Я слышал, есть собор На юге, где свеча Не гаснет до тех пор, Пока не закричать. Как тонко ни извлечь Гортанную струю - Ей счастие увлечь Свет за черту свою. Секундой (позже) наступя, Она горда лепить Мадонну не с себя, Не для себя убить. Я осквернитель жен, Полей и сел, всего. Как только звук рожден - Я умертвил его. Мне это крови знак, И надписать над ним Плиту - скорей никак, Чем именем моим. 6.01.97

Повторяются числа, которыми ты Отмечал свою нежность у края листа. И никак не понять: то ли снятся листы, То ли снег занимает на кровле места. Ты стоишь у окна и не можешь никак Защититься рукою от времени – чтоб, Поднимаясь от труб и от воротника, Дым тебя не заметил, и твой полуштоф Новогодний остался нетронут внутри – Словно место в минувшем тебе уступя, И газета, не взятая из-под двери, Превратилась наутро в привет от тебя, - Чтоб следы по паркету вели не к окну И не к выходу, но – как в смятенье, во сне – Громоздились в тени, оставляя одну Только пыль на себе – будто память по мне. 31.12.96

Ты рядишься в слова. Потому, слава Богу, свободен От любого позора - включая обычную порку, Ибо снять с тебя что-то (в особенности при народе) Не удастся, поскольку все дело напомнит уборку Твоего кабинета, бумаг на столе или в кресле, Переборы в шкафу и последний пробег по роялю: Ты останешься гол, как и был. Но, послушай-ка, если Это так - почему бы тебе не просить подаянье? Это было бы смело. Ты б стал идиот для соседа, Идиот для жены, для друзей - «А не слышал, что этот Идиот с собой вытворил?» То есть - простая победа: Регулярные деньги плюс малоизученный метод Перебранки с планетой. Когда диогеновой бочкой Попрекнут - не теряйся, но все же помедли с ответом. Посмотри им в глаза и скажи прошлогоднюю строчку: «Да, я умер для мира, но был и остался поэтом». После этого ты прослывешь пошляком и, возможно, Шарлатаном, тебя отпоют почитатели -ова И твоих подражаний ему. Вот тогда, осторожно Отвернувшись к стене, засыпай. Ты не отдал ни слова. 28.12.96

Государь и отец. Твой народ от тебя отвык. Ворожат, соблюденье поста возмещают свинством. И язык им подстать: то ли веруют в постовых Или в рака с горы, то ли Господа кличут свистом. Их поля ненавидят лишь их, а не твой режим. Твоих методов, мудрый, по сану я не приемлю, Но мне кажется часто: они бы сумели жить, Только если мы сгинем, навечно оставив землю. Не прошу о деньгах: и без них меня здесь убьют. Через день или месяц - не знаю, но мне не важно. Я бы только хоте, чтобы ты мне нашел приют Среди этой земли, если вновь она станет ваша. Чтоб я верил тебе - приходи в этой край войной Только после меня: так нам будет верней и проще. Ты не любишь людей, ну а смерть обсудить со мной - Не спеши, ибо смерть, слава богу, проворней прочих. 25.12.96

* * * Не вставай: я пришел со стихами, Это только для слуха и рук. Не мелодия гибнет, стихая - Гибнем мы. Да пластиночный круг. Потому что - поймешь ли? - у смерти Нет вопроса «Куда попаду?» Нет Земли: только Бог или черти, Только рай или ад. Мы в аду. То есть гибель - не администратор, И не распределяет ключи: Все мертвы. Она лишь регулятор Этой громкости. Хочешь - включи. Поразительно, как мы охотно Поворачиваем рычаги! Между ними - и этот. Погода Ухудшается. Снег. Помоги. 17.12.96

Снег убирает очевидцев. Наспех Сопротивляясь нашему концу, Житейский чих и благородный насморк Нам пурпуру добавили к лицу. Хвороба века, подбираясь к носу, Как пастор к оренбургским мужикам, Нас учит европейскому прононсу, Дневному сну и кружевным платкам. Вот просвещенный царь! В минуту строги, Или степенны, мы уж не бежим Вослед трамваю с воплем по дороге: Как нам идет постельный наш режим! Как кстати нам горячечный румянец: Штудировавший дома Хохлому И Сурикова, тощий иностранец Прославит в голос «русскую зиму»! 17.12.96

