Следить полёт карандаша на смоченных дождём страницах, где буквы мечутся, как птицы, где раскрывается душа и вылетает за границы, и остаётся только шаг к тому, чтоб полностью раскрыться. Но голос твой остережёт меня опять от безрассудства – Молчи, мой друг, поглубже чувства упрячь! Всё будет хорошо, игра – тяжёлое искусство, но стих, как танец голышом, а исповедь, как вольнодумство… И я молчала с той поры, по день сегодняшний, как камень, слова ворочались комками, болели в горле, как нарыв, а кто-то, повторяя amen, преследуя свою корысть, будил полночными звонками. Вытаскивал меня из сна, дразнил клочками сновидений, лишь для того, чтоб каждый день я следила, как растёт стена из молчаливости и бденья, усиливая резонанс моих безумных наваждений. А непокорный карандаш, не в силах вынести обета, торопится писать про лето, про то, что в мыслях раскардаш, и, как невыносимо это, когда бумаге не отдашь четырнадцать стихов сонета. 14.10.15.

Тучи сегодня… и солнышко не проскочит, Впрочем, чего там бояться, не лето, чай, Если проскочит и высветлится кусочек, Синее небо помашет тебе – прощай! Нынче денёк серо-мурый, к дождю, наверно, В серых тонах получается мой эскиз, Чёрным и серым заполнено в костюмерной, Не разгуляешься, муторно от тоски. Где-то был шарф, на павлиний окрас похожий, Яркий, как счастье, и радостный, как мечта. В чёрном плаще, из почти натуральной кожи, С шарфиком ярким – совсем уже красота. Шёлк очень тонкий и ветер его колышет, Перебирая нежнейшее волокно… В зеркало глянуть – подходит? А, может, лишний? Может быть, серый надеть? Но вокруг темно! Серо и мрачно, и сумерки под окошко Тихо спускаются с серых немых небес… Всё. Решено – надеваю. Иду, как кошка, Та, что гуляет всегда сама по себе. Там, где ей вздумается, никогда иначе, Там, где под ноги ложится уютный путь… Кошка смеётся… Она никогда не плачет. Плакала? Видел?

У Вас морозно в городе теперь, зима приходит к вам намного раньше, и ветер из бескрайности степей уныло воет страшным воем баньши. Он залетает в улицы, в дома и путается в плюшевых портьерах, и сводит бедных жителей с ума степной зимы простуженная серость. У нас не то – Октябрь ещё горит своей листвой и пламенно, и страстно, по вечерам мелькают фонари в летящих листьях жёлтых, рыжих, красных, горит свеча… Вы помните, что я свечей поклонник, нет – огнепоклонник! Оставьте всё и – в южные края, где Осень чрезвычайно удлинённа. Затопим печь и сядем у огня, хотя, какая печь – теперь камины. Заварим чай, он знатный у меня, и хлеб домашний, с семенами тмина – как в детстве запах – Тминная гора… Вы помните, конечно, горку эту, обычный холм, но как же детвора любила там покувыркаться летом! И запах тмина множился и плыл, он впитывался в платья и ладони… И усыпляла нежная теплынь, и сон был акварелен и бездонен. Вы помните… Да, что ж я о былом – как Вы теперь?

О, как расплывчатые грани умеют разделить пространство… Тебе и мне. И колко ранить своим гранитным постоянством. Напоминают о границах, о тех, невидимых, которых преодолеть не смогут птицы, не то, что письма.

Мне сегодня приснились голуби, говорят, что это к письму… Месяц новенький, серпик голенький, рассекает ночную тьму. А ещё мне приснилась радуга, семицветный небесный шарф… Просыпаюсь и тихо радуюсь – сон рассыпался, искрошась На осколки такого яркого и, с предчувствием счастья, дня… Это письма твои с подарками добираются до меня. И ведь надо же – новолуние подоспело сегодня в ночь, Доцветает в горшке петуния, и бушует уже вино В темноте закутка подвального… Это Осень, пора вина. Ветром западным измочалена и почти что обнажена, Ива тянется веткой слабою, на соседский забор прилечь… Осень взбрыкнула вздорной бабою – нынче жарко, вчера – хоть печь Начинай ввечеру затапливать, так пронзительно на дворе, И жакет очень к месту драповый, по холодной такой поре. Мне сегодня приснились голуби, легкокрылые сизари, И невольно приходит в голову мой любимый размер и ритм, Предназначенный для писания о тебе, для тебя, тебе… Приезжай, я готовлю сангрию, если хочешь – могу шербет, Апельсиновый

