Да что ж мы, как католик с гугенотом – Что нам делить – не строчки ли свои? У нас давно расписано по нотам, Что петь и для чего, и про кого там, Как петь, о чём, но чаще – о любви. О ней, мой свет, куда же нам деваться От страстных слов и снов, и миражей, Поклонников, поклонниц и оваций... А, впрочем, наливай полней фужер И выпьем – за цветение акаций. За горизонт, изогнутый над морем, За тихий плеск предутренней волны И за любовь... Мой свет, о чём мы спорим? За счастье – быть частичкой тишины, За счастье – быть... За счастье оставаться. И помолчим. В избытке слов уже. Подвержены процессам девальваций Слова. Ну, а бумаги можно сжечь, Не допуская их до публикаций. 23.02.18.

Ты знаешь, как странно смотреть в этот мир без тебя – Он пуст, безнадёжен, сквозными ветрами продут. Никто не гуляет, не крошится хлеб голубям, И нищим гроша никогда, ни за что не дадут. Ты знаешь, как странно сегодня смотреть в зеркала – Как будто бы с той стороны отражение спит, Зеркальная гладь неприступна, тверда, как скала, А вместо лица отраженья затылков и спин. Ты знаешь... Конечно, ты знаешь, о чём я сейчас – Порядок вещей переломан, испорчен, забыт. Всё было когда-то, но было «когда-то у нас», В наследство остался сухой и безрадостный быт. Тетрадям и книгам бездвижно на полках истлеть, Портретам в альбомах желтеть, превращаясь в ничто, А ночью приснится, что где-то в холодной земле... Не думать. Не верить.

Синдром понедельника – жизнь начинаем сначала? Не знаю, мой свет, не пытай, я в раздумьях сама. Недавно чужая мелодия странно звучала, Скребла по стеклу, билась в двери, сводила с ума. Но я отыскала спасенье в забытых тетрадях – Ты помнишь, конечно, и сам в них когда-то писал О том, что сентябрь, и багрянец плюща на ограде, А вечером тени выходят из старых зеркал. И шепчут, и манят в свои зазеркальные дали, Побыть отраженьем, себя самого отразив, Нарезать букет зазеркальных сверкающих далий И с ним возвратиться... Но этот противный мотив! Он снова звучит, проникает и в двери, и в окна, Поймать музыканта, убить, инструмент изломать! Поймала. Убила. Рубашка от крови промокла. Кого я убила? Не я ли играла сама? Мой свет, помоги – я запуталась в порванных нитях. И музыки нет.

Нас судьба разделила и думала, что без остатка, Но остаток остался, скажи – и куда с ним теперь? У январской тоски ледяная, смертельная хватка, Мне из этого боя не выйти уже без потерь. Написать бы тебе, но записки мои не доходят – Возвращают с пометкой, мол, выбыл давно адресат, Или просто сменил и пароли, и ники, и коды Для того, чтобы я перестала записки писать. Бог с тобой, как-нибудь я смогу пережить этот казус – Неответы на сотни вопросов, летящих в эфир... Лишь бы ты не зачах без моих удивительных сказок, Усыпляющих бесов твоих, как заправский факир. Но, когда-нибудь, вдруг, посреди обезлюдевших улиц, Между странных домов, заколоченных, как на войне, Ты поймёшь – вот и всё! Вот и бесы родные проснулись... Мой безадресный, как же тогда ты вернёшься ко мне? 11.01.18.

Болото... Боже мой – опять болото, Сиропных струй течение вокруг. И пусть посмеет только смелый кто-то Щепотку соли бросить – враз сожрут. Вуалехвостки, рыбки золотые, Нежнейшие, по сути, существа... Красивые, прелестные... Пустые. Играющие в добрые слова. А ты что думал? Всё, мой свет, резонно – Куда ни глянь – везде одно и то ж. Но это зона! Понимаешь – зона! И в эту зону ты никак не вхож. Бескраен твой талант и безразмерен, Ты так с любовью можешь обругать! А потому не можешь быть уверен, Что здесь тебе настелет кто-то гать. Наоборот – по Гримпенской трясине Не прогуляться нынче нам с тобой – Здесь лебедями мнят себя гусыни, Они, чуть что – и затевают бой. Попробуй только всколыхнуть болото, Подлить воды из свежего ручья – И сорок сороков зубастых глоток Тебе присвоят статус дурачья, Бездарности, фигляра, графомана, Не знающего сути всех основ... Беги, мой свет. Болотного тумана Страшись.