Я полюбил свободные размеры: Как тога, или брюки без лампас, Они дают мне легкие манеры; Но тощ для них словарный мой запас. Должно быть от болезней или горя - Слепого и невидного извне, Я бросил стих. И, по привычке, вторя Моей судьбе, он изменяет мне. И на столе, как следствие измены, Я нахожу конверты от него: Уж распечатаны и непременно Надушены бессилием его. Теперь я болен службами иными, Но, видно, не поддался мятежу И, будто из укрытия, за ними Со дна мизантропии я слежу. Но все, что мне нашептывает ворот Колодца, все, что сочтено в уме - Я с ужасом и нетерпеньем вора Прочитываю поутру в письме. 15.12.96

* * * Примитивный пейзаж В половину листа, За который не дашь Ни окна, ни холста; Безопасная даль В половину руки, Но рука и печаль - Как они далеки! Если выйти за дверь И направо взглянуть, То напрасно теперь Открывается путь: Половина зимы, И дороги бледны, И оттудова мы На ладони видны. Потому что и там И, как правило, здесь - Мы не в тягость богам. Ибо мы-то и есть (Глядя издалека - Чтоб достал карандаш) Фонари и река, Примитивный пейзаж, От неблизких картин Отстраняющий плоть: Чем он дольше один, Тем он больше Господь. 13.12.96

Кому, как не тебе - по ремеслу Родиться в глубине земли усталой, Где пол определяют по веслу Иди штыку в глухой руке у статуй; По фонарю: когда погашен - день, И ночь - когда разбит. По тени дома - Что дом еще отбрасывает тень, И смерть не ждет в конце второго тома Всех писем, что оставишь по себе, Всех адресов (все адреса так узки!), Всех песен, где меж строк - лишь Бог и бег, да Нобель, окликающий по-русски. 7.12.96

Я лежу на диване. Передо мной Стол, покрытый бумажною белизной В декабре. Но единственная белизна За окном - это цвет моего окна. За окном - декабрь. А за ним - январь. Птицы движутся, время стоит. Календарь Разминулся со снегом, застрял в пути. Или некуда больше ему идти. Изо рта навсегда вылетает речь, И покой наш уже ни к чему стеречь. Сняв халат, удаляются от одра, Охладевшим надеясь найти с утра. Снега нет. Нам нельзя потерять тепло: Мы испортимся. Будто бы бьет в стекло Постоялец - и видит еду, ночлег. Мы не можем открыть, нам не нужен снег. Мы уверены: это стучится он, Не оставив следа от голов и крон, Все, помимо себя, заменив собой - Как умели лишь мы, и никто другой. Мы в снегу. Если Бог попадет в метель - Философия сгинет. И как постель Будет выглядеть Рай (или Ад - как знать, Коли смерть занесло, и не нам умирать). После снега уже не мозги его Объяснят: что есть серое вещество, Как не сам он? Под силу понять ежу. Снега нет. Небо счастливо. Я лежу. 6.12.96

Предместье Тициана. Мешковина С картофелем из высохших долин, Полуокно. И свет наполовину. И тьма в глазах. И Бог преодолим. Пожалуйста! Давай остудим глину, Октябрь на красный свет перебежим. Два выхода: Творцу найти причину Или себя почувствовать чужим. Язык не кисть. Не ждет переворота: Меж фраз его всегда найдутся те. Но если нет - то хлопнут не ворота, А воздух на распоротом холсте. 29.11.96

Что я тебе напишу на коленях у сумерек, Страшная девка без адреса и без примет? Смейся, пора: я почти объясняюсь в безумии. Будем считать, что и это сойдет за привет. Вся моя комната в ужасе - если б ты видела! - От перекрестных шагов. Или мы не вдвоем Бедное чувство с шестым миллиардом в делителе По единице секундам теперь отдаем? Или один я? И некуда с эдакой бездною Деться: всерьез не покинешь себя-старика. Разве что память спасет: ты не самая честная, Я же не гений. Ну вот мы и квиты пока. Как назову? Хоть по первой строке, если хочется. Не принимай за стихи: это только прием. Стихотворение ждет. И пока оно кончится - Кто бы мне высчитал, сколько мы лет проживем. 26.11.96

* * * Я уеду из дома, Не услышав от стен Ни добра, ни худого: Насовсем, насовсем. Будет ветер и пусто. Мне идти одному: Я последние чувства Все оставил ему. Через арку направо, И вперед до огней. Вот мой Реквием - браво! - В перелетном окне. Десять тактов навстречу Голубям на карниз, - И вприпрыжку на плечи Переулка. И вниз. Брось печалиться, ужас Пережди. Не дрожи О консервах на ужин, И не бойся за жизнь: Там, за парой балконов, Различимых к утру, Тело станет законным. Значит, я не умру. 18.11.96

* * * Я лег за полночь. На поднос Поставил чай, прошелся кругом И к выключателю поднес Благословляющую руку. Погасла люстра, но окном Напротив стали стекла полки. Не спал, и поделиться сном Мне было не с кем. Или долго. Так лепят в боги нас. И цель Ясна тому, кто после верит - Не требуя креста в конце, Ни клятвы Гиппократа перед. 11.11.96

Дощатый пол с губительною свечкой Лишь только и могли тебя зачать. Кому иначе эту бесконечность Восьмеркою колес обозначать, И слышать, вопреки неповторимым Законам, утром плеск воды к бритью, Да Троицу считать неоспоримой, У жизни обучаясь не житью, А цифрам, - словно маленькие деньги, От скуки кем-то пущенные в рост, - Уже привыкнув к лишнему оттенку На наволочке найденных волос. 1.11.96

Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти одно с ним поприще, иди с ним два. Евангелие от Матфея 5:39-41 Спаситель не знает ни имени, ни села, А значит - не может судить, и твоя взяла. Лицо, и одежда, и ступни при всех пяти - Достойны руки принуждающего идти, Судящегося и бьющего: он не тать, Поскольку берет только то, что ты рад отдать, - Не больше. Но если от Бога бежать - беги От поприщ, одежды, и левой своей щеки. 30.10.96

Если Парка окажется шельмой И отложит мой профиль пока, Я забуду, как некий отшельник, Этот город. И только река - В мостовых, как в скорлупке ореха - Будет детству и жизни сродни Истекать, ибо память о реках Двухконечна. Как сами они. Я закрою на тяжкие ставни Вид из окон, где время идет. И внутри будет двигать листами Незаметный лишь мне идиот. 27.10.96

Все, что вокруг меня - Неповторимо. Тень Не искажает дня Копиями, и день Счастлив отдать стене Той, что напротив глаз - Свет, лишь поняв, что мне Так же не смочь сейчас. Дом и окрестный двор, Точно через стекло Лупы, почти в упор Видят мой приступ слов - В силах помочь лишь тем, Что принимают вид Всех его версий, тем, Мостиков, пирамид, Улочек, где идти - Мало, и грех бежать. Боже мой, как найти Силы не подражать? 26.10.96

* * * Мой черный стол диктует мне союз С толпою развороченных бумаг, В которые заглядывать боюсь, Как в письма от сошедшего с ума. Я словно постоянный адресат Для этих груд, хоть в зеркале двойник, Пейзаж в окне, и время на часах Идут ко мне, опережая их. Почтовая ошибка? или знак Ноги на их нетронутом снегу? - Я лишний здесь, но мне нельзя никак Исчезнуть: не умею, не смогу, И не привыкну, и уже свою Испытываю память, а не страх, Валяясь по измятому белью За полночь у бессонницы в ногах. 23.10.96

Предав тебя и исказив сей жест Позднейшей ложью - я способен помнить. До чисел и до имени тех мест, Вина и книг, расположенья комнат. Их сумма из обоих нас не даст Ни одного. Но, выбравшись из вьюги, Мы видим, что никто не передаст Честнее снега нашу мысль о юге. Смотри, смотри! Я сызнова простил Себя. Но это лишь способность речи Поверить в то, что, может, упростив Свершившееся, - мы отыщем нечто В грядущем. Так решают спор о дне Постройки дома, о трубе бассейна. О памяти; потом - о нас над ней, Как над столом с остатками веселья. Мы помним то, чего нам поздно ждать, Нельзя любить и недосуг бояться. Поскольку память нам нужна как блядь. По крайней мере - как замена блядству. 5.10.96