Я не из этих мест, свои стопы я направляю, шаркая устало туда, где только ветер, только пыль, где не напоит снег водою талой, где так унылы и пусты кварталы, что хочется услышать шум толпы. Я не из этих мест, но я твоя, вглядись в меня внимательнее, ближе – твоим грехам, поверь, я не судья, хотя прекрасно все пороки вижу. Порог пороков нынче так занижен, что ты почти что ангел. Воссиять тебе пора бы. Встать бы на крыло, писать точнее, бережней, правдивей, а то, гляди-ка, снова занесло, куда – неясно. В тусклой перспективе смешалось всё. И дегенеративен, порочен изначально стержень слов. Я повторю, что не из этих мест, тоскливых, слово жуткий плач койота, плач брошенных у алтаря невест, не верящих в спасенье ни на йоту – и кто спасёт? И где он, этот кто-то? Не тот ли, что тащил на гору крест? Не тот.

Мне сегодня Октябрь показал, что к чему, и откуда дуют ветры осенних, как будто бы, тёплых времён. Запоздалого лета внезапно опомнилось чудо, запоздалые письма сегодня принёс почтальон. Словно жёлтые листья, они так печальны и вялы, никаких новостей – болтовня, пересуды, молва… А закат украшается тёмно-багровым и алым – значит, снова на ветер. На ветер бросаю слова – это почты надёжней, ловите, мой Ветреный Рыцарь, и не путайте письма с летящим в ладони листом… Мне сейчас бы хотелось совсем в Октябре раствориться, посетить с листопадом Ваш тёплый приветливый дом... Но, увы! Видно, ветер сегодня опять не попутный, Значит письма. И ладно.

Догорает закат, растворяется в сером и синем. Всё свежей вечера, и всё раньше приходят они. Осень так хороша, что её описать не по силам – новых слов не придумать для Русских октябрьских равнин. Золотая – и всё.

Сложить слова. Увидеть – хорошо! Скорей писать, не вынося отсрочки. И разорвать листок карандашом, Боясь забыть придуманную строчку. И что же в ней? По-прежнему, о Вас, О том, что Осень календарь листает, Как листья, ветер оборвёт слова С листка, и позовёт собраться в стаю. И стаи слов, неспешный караван, Плывут себе, ни к северу, ни к югу, Но только к Вам, и днём и ночью – к Вам, А возле Вас вращаются по кругу. Когда часы покажут Время Ночь – Стихи темнеют, прячутся, немеют, А Время День прольёт ручей цветной, Запустит в небо радужного змея… Я так смела, мой милый адресат, Лишь потому, что Ваше имя – тайна, Когда ночами выхожу я в сад, То даже там боюсь его случайно Промолвить громко.

По плоскости циферблата ползут неуклонно стрелки, Меняет Луна окружность на тоненький жёлтый серп. А между Землёй и небом летающие тарелки, Танцующие тарелки рисуют небесный герб. Охотника Ориона сегодня так ясно вижу И Лань, по небесным кручам, бегущую от него. Всё время он где-то рядом, не дальше, но и не ближе, Как только её догонит – и кончится волшебство. Когда достигаешь цели, как будто, и жить не надо, И можно исчезнуть с неба, но что-то не даст уйти. А сверху кивают Сёстры, рассеянные Плеяды, Так много красавец дивных, попробуй-ка их сочти – Тайгета, Меропа, Майя, Электра и Альциона, Келено, Плейона, Атлас и парочка Астероп… Вобще-то, считать созвездья – занятие для влюблённых, Но я всё смотрю на небо, на звёздный калейдоскоп. И есть у меня надежда, что Вы, далеко отсюда, Уставились в небо тоже, задумчивый звездочёт… И если случится чудо – ведь может случиться чудо – Невидимая тропинка другую пересечёт. В такие минуты, знайте, срываются с неба звёзды, И мчатся, в пути сго

Случайно выпавшие числа билетов наших, наугад, как в лотерее – шли подряд и неожиданно зависли... Бывает, люди говорят. Мой собеседник, мой случайный попутчик… Тесное купе сближает, как никто. И чаю несёт нам девушка… Скучаю… Дорога – психотерапевт. Как на духу – признаний ворох на столик выложу, и вот – без передышки разговоры… В дороге сходятся так скоро, беседа до утра идёт. Я не забуду вашей фразы – Не позволяли никому, открыться сердцу и уму, и даже близким – нет, ни разу, во избежанье сплетен, смут… И вдруг, вот так – чужой открыться?! Нет!

