Изучали себя – сердце к сердцу... Шмель запел, изогнулся ковыль, А улитки попрятались в пыль – Утомились на листиках греться. Тишина, нет скорее затишье – Ярче пахнут тобой васильки. От греха, недотроги-вьюнки Закрутили сосулькой манишки. Ветер губы прижал и присвистнул, Капли с неба посыпались вдруг... Нам мечтать бы до зимних заструг, Но согнал первый ливневый приступ. Пузырится дорога и ноги До коленок в болотной грязи. Лишь на улице притормозим: Фух, отстали речные миноги… В сердце прыгают рыжие белки, Счастье тенью ныряет в глазах, И с ума посходили в часах Две тончайшие чёрные стрелки.

*** Чёрные тучи С волчьим ветром напали, Дрожит осина. К Богу веточки тянет, Горит на ветру свечой. *** Разорван туман, Курлыкают облака, Пахнет груздями… Неужели признаюсь: Осень в душу пустила. *** Вырывает зонт, Окатывает водой, Задирает плащ... Неужели, любимый, Ты спросил у осени?

Измяла травину осоки – Шершавый язык-стебелёк. Под солнцем у пыльной дороги Поблёк голубой мотылёк. Купальницы нежное платье Сухие ветра теребят... Той гордой, особенной статью Берёзы встречают тебя. На ветках качели устроим – Как в детстве мы были легки! Заспорим, и эхо в повторе Встревожит одни лопухи. Берёзки светлы и пригожи! Вьют косы – их сто под платком! Зачем-то считаешь, итожишь… Считаешь, Итожишь... Итожишь... И на спор идёшь босиком… .

Вновь откликнулась птица на глупый вопрос, Что ж, и я как умею, отвечу… В городах, в небесах мы сегодня поврозь, А тогда, что за чудный был вечер! У медведицы угол какой-то не тот, Зачерпнула, наверное, лишку. Расплескала над нами небесный компот, Не найдя подходящую крышку. Звездопад… Август тёплую ночь бережёт Не даёт распрощаться, как можно?! Как роса оседают стихи… Без забот Над костром развлекаются мошки. Разбиваются песни крутых берегов Переборами Манского плёса, И горчит воздух пижмою сочных лугов, И туман по утрам так берёзов… Всё кричит пустельга: навсегда, навсегда... Коршун метится, прячутся рыбки, И река-вертихвостка – резны берега, Нянчит белые свитки, как в зыбке. Вновь откликнулась птица на глупый вопрос, Что ж, и я как умею отвечу… В городах, в небесах мы сегодня поврозь, А тогда, что за чудный был вечер! ---------------------------------------------------------- Свитки — здесь рукописи.

*** Ворона сидит, поёт о близкой зиме - не радостна песнь. Может сыр отобрали? Перевод тут не точен. *** Птица вспорхнула. С диких ягод кизила Стряхнула росу. Громкое щебетанье - Сладкая ветка манит. *** Охраняет сон И бордовую каплю На ветке, дрозд, Солнце встаёт зевая, Так повторяем друг друга. *** На дикой скале, За водопадом, гнездо. Крещенье птенца. Не просто преодолеть Стену холодной воды. *** Что же ты молчишь, В ночь перед сражением, Божья кукушка? Молча курят солдаты, Мысли идут по кругу.

*** Греет Солнце, всё оживает весной – лепестковый рай. Но милее всё же миг розовеющих яблок. *** Вновь весна пришла, молодой лист трясётся… Не сорвать – жалко! Расскажет о ветре осень – лист узнает свободу. *** Куст хризантемы – белые шапки снега – созрел, молится… Тоже о белом свете, Господи мой, помоги…

*** Чай на Кавказе, Свежа, как Тархун спелой черники роса. Где горы хранят воду, жить бы, да жить мне. *** Сплела травины на горном лугу, в косу, и лилию к ней. Впитаю аромат трав в ладони - памяти зов. *** Ива рукава в реку-стынь опустила, пальчики дрожат… Так на иву похожа, пишу посланье тебе.

Бразилия – блеск – карнавальная самба – Зов бешеным ритмом, мельканием масок. Останься, почувствуй, испробуй кашасу – Испей настроение вязкого лета – Родись здесь, как слово Великого духа. Сродни лихорадке брожение крови, Ты – сочная ягода – голод иссушит, Зелёная пойма с поющею рыбой То рай или ад или то и другое? Шуршит не стихая сухая марака, Как будто несёт предсказания духа. Бразилия – мой удивительный сон, тот Где чёрное лишь проявление белого, Подобно загару, подобно закату, Подобно закону индейцев кариба, – Зовущая песня бамбуковой флейты В цветочной долине под бронзовым солнцем.

В Бразилии ночь. Это даже страшней, чем бессмертие. На пляже гуляет песок – будет чётный нечётным, Въедается в кожу, и лаком становится чёрным, И бритва в кармане, как пропуск в твоё измерение. . А волос её золотистей и тоньше, чем солнечный, И это его восхищало и делало смирным. И светлая кожа, и запах тончайший, эфирный – Божественно дышит, и дух не роняет, нисколечки. . И ярость в глазах поутихла. Ладони бугристые Разжались на миг, эта нимфа его не заплачет. И чтобы теперь это действо простое не значит – Простится вдвойне, волны моют свои серебристые. . Он думал, как всё ж не похожи - а были подобные, Ведь так же готовы нести эти клятые клятвы и ветру, и тени, чтоб нежность была без оглядки. Запомнился миг, где устали безумно свободные… . В Бразилии ночь. Это даже страшней, чем бессмертие. На пляже гуляет песок – будет чётный нечётным, Въедается в кожу, и лаком становится чёрным, И бритва в кармане, как пропуск в своё измерение. .

Становишься хрупкою девочкой из Хиросимы, Кабульской хитрющей девчонкой – колтун в волосах... Я вам не скажу, где безумное сердце носило, Чью боль примеряла, чьё имя в моих адресах. И мне не спокойно, и время слова собирает – Пойди, разберись, где начало, где будет конец… У девочки-цуру опять горизонт стал бескраен, У Гали сегодня молчит поседевший отец… Не ведает сердце, каким шрам срастается цветом, Но пусть, пусть услышит, как сердце секунды секут, Кабульская девочка, сны продающая летом, Решившая в гору идти, сокращая свой путь.

Боль пахнет смертью, ветром и соблазном… Ирина Корнетова Я знаю: подождать и боль пройдёт. Она не навсегда. Но снова с ветром Сильнее саднит… Кажется, что йод, Что яд – зависит от цены и веры. Боль соблазняет выплакать хоть часть, Отдать назад, сорвать, швырнуть, забыться, Смириться вновь и снова жить, учась Считать журавок, верить: души – птицы! Такие игры… Журавли кру-крой Цветной бумажкой вылетят из клетки. Над Хиросимой птицы нынче редки… Боль пахнет смертью, ветром и мечтой.

Спящей красавице снится полёт стрекозы, В полуразмытых мечтаньях – расцвеченный мир. Сил не хватает проснуться – тягучие сны, Вот и сегодня приснился ей сказочный Рим. В нём даже запах какой-то печально другой, Яблоки словно прозрачны, и будто мертвы, Кто-то сказал, что медовые: мёд с курагой! Тянутся сами ладони – а, запах айвы! И стрекоза! Балансирует на рукаве, Словно летящее слово, прилипшее вдруг! Как на жаре всё же хочется пить, а в руке – Яблоко есть! Замыкается медленно круг. Снова по кругу плетут паучки макраме, Не удивляешься, что разрастается сеть – Сто тонких нитей и сладкая нить-карамель! Не шевелись – спит на ниточках верная смерть! Тысячелетие... не оглянуться назад! Тихая ночь всё длиннее, теряется след, А красота всё рассветом меняет закат, Ждет, кто разбудит… Пусть будет, как римлянин сед.

Мой ломкий голос пахнет тишиной, в которой бродят белые медведи По пахнущим безумием снегам… Ирина Корнетова. О запахах Мой голос пахнет ломкой тишиной, В которой каждый звук меняет слово. Я обхожу приманки птицелова, И говорю с неправильной луной. А ты всегда спокойствия хотел.

И падая, кисть замирала – вся тяжесть на пальцах... Ты выдержал тон, и ты был до конца деликатен. Но жребий твой брошен. И временной прогой «Двенадцать» Въедается боль, и так хочется не возвращаться – Смотреть на луну, изучая отметины патин. Гадать, кто же первый моргнёт немигающим оком. Опять проиграть – не постигнувшим истин Сократом. Вот так и живёшь – словно тень: ни лжецом, ни пророком... А ночь, распеваясь, коснётся тебя ненароком – Безумно волнующе лунная льётся соната. Луна на ладонях, качнешь – и покатится с Богом Разбрасывать лунные блики на купол собора. А ты, как заложник у смысла, у буквы и слога, Стираешь чернила – рука занемела по локоть... Но строки сплелись – неподвластны руке дирижёра. И падая, кисть замирает на тоне минора.

