Жизнь моя – одни убытки и потери, жди – не жди. Неудачные попытки. В прошлом, крепкие напитки... И прощальный скрип калитки, будто стон больной груди. Лист последний тихо кружит над моею головой. И транжиры - злые стужи, тратят всех, кто мил, кто нужен... Тишина и мрак всё глубже, тяжелее надо мной. Жёлтый лист, и тот без даты. Ничего другого нет, - нет ни дерева, ни хаты, всё ушло, ушло куда-то. Может помнишь: был когда-то, был зелёным его цвет.

посвящается В.С.Высоцкому "Когда вода всемирного потопа вернулась вновь в границы берегов…", я полюбил, но видно раньше срока, назначенного скопищем богов. И не создал кумира, но пророка услышал голос в сонме голосов. Видно не зря они "…такие есть…", остались, те, которым не доесть и не доспать, и не допить нестрашно. Они ведь дышат, пусть и "просто так, ….внезапно попадая в такт"… Но и живут – открыто, бесшабашно. Живут бесстрашно, не боясь, глупцами среди людей непонятыми, стать… Но пусть останется меж нами, то, что нельзя словами описать. А как хотелось бы… словами… О, Боже Правый, только б не солгать! И только бы остаться, но собой… Судьбы своей, а не какой другой, желать, просить, хотеть и видеть… И только раз потрогать ту же нить, чтобы потом до смерти сохранить любовь, которую нельзя обидеть.

Холода идут, холода... Небо хмурится снежной мглой. На деревья и провода налипает иней седой. Без печалей и без тревог по брусчатке ломкого льда, по дорогам и без дорог холода идут, холода. Вот уж в окна стучится беда и уносит тепло твоих рук, - холода, пришли холода неприкаянностью разлук.

Белеет кто-то одинокий своею белой бородой. Он от реальности далёкий. Он от любви совсем седой. И постоянно что-то слышит... А вот стишки свои в ночи, увы, давно уже не пишет и на гитаре не бренчит. Ему бы петь в станичном хоре. Ему бы жить в степи родной!.. А он, несчастный, рвётся в море, хотя моряк он - никакой.

Сколько в прошлом было интересного... Даже курсы в наркодиспансере. А сейчас лишь в области словесного я живу в той чудной атмосфере, от которой нам остались кубики, гильза, ножик, тёти Лялин бантик, запахи ещё... так пахли бублики, те, которыми нас угощал солдатик. Время не течёт, оно ведь дробится - было три восьмых, вдруг сразу - пять десятых... А душа горит, душа коробится, глядя на конец шестидесятых. Ну зачем было идти с плакатами мимо мест холодных и осенних, - никакими красными заплатами не прикрыть нам пражских лиц весенних. А потом "запор" семидесятых, - диссиденты, высылки и тюрьмы... Вновь всё повторяется в ребятах, вновь на перекрёстках жгутся урны. Вновь бегут, клянут её... жестокую, травят вновь со злобой злого быдла. Ну а те, глазами с поволокою, смотрят вниз и им оттуда видно сколько было в прошлом интересного... даже кафедр в наркодиспансере и зачем мы в области словесного кружимся на этой карусели.

Я видел раньше только тени, - по существу был просто слеп. И вдруг, обычный куст сирени, за ним забор, а дальше степь. Я раньше в буднях жил и помнил о том что жизнь, лишь фактов цепь. И вдруг увидел: мчатся кони, цветёт сирень, и в дымке степь. Да, чудо рядом, будь то дети или закат, или сирень... Но пробегаем не заметив, хотя и видим каждый день.

Людмила Руденко Но зачем степи бесконечность По-собачьи мне пальцы лижет? ПАРОДИЯ Надоела мне бесконечность и степей, и полночных мыслей. Надоела моя беспечность, но, конечно, в хорошем смысле. Я хочу полежать клубочком на снегу безмятежно чистом. Я хочу восхититься строчкой, мной написанной ночью мглистой. Я могу идти долго, вечно! И бегом могу… Но всех ближе эта чёртова бесконечность - не даёт ступить, ноги лижет.

Лариса Неводничик Не имею я титулов, Ни хвалы и ни звания. Зов стихов моих - ИДОЛОВ, Раскручу по спирали я. НЕ ТИТУЛЯРНАЯ СУДЬБА пародия Хоть и кланяюсь идолам,- жизнь имею не сладкую. Притворюсь-ка я символом или лучше – тетрадкою. В своей маленькой комнате, что хочу, то и делаю. Вы меня с грустью вспомните, прочитав строчку первую. Будет пятый день кряду в ней многоточье подпрыгивать. Но а я буду всё сильней из тетрадки подмигивать. Раскручу по спирали я зов стихов, моих идолов. И дадут в знак признания орденов мне и титулов.

Людмила Комарова Не устоять. Ты, зная это, Неподражаемо был горд. Во мне тревожила поэта Твоя улыбка целый год. Не устоять. Я убедилась В неосторожности затей... Твоя улыбка победила,- Ты сердце всё-таки задел! УСТОЯЛ пародия Нас многое тревожить может: простуда, зависть, куча дел, - путь человеческий так сложен. Вот, с дуру взял, тебя задел. Как жаль, что зря в тебе поэта улыбка мучила весь год. Но я ж совсем не знал про это... И улыбался, идиот.