Чуть-чуть добрать Луне осталось и – полный круг. Темнеет... поздно… А с краю угасает алость лучей последних… Грациозно слетает лист, паря неспешно – ловлю в ладони – здравствуй, Осень. Как быстротечно время… Прежним ему не стать… Деревья сбросят наряд без жалости и грусти, А я? Расстаться с чем сегодня? Что навсегда меня отпустит? Ах, Осень, ласковая сводня, опять сведёшь меня с печалью – дневник, в беседке чай зелёный, подружки, сплетни… Я не чаю к своей любви неразделённой вернуться… Помоги мне, Осень, сплети мне сеть из паутинок, которую смогу набросить хотя б на тень.

Знаете, свет мой, у нас и не пахнет осенью, Просто плоды переспели и так тепло… Наши деревья пока и листву не сбросили, Не зарядили дожди. Серебрит гало, Взяв в окруженье волшебное полнолуние… Тихо, ни звука, идёт переулком ночь. Пахнет вином, отцветающими петуньями, Пахнет несбывшимся чем-то… Темным-темно… Ветер устал, прилёг отдохнуть за оградою, Дремлет и что-то смешное видит во сне… Всё хорошо... Отсутствие писем не радует, Писем, как не было, так и доселе нет. Вряд ли, мой свет, напишу Вам сегодня много я, Вряд ли, дела – виноград, наконец, созрел, Кисти тугие сентябрьское солнце трогало, Нежное солнце, без жарких июльских стрел. Срезанный днём, остывает в корзинах. Тщательно, щёткой и мылом отдраен дубовый пресс, в свете луны отливают канистры платиной, пахнет травою лозы незаживший срез, пахнет осенним, привычным, но всё же – тайнами! А на задворках разводит растворы хна… Пасмурных ангелов ветер гоняет стаями, Странно… Обычно зимуют они у нас. 30.09.15.

О бессмысленность споров источены тонкие губы, Невозможность согласия, словно глухая стена, И стучат молотками по ней без конца душелюбы, Людоведы им в такт распинают кого-то… А на Самом крае стены, поджимая усталые крылья, Серый ангел сидит, я смотрю и не в силах понять – То ли вылинял Чёрный, то ль Белый измазался пылью – Только – Серый и всё. Смотрит вниз, но не видит меня. Неуклонно темнеет и катится солнце к закату, Я боюсь, что растает, сотрётся невиданный гость, Или смогут к нему дотянуться лихие ребята, Зажимая в руке приготовленный загодя гвоздь. Я хочу увести незнакомца подальше отсюда, Крепко за руку взяв, чтобы точно не смог убежать, Или, чтоб убедиться, что это действительно чудо, А не морок, не бред, не курочит сознание жар. И не снится… Как часто боюсь я случайно проснуться И увидеть, что ангелы все разлетелись давно… Ну, давай, подсади!

Я сегодня Сентябрь, я горчу у тебя на губах Пожелтевшим листком, прилетевшим, ей-богу, случайно. Это осени вкус, если хочешь, мускатом разбавь, А не хочешь вином, то разбавь самой лёгкой печалью. Я сегодня Сентябрь, это грустно, но только слегка, Что поделаешь, свет мой, ведь истина неоспорима – Разукрасит осенним цветные мои облака, И отмоют дожди все штрихи молодильного грима. Я сегодня Сентябрь – повторяю опять и опять, Да, не август, но время прекрасного бабьего лета. И ещё не пора зимним сном навсегда засыпать, Ведь последняя песня не сложена мной и не спета. Я сегодня Сентябрь, самый ласковый месяц в году, Время зрелых плодов и давнишних проверенных связей… То летаю листком, то степенною дамой иду, То пишу до утра, ожидая для писем оказий. Я сегодня Сентябрь, познакомься со мной вот такой – Лёгким флёром печаль на кокетливой шляпке вуалью И летящее платье, осенней расцветки шелков… Познакомься со мной – в сентябре мы друг друга не знали. 25.09.15.