Женщина? Что ж... женщина – это маленькая бездна. В ней что-то такое природой сокрыто – теплы и прозрачны все линии света. Ей вовсе не жаль ни улыбок, ни песен – их дарит, как дарит нам май опьяненье – в эфир превращая пространство и время. Так смотрит, что сам отправляешься в вечность теряя границы и память, и даты... Не пробуй понять – лихорадит волненье, мгновенно теряешься, сильный и храбрый. Похожая близость в касании ветра, у нежности странной – её очертанья. Она из гармонии делает хаос, и пьёт настроенье и чувствует дао. У женщины – море забавных секретов: ей время – не время, – завидует Хронос! И женщине просто дарить бесконечность, ведь в маленькой бездне таится их много!

На остановке глубоко вздохнула: Вот дом и сквер, дерутся воробьи, Меняют, видно, перья на рубли, А может – на биткойны Вельзевула. Подъезд знакомый, серое крыльцо, Но не войдёшь – давно сменили коды. Я здесь росла и знала все подходы И бабушек, гонявших огольцов – Мальчишек из соседнего подъезда: «Устроили, негодники, галоп По клумбам! Ишь, кричат «хали-хало». Что, не нашли себе другого места?!» Я помню: нёбо смехом, небо смехом – По середине нашего двора. Кто громче всех кричал «я – чур-чура», Тот знает – дружбе время не помеха. У приключений детства вкус особый, Пускай с горчинкой опыт иногда, Но вот прошли беспечные года, А память – хоть сейчас бери и пробуй! Но только – не больное... Целовались, Из камешков простых – обычный сор – «Любовь» сложили. Наш шептался двор, Берёзы в сквере тоже волновались, И вытирали слёзы рукавом… Что жизнь?

Всегда так было с тобой – Сама не в силах постичь: Безумный, грешный, святой… Вздыхаю… Косы остричь И в монастырской глуши Все чувства прятать в острог, И только чёрное шить, И ни души на порог. Остаться девой, сто лет. Тепло руки – для молитв. Тогда смогла умереть, А ты – забыть. Как смогли? А у меня долгий пост, И я строжусь, пуще всех. Никто не видел волос, Что я запрятала в стрех. Я замолила грехи Твои, свои, диких роз, И если льются стихи Я их приму не всерьёз.

И, улыбаясь, мне ломали крылья, Мой хрип порой похожим был на вой, И я немел от боли и бессилья И лишь шептал: «Спасибо, что живой». В.Высоцкий Всё, время - стоп. Поворот – стерня. Слышишь, хрипит поэт? Жалит натянутая струна – Рвётся скупой куплет. Всё, время - стоп. Не зови – ушла… Болью застыл кадык. И не хрипит, не дрожит душа, Дёргая за язык. Не раздвоилась пластина жил – Сам раскачал Парнас, Но побелел, ведь не пел, а жил. Жил, словно пел за нас. Чёрные крылья живых кулис – С каждым теперь на "ты", А город окнами смотрит вниз – Пенно кипят цветы…

Налеплю снеговиков – Папу, маму, дочку! А потом из колобков Вылеплю щеночка. Белый снег… и белый пёс – Лапы в хвостик прячет! Ждут глаза… и чёрный нос Весел по-собачьи! Не надену поводок – Мы же неразлучны! Завтра вынесу во двор Косточку получше! Если Дед Мороз домой Принесёт подарки, То поделим мы с тобой Даже шоколадки! Разгуделся дымоход: «Рады Дед Морозу! Только где же Новый Год? Как свалился с возу?» «Сам придёт в двенадцать, но Подождём немного!..» Ждёт щеночек, лижет ночь, Снег хватая новый!..

Воробьи январские скучают. Шубки распушили и молчат – Жмутся и играют в перегляд. Знать на воробьином чир-чир чате Объявили адресом флешмоба Наш скамеечно-уютный двор, Где не видно хитреньких ворон И сугробы пышные, как сдоба! Или ждут свою старушку Нелли, Что носила крошки и пшено. Только ей с утра не хорошо, Скоро… «Вот дожить бы до капели! Может, обошлось бы, ничего... Раз святое было Рождество, Значит недалече до купели! Вот бы кареглазые запели Может, я под песни пожила!» Нелли не выходит. Тяжела. Воробьи февральские скучают. И бегут ручьи, февральский снег Не остановить. Весна, побег... Пахнет горьким, но бесцветным чаем. ____________________________________ Читайте: http://www.time-king.ru/interview?id=3046