Что делаю? – Да штопаю мешки – Мой год, мне повезёт невероятно. Но кто-то там натягивает шкив, Чтоб Землю взять и раскрутить обратно. Чтоб в никуда осыпались века, Рассеялись в пространстве серой пылью... Средневековье... Даже облака Плывут не так, уже не те, что были. А под ногами – только пыль и грязь, А в колеях – застрявшие кареты... Иезуит косит сторожкий глаз На рыжий локон под моим беретом – Не ведьма ли? А то – костёр готов, Осталось факел поднести и вспыхнет. Амбре средневековых городов – Холодный смрад вчерашнего кострища. Здесь выживших уже почти что нет, А те, что есть, те выжили без вести – И некому продать смешной секрет – Вас нет давно – но, как мы с вами вместе? Быть может, кто принёс на башмаках Частицу пыли и кусочек глины? И вот стою в затерянных веках – Почти что Ева... Ржаньем лошадиным Вспугнул меня промчавшийся отряд – Куда, зачем? Не знаю и не надо. Я здесь чужая и чужой наряд На мне.

Старый будильник всё чаще безжалостно врёт – Стёрлись колёсики, стала пружина слабей… В мае трезвонит суровым таким декабрём – Врёт, окаянный! Бессовестно врёт – хоть убей. Время несётся, пожалуй, за ним не успеть, Здесь суетиться напрасно – суёт суета То календарик, то зеркало... Что же теперь – Мне не влюбляться? Да бросьте! Да я же не та! Я не из тех, что прокиснут в ночной тишине, В тёплой постели скрывая своё естество – Нет, не дождётесь... Голодным клопом по стене Новая строчка сползает дорожкой кривой. Лезет, коварная, в мой непроспавшийся мозг. Что она ищет? – Извилины все в бигуди, К завтрему надо завить их... Как воздух промозгл – Это зима и январь?

Подожди, мой свет, подожди чуть-чуть – нам два дня всего потерпеть осталось. Мы с тобой продержимся как-нибудь, несмотря на каменную усталость. Несмотря на сон, что бежит опять от усталых глаз и от век дрожащих... Несмотря на всё, надо просто ждать. Календарь листать и смеяться чаще. Разгоняя тьму, зажигать свечу, накрывать на стол, жарить рыбу в кляре, приглашать гостей и ходить к врачу, чтоб поставить пломбу на премоляре. Переделать тысячу разных дел, перешить все пуговицы покрепче, и разжечь камин, чтобы он горел, и сидеть, накинув платок на плечи, и смотреть в огонь... что ещё? Ах, да! Позвонить тебе. В сотый раз? В сто первый? Рассказать, как в трубах звенит вода, как декабрьский дождик полощет нервы, как ползёт к исходу усталый год, из последних сил темноту сгущая... А закат, рубиновый, как кагор, все грехи прощает и причащает дождевой, не зимней совсем водой... Рассказать? Потешить тебя рассказом? Засыпает улица, небо, дом... У меня – бессонница.

Очень грустное стихотворение, а грустное потому, что я сегодня потеряла большой кусок в ворде, с кое-чем, более приличным, чем этот сумбур. Практически - плач Ярославны над Майкрософт офис вордом. cry О, как порой неосторожно, одним движением руки, Стираю всё, что ум корёжит и рвёт сознанье на куски – Зачем? Всё было так, как надо, и дождик пел. Звучанье флейт Мне слышалось, мерцанье радуг пронзало туч летящий шлейф. Кончался месяц. В тёмных окнах ничей не виден силуэт – Все спят. Вокруг деревья мокнут, да незадачливый поэт, Слова роняющий беспечно, всегда не к месту и не в срок, Дождём полуночным замечен на перекрестье двух дорог. Куда идти? Вопрос сакральный – почти, как «быть или не быть?» А, может, в суете вокзальной просить ответов у Судьбы? Там, где сплетаются дороги и расплетаются узлы, Где по утрам встречают многих, а по ночам «Полёт пчелы Вокруг граната, за секунду до пробужденья...» Ах, мой свет, Там нет ответов. Есть profundum*. Без дна, без мысли в голове. Нам не туда.

Светает... Господи, светает... Лежать в постели нет причин, Пора кормить воронью стаю Да избавляться от личин, Приросших ночью. Так внезапно, Ко мне явившихся во сне... И запах... этот странный запах... Мой свет, как нынче страшно мне! Вот это пасмурное утро, Вот этот серенький рассвет – Договорились все, как будто, Бедлам устроить в голове. И слов затейливый рисунок Уже не в силах удержать, Сквозь синий заоконный сумрак Пойду по лезвию ножа. И вдруг покажется – вернулась К тебе, к твоим словам и снам – Декабрьский сплин знакомых улиц Проносит ветер по волнам Неспящей памяти... И снова, Как много лет тому назад, Смотреть без устали готова В твои глаза... Твои глаза – Они темнее тёмной ночи, Как будто тысячи скорбей Скопились в них. О, свет мой, хочешь – Я покачу, как скарабей, Тугой комок твоих печалей Куда-нибудь, туда, в пески. Туда, где мы не замечали, Ещё не знали, как близки И неестественно похожи... К беде – сказали карты мне. И сны пророческие дрожью Вещали то же.

Мой свет, мой Шут, мой Трубадур – инкогнито всегда, В стихах туман и белый шум, и чёрная вода. Всего два слога написать – и вот – открыт секрет, Но снова вместо слова «да» поставлю слово «нет». А вместо слов «всегда с тобой» – впишу «навеки врозь». Мой свет, мой Шут, мой Трубадур, сладчайший, словно гроздь Из плотных ягод Шардоне, и так же верен вкус... Я не признаюсь никогда, но я не отрекусь – Отречься – значит, сразу смерть,безвременье, ничто, Как будто глиной завалить живительный исток, Как будто воздух перекрыть – ни охну, ни вздохну, Как будто крылья обрубить... Но – праздника канун! Придёт письмо, и снова жизнь, как тоненький ручей, Мой свет, мой Шут, мой Трубадур назначит время Ч, В котором жить, не умирать, дышать, писать и петь, Растить детей, рубить дрова, топить по'утру печь, И делать сотни разных дел, но думать об одном – Что будет новое письмо. Уже сегодня. Днём. 5.12.17.

Не мечтайте, мой милый – давно я о вас не пишу, Только мне интересно – куда вы пропали мой Шут? Где-то звон колоколец, расшитого мной колпака, Где-то мячик весёлый, куда он посмел ускакать? Королеве невместно ночами грустить о шутах, И писать мадригалы на длинных, как ночи, листах. И выглядывать в окна – пылится дорога вдали? И расспрашивать слуг – заходили в наш порт корабли? Позабыв о делах, просидеть до обеда в саду, Наблюдая, как листья теряет задумчиво дуб, Как заботливо белка приносит орехи в дупло... И опять для письма не найти убедительных слов. Их величество снова уехали в дальний поход, Воевать где-то земли...

Набухает тоской заоконная тёплая тьма, И по стёклам сбегают неспешные струйки воды – Там зима, там почти уже сутки декабрь и зима! Выходи посмотреть – так, наверное, сходят с ума, Выходи посмотреть – ветер тёплой ладонью под дых, И настойчивый запах травы, и весенний дурман, И скопление звёзд, почему-то таких молодых... Нет, не надо смотреть, пожалей свой рассудок и спрячь Одряхлевшее тело. Сверни ему кокон из шуб, Из халатов и шалей, из листиков календаря, Из газетных подшивок, века пролежавших зазря – Там зима. Там гуляет старушка, одета в шушун, На скрещеньях дорог светофоры в тумане парят, И машины, как рыбы – поток разноцветных чешуй. А за домом соседним знакомый стоит Птицелов, И торговец верёвками к ночи готовит товар... В этом городе много таинственных ниш и углов, Где услышишь и песни, и стоны, и звон кандалов, Или шёпот безумца, который всё строит слова В непослушные строчки... Зима. Но, прогнозам назло, Ветер тёплой ладонью мешает весенний отвар. 1.12.17.

Сонно. Тихо. Пахнет снегом. Неизбежен холод зимний. Я письма прошу у неба И у ветра – насквози мне! Наморозь мне синим-синим, А поверху – белым-белым, По стеклу, по древесине Напиши мне, между делом. Между прочими-иными, Проходящими куда-то, Не чужими, не своими, Никакими. Сверим даты, Сверим числа и минуты – Надо знать, когда в дорогу. Разоденусь – фу ты, ну ты! Я бодлива, да безрога... Не дают рогов бодливым, Не дают зубов кусачим – Вот и куксимся слезливо, Иногда стихами плачем. Господи, да что ж так тихо? Что ж так скучно, что ж так сонно? Ткёт неспешная ткачиха Тонкий сумрак заоконный, Шьёт декабрьские наряды Мне, тебе, деревьям, птицам... Свет мой, где ты? Рядом? – Рядом... Это снится?