Вот и вечер, и вновь просыпаются совы, расправляются с треском бумажные крылья пожелтевших тетрадок… Вагон зарисовок – сказки, враки, мечты – пересыпаны былью. И, конечно – любовь, а куда без любви-то? Серым кажется мир без сладчайшего бреда. Жаль, напиток любовный давно уже выпит, но любовь бесконечна! Привычное кредо побуждает к писанью любовной баллады, или проще – к вранью. Невесёлая повесть… Но бесплодные земли не выдадут клады, и в раскладе не выпадет рыцарь крестовый, и песок не посыплется в верхнюю колбу… Только совы всё пишут, процесс бесконечен, объяснять бесполезно – что в лоб им, что по лбу – всё летит стрекоза и стрекочет кузнечик, и синеют шалфея душистые кисти, и летает душа – чуть прикрыта, в исподнем, в вечном поиске счастья и поиске истин, бесполезном, как поиски гроба господня. Рвётся с треском струна на изношенной лире, путь к победе бумагою писчею выстлан… Но ломаются копья в бумажных турнирах невзаправдашних рыцарей-идеалистов. 22.09.15.

Месяц на небе – таинственный незнакомец, рожки повесил, наверное, быть дождю. Где же ты бродишь, ненайденный, но искомый, след затерялся в отрогах песчаных дюн. Ты мой осенний, невстреченный, но любимый, наша невстреча всё длится, который год… Видно так вышло, что пасынки у судьбы мы, где-то удача гуляет, да всё в обход. Я не горюю – ты снишься мне очень часто, сон размывает черты твоего лица. Профиль знакомый, печальный, такой лобастый, на безымянном искрит ободок кольца. Где нас венчали, невстреченный, не во сне ли – точно такое кольцо у меня давно. Сон опьяняет весёлым и лёгким хмелем, странный напиток – магическое вино. Странное дело – невстретившихся так много, может, рассыпался калейдоскоп судьбы? И собирают по небу осколки боги, не предназначенных сводят, а так – любых. Не притираются чуждые половинки, слишком несхожи края и изломы душ… Длятся годами жестокие поединки в божьею милостью выделенном аду. 20.09.15.

Небо сегодня – синего-синего ситца ветром осенним натянуто полотно, и расцветают на синем белые птицы – чайки ныряют, наверное, ищут дно. Им наплевать, что сентябрь подплывает к краю, криком пронзительным август зовут назад... Глупые, глупые... Мы-то с тобою знаем, что ничего, никогда возвратить нельзя. Август придёт непременно, но только – новый, прежний останется в письмах, ещё – в стихах, спрятан, уложен, сосчитан и зарифмован, месяц восьмой, звездопадный... И колыхать станет опять в колыбели, но здесь ли, нас ли? Кто его знает... Ответа не даст никто. Только бы звёзды горели и не погасли, и оставался в стакане ещё глоток, и созревал виноград, и синело небо, яблоки падали в вянущую траву. А по ночам Млечный Путь – бесконечный ребус, снов киноленты прокручивал наяву... Небо сегодня... Наверное, бабье лето – радуйтесь, бабы, напейтесь вина и – в пляс... Вечер подходит, таинствен и фиолетов, и выплывает на небо луны кругляш. 19.09.15.

Ночью небо ложится тихонько на спящие крыши, и стекает на тёмные спящие окна ручьями – это дождь. Это он на прибрежном песке что-то пишет, потому что стихи к нам обычно приходят ночами. Может быть, опасаются яркого света дневного или шума шагов по истёртым булыжникам улиц, но приходит стишок в темноте, темнотой надиктован, в те часы, когда город и люди спокойно уснули. Заливается снова вода в неостывшую турку, В старой мельничке зёрна трещат и ссыпаются в горку… Звёзды с тучей играют на небе в весёлые жмурки – кто кого?

Здесь странно тихо – время сентября. За тучами угасшая заря не бросит алых отблесков в окно, темнеет, вот уже почти темно. Вчерашних луж кривые зеркала, сухой листок по ним пустился вплавь, деревья отражаются в воде, подстилка тлеет в маленьком гнезде, покинутом внезапно, навсегда – и, видимо, теперь уже не ждать, хозяев мелких, может быть, синиц – исчезли, будто слово со страниц, наверное, нашли другой приют. Деревья листья щедро раздают – билетики, желающим пройти в октябрь… Уже и ветер тёплый стих, собрался, ждёт в попутчики скворцов, а неба цвет, как будто бы, свинцов, но, в то же время, всё ещё тепло. Отяжелело небо и легло на потемневший шифер старых крыш, и месяц, новорожденный малыш, пробиться не сумеет через мрак – позвать его погреться на чердак? И будет лунный свет из всех щелей! Густой туман, от света ошалев, приляжет на пожухлую траву… Здесь Осень.