозг. И кот прошёл на задних лапах – в рост! И был таков за вывеской «колбасы»

В огне холодном белая звезда – Светла, как сталь, почти что не мерцает. В порывах ветра – выверенный шаг. Шуршат листы, оставшиеся в зиму, – Бессильные, им больше не согреться. ...И сердце по-осеннему знобит. Свои у повседневности тревоги, Что вздохи – тают тихие надежды. Как прежде – дни и месяцы подряд – Свой яд по капле выпьет одинокость. Оскомость губ пройдёт, и отболят. Пойдёшь туда, куда глаза глядят, Попробуешь наполнить мир желаньем, Дурманным сделать каменное слово, С горячкой безнадёжного больного По новой проверяя стих на свет. В просвет проникнет музыка извне. ...И не остынет джазовость в вине. В огне холодном первая звезда Цветком закоченела – белым флоксом. Божественна! Торжественна, как лира! Эфиром шлёшь ей сонатину снега, Где неги изумительный подтекст, И квест, и вызов атомного века.

Ночь – мелькают искры в золе. Сердце переливом: динь-дон. Снится детство. Солнце в окно! Мама раскроила кримплен… Снова перевёрнутый мир – Там где было радостно жить, Жить, чудить, стихи ворошить, Кухонно-безключных квартир. Те стихи подобны мольбам, Там где мама – сила втройне! Я их достаю в тёплом сне И несу к дыханью, к губам. Думаю, простит тишина, Нет, не обязательно, но... Ночи перепутанных нот – Ключ скрипичный чертит луна. Лучше дай густую росу На прозрачный липовый цвет, Пусть пораньше вспыхнет рассвет, Сто предчувствий, что не проснусь. Ночь – мелькают искры в золе. Сердце переливом: динь-дон. Снится детство. Солнце в окно! Мама раскроила кримплен…

Опять дождинки наряжают в рюши – Кругами разбегаются по луже. Устала жить – пора давно наверх – Она сто раз молилась страшной стуже. А нынче, вроде стала даже лучше! Жабо из красных листьев, лисий мех, Бензиновая капелька духов... Встречай теперь, нарядная, покров! Игольчатое полотно, для кружев Покрова дня, закуплено давно. Сегодня дождь, считай – последний вздох Перед огромной леденящей стужей. А двор от изменений постарел... Всё прячет под ступени листьев тлен. Ещё чуть-чуть, совсем седой старик – И слёз уж нет, молчит, смотря в тайник.

«Демон полудня, – прошептал Робин, глядя на тяжело дышащего старика, где клыки должны быть, зубов не хватает. – Милосердная рука Крон-Вайта. Он есть, и его уже нет, камикадзе. Я опоздал» agerise Сад незапятнанного Маслобойщика По саду одинокого Рене Рассеян нежно-серый полумрак И тонкий запах млечного эфира. Пленило соло лиры: чвич-ви-ень... У синей сойки ворохи добра, Где белый пух, – рогоз пылит, задира! Поглядывая в зеркало небес, Вновь букли поправляет старый пруд, И мох плетёт в изъеденной колоде Коклюшками ажуры – крест да крест. Окрест – роскошно лилии цветут. Рене встаёт обычно на восходе. В полудремоте давит млечный сок. Как сладок всё же и как горек он, Тот бисер, выступающий на срезе. Попробует на вкус – острит чуток Лекарство от разлук. Как боль – хмельно. Снесёт на рынок доброй фрау Эльзе. Вернётся, обернётся тенью сада, Росу cтряхнёт и птицей закричит... И крику этой птицы будет рада графитовая лилия в ночи.

Вечер. У барьера. Поднят пистолет. Чем мишень крупнее, тем кровавей след. Белые рубашки, хмарь над Машуком – Затянулось небо бурым коньяком. Обдувает ветер скулы жёстких лиц. Мысль летит, не зная никаких границ. Гениальный демон плещется в крови. Перестань! Не лучше жить, как все они? Но сарказм заточен. Остриями слов Отзываясь, словно на могучий зов, Презирая тленье, сам и Бог и суд. Погадай на пуле, закадычный друг! И Машук невольно поперхнулся, сник, Словно был подстрелен у горы двойник. Замерзает сердце – пуля холодна. Пуля, будто слово. Точная, одна. Распахнулось небо, ввысь взлетел июль. Разорвалось сердце, жадное до пуль.

На основе рассказа И.Корниенко "Платье, или Естественный отбор" Она стоит нагая у окна. Раздевшись, примеряла занавески. Всегда любила платья и подвески И выпивала свой бокал до дна. Притягивала множество мужчин! И вдруг – одна, как тень, на этом свете. Любимый – первый – бросил. Все в пакете – Кусочки платья в каплях от свечи. Откроет шкаф. Да это ли судьба? У прошлого – кокетливые платья. А зеркало – состарилось... Проклятье! Забвенье пострашнее забытья. Любимое потёртое пальто В цвет васильковых глаз – подарок мужа. Как в первый раз, по комнате покружит. Душа болит… Был близок как никто. Одна стоит. В себя направлен взгляд. Одета в колыханье занавесок. Как манит ветер – холоден и резок... Взмывают платья… Кру`жатся, кружа`т...

Ура, мы едем в самый древний парк*! Объятья гор манящи и коварны... Устали греться сонными на пляже И слушать тоны моря: шварк, да шварк, Перебирая розовые камни. Пускай блестят, как зёрнышки в грильяже. Туннели в синеву – в сплошной простор! Глотают воздух каменные пасти. Но не пропасть бы… Не дороги – тропы! Здесь страхи изменяют коридор, А Дурмитор казался безопасней… Обрыв, обрыв…по миллиметру – опыт. На остановке: в лоне ледника, Как цапли, зябко ноги поджимаем. Ја volim te клянёмся Монтенегро. И чувствуем под ложечкой века. Мир под ногами не передаваем! …и тонкость переломного момента. Дурманит Дурмитор – и день завис... Густеет воздух, травы говорливы. Седло барашка на углях томится, А мы хлебаем чорбу, словно жизнь. Вильнул хвостом небесный лис блудливый. И лунный свет попал на наши лица. А завтра – к морю… И дорога вниз. --------------------------------------------------------- * Национальный парк Черногории - Дурмитор

Остап сидел, качая табурет Вперёд-назад, как жук свою планету... Уплыли брошки, кольца и браслеты, Он перебрал возможные сюжеты – Теперь, похоже, будущего нет. Когда тобой проиграна игра, Исключены судьбою компромиссы, Скользит земля, толпой сбегают крысы... Осталось только уповать на выси, Следящие за смертью корабля. Ох, этот вечный шахматный турнир, Где всё пространство чёрно-бело-криво, Где табурет не лучший балансир, Где шах и мат – ступени в антимир. ...И исчезает с горизонта Рио.

Память – тонкий платок. Из туманов предутренних – нити. В эту осень мне дорого стало его надевать. Ставлю чашку на стол, вы минуты меня не гоните, Пусть зефирные снеги порадуют вкусом опять… В чашке розово тают вечерние блики заката, Может, звёзд-горемык зачерпнула со дна родника… В обжигающе-терпкий насыщенный вкус листопада Я добавлю, как ты научила, чуть-чуть молока. Память снова вернёт время вызревших, пахнущих вишен, И террасу открытую всем запоздалым ветрам, Чудный чайный наряд – в кружевах, словно облако пышен, И улыбку твою. Как же были теплы вечера! Нынче холодно, милая, кутаюсь, видимо часто – Бахрома, словно дождь шелковистый, на землю летит. Наклонились над чашкой горячей туманные астры, Лепесток полетел… Вот такой он осенний гамбит.

Вкус его губ сливОвый. …пепел сорвиголов. Ветер несёт, как слово, Нежность обычных слов – С каждым теперь сроднишься. Ангелом на снегу – Белым зачем-то снишься, В долгом больном бреду. Я опускаю руки: Господи, не могу… Скройте пути подруги, В полночь к нему сбегу. Нет, ничего не держит, Колок терновый куст. Стылая осень снежит, Души слетают с уст… Вкус его губ сливОвый. Горечь моя – иным. Кружится шлейф медовый Сладкой моей вины.

Медовый жёлто-огненный оттенок Дороги ускользающей в низину Бежит от бронзовеющих полей, А группка почерневших тополей Смотрящих в небо – подражая клину, Пытается взлететь с опасным креном. И горизонт, как первая лыжня – То пропадает, то косицей вьётся… А где-то в Амстердаме светит солнце Большое – не закроет пятерня… Как масло томно капает с блина – Течёт закат слегка загустевая В рябиновой начинке сентября. И выпито вино, верней – вина, Под колокол святого Грустевая. Уходит солнце красное, спеша… Я не держу, я – хлебная душа. Сижу, рогалик лунный обнимая.

Ах, косточка сливы – шершавая завязь, Краями застряла в глубоком ущелье. Нарзаном питаясь и в камни вгрызаясь, Тенистым каскадом дерев распускалась, И Солнце звала на своё новоселье. Летят ароматы в подушечках неба – То косточкой сливы, то мёдом в исходе... Становится вкусом знакомым и хлебным – Божественно пахнут все горные ветры, И тихо под вечер сырами забродят. А утро разбудит домишечки-сони, Захлопают ставни – приветствия келий. Волной перекатов глухих – в вечном зове Сплетаются реки среди облаков и... И вяжутся в банты - узлами мгновений. Найду на ступенях заветную ямку, Испробую воздуха пьяную сыть, С руки накормлю голубую зарянку, На дальней куртине сорву толокнянку, И вспомню, что значит любить…