Ах, величие меланхолии и божественность одиночества – так любила вас, так вас холила, а теперь общения хочется. Всё давно по местам расставлено, бесполезно переиначивать. Двери заперты, окна ставнями заколочены. Обозначены все пути и дорожки верные – не сверните, а то заблудитесь. А погода-то нынче скверная, тонким льдом затянуло лужицы, и ноябрь за окном кончается, меланхолией весь пронизанный. Осень, бедная постоялица – вышел срок, уходи, капризная, уноси с собой одиночество и величие меланхолии. Я – непризнанная пророчица, я путями пройду окольными, зачитаюсь чужими письмами, заболею чужими болями. И тихонько, шагами лисьими, и грехами невольно-вольными, прокрадусь по тропе исхоженной, подпишусь под чужим признанием... Навсегда влюблена в прохожего... Наказание? Наказание... Без вины виновата – дело ли? Да бывают ли те, безвинные? ...Ночь осенняя, звёздно-спелая, с бело-лунною сердцевиною. 27.11.17.

Я, конечно же, знаю – не я адресат письма, Но оно так легко и уютно ложится в руки... Уважаемый автор, Вы сводите всех с ума, Всех забытых, которые жизнь провели в разлуке. Так бывает – вдруг стрелочник стрелки переведёт... (может быть, и судьба – этот стрелочник расторопный?) ...Как-то странно похож подступающий Новый год На уже уходящий. Во всех мелочах, подробно. Он ещё и не виден, но поступь его слышна, И отчётливый запах витает в домах неспящих – Что поделаешь – видимо, праздника ждёт страна, Только я всё смотрю и смотрю в свой почтовый ящик. Отвечайте, мой свет, отвечайте же мне скорей! Я отчаянно жду Ваших писем и так скучаю. ...Ах, какие погоды стоят у моих дверей, И стучат в них, и просят налить им покрепче чаю. Пригласить бы их в дом – так промочат насквозь дожди, Заморозят ветра, прилетающие с лимана. Уходящая осень...

Не пишу давно, но пока всё ещё жива, Всё трудней ловить пролетающие слова, И всё чаще мяч вылетает из рук в песок, А игла всё чаще проведывает висок. Улыбнусь тебе – ты заметил меня, мой свет? Ведь у нас с тобой кроме нас никого и нет – Никого, нигде... А вокруг просто тьма людей, Городов и стран, перекрёстков и площадей... Пустота – смотри. Тишина – ты её услышь. Расскажи о ней, напиши мне про эту тишь, Нарисуй её, ты ведь мастер точёных строк! Ну, давай, мой свет, преподай мне ещё урок. Кто меня, как ты, за собою умеет звать, Подбирать с земли и с небес собирать слова, И ловить в воде, там, где солнечный пляшет свет... Ведь у нас с тобой, кроме нас никого и нет. 19.11.17.

Слова хотят, чтоб их произнесли, Чтоб днём и ночью их произносили – Молитва эта остаётся в силе, Слетая с губ со вкусом спелых слив. Вдыхая ветер – выдохни сентябрь, Почувствуй вкус осенних поцелуев, И не сердись на эту осень злую – На самом деле всё не так... Хотя... Взгляни сюда, на эти сотни строк – Словами можно утолить печали? Я думаю, что было так вначале, А вот теперь.... Наверно, вышел срок Любить и ждать, и помнить, и писать О тёплых днях, о встречах на закате. Мой свет, промчались годы, где искать их? И как расслышать птичьи голоса, Встречающие каждый новый день, Который был одним тобой заполнен... Воспоминаний призрачные волны Танцуют на смеющейся воде. Вода смеётся – ей ли горевать, Бегущей мимо нас и днём и ночью, И бег её ничем не озабочен, А я пишу осенние слова. Всё о тебе. О ком ещё, мой свет? Слова хотят, чтоб их произносили Легко и просто, плавно, без усилий, Нисколько не надеясь на ответ. 24.09.17.

Догорающий полдень наряжен и в ситцы, и в штапели, Ну, а вечер – в шифон, в навевающий сплин, креп-жоржет – Всё синей виноград и прохладные росы закапали На желтеющий клён – значит, осень случилась уже. Это осень, мой свет... Отчего меня это не радует? Почему не по нраву пленительный поздний рассвет, И шуршанье листвы, и внезапно мелькнувшая радуга – Всё не к месту, не к часу... Рисунок застыл на канве. Перепутались нити осенних дождей серебристые, Их уже не распутать – Судьба вышивальщицей здесь... Разгорается осень и пламени отблеск неистовый Не залить до поры серебром шелестящих дождей. Это присказка.

Вот и кончилось лето, ещё одно кончилось.