Джон Магвайер Ты улыбнешься радуге, что вдруг мостом скользнет к цветущим одуванам, но ветер с тихим вздохом покаянным закроет легкой тучкой солнца круг. ОДУВАНЫ И СТАКАНЫ пародия Давно закончив поэтический ликбез, я не пишу уже в стихах романов. Я поклоняюсь скромным одуванам с тоской смотря в безмолвие небес. Мостом скользнув на кухне по столу и, раздавив нечайно три стакана, подумал с завистью про лёгкость одувана, осколки собирая на полу. Прости за тавтологию, мой друг,- наверх подняться уж давно не просто. И пусть в поэзии я маленького роста но одуваны – мой большой испуг. Тургенев как-то тоже произнёс, не замечая, что пусты стаканы: "Как хороши, как свежи одуваны - к чертям букеты самых лучших роз!"

Срастаясь с небом и водой, ветрам отдавшись и надежде, почти забыв, что было прежде, ещё белеет парус мой. Там луч разбуженной зари рисует в ряби волн дорогу... А я неспешно к эпилогу иду, и ты не говори о том, что жизнь всего одна, что мир ленив, жесток и вечен. Мой мир - он из любимых песен, в нём есть пастушечья звезда. Она указывает путь. Маяк, тревога и отрада,- звезда моя по детски рада. И тихо шепчет, - Не забудь...

Николай Ткач Почему не родился художником? Я бы женщин одних рисовал. Под березкой в лесу и под дождиком, Отражал бы любимый овал. КАК Я РИСОВАЛ ОВАЛ пародия Под берёзками или под дождиком вижу я свой любимый овал. Потому что родился художником и одних только баб рисовал. Среди роз и тюльпанов разбросанных красной охрой им рот целовал, неприлично рисуя их босыми, и во всём видел свой идеал. Моя кисть никого не обидела: ни улыбку, ни носик, ни взгляд… Ведь она рисовала, что видела - то есть то, что скрывает наряд. И люблю я лишь плавные линии, от которых едва не погиб. От углов и прямых я в бессилии, очень трудно придать им изгиб. Жизнь мне много талантов оставила, но как женщину ни рисовал, в профиль, фас, соблюдая все правила - получается только овал.

Дождик плачет, плачет, плачет, делит мир на свет и мглу, а печали в каплях прячет, вниз скользящих по стеклу. И как время, он смывает пыль, заботы, грусть и зной. И назад не возвращает – забирает всё с собой. На окне, меж влажных стёкол, расплылась на блюдце соль. …И уже почти не плохо, и почти уже не боль. И шумит уже потише в одинокой пустоте то ли дождь по старой крыше, то ли чайник на плите. 7.07.12г.

Утро, солнце сквозь туманы, травы плавают в росе и луга, как океаны... И машины на шоссе. На мгновение застыли воздух, листья и вода, а по ним автомобили едут, едут в города.

Ночь разлилась по облакам, траве, земле и высшим сферам. И время власти Люцифера из мрака лапы тянет к нам. И губит ложью честь и душу тому, в ком сил не достаёт… И прерывается полёт… И горько слово правды слушать. Слова друзей, добра, тепла в потоке грязном утонули и ветры стылые задули, и прах летит, где жизнь текла. А боли страх – как крик в ночи, он неожиданностью ранит. Но что за свет?.. Вон тот, что манит… Неужто огонёк свечи? Свече откуда взяться тут, где и прожектор-то не виден, где пьяный в стельку, как Овидий, вновь жду – когда же поднесут?.. Тогда, быть может, втянет внутрь свои стальные когти стужа, и вдруг кому-то стану нужен, пусть хоть на несколько минут. А свет от трепетной свечи совсем не больно гладил раны, и в каплях рос и звёзд поляны искрились рыбами в ночи. И потекла ночь по губам, по пальцам, волосам, по коже живым огнём… Великий Боже, спаси, простив грехи все нам… В священном пламени свечи ночь осветилась, звёзды гасли…

Любовь, она живёт вечно, а это не малый срок. Любовь – она так беспечна, добра и так человечна… А я? А я одинок. Хожу по самому краю, ищу, сам не знаю что. И вовсе я не играю, ни от кого не сбегаю. Сам себе - цирк шапито. А смерть лишь этап, и только, в длинной цепи потерь. Отрезан я малой долькой от целой Любви. Но сколько и где тебя ждать теперь?

Дни, звеня по асфальту, монетками скачут. Но богаче мы всех абсолютно царей - ведь за жизнь, эту жизнь, улыбаясь ли, плача, мы платим судьбой - я своей, ты своей. Улыбнись и плати - за билетик в трамвае, улыбнись и плати - за "люблю" и "прости". Не забудь заплатить и в конце, как в начале, каждый день на земле - улыбаясь плати.

Лев Годисов ЛЮБЛЮ Я КУДРИ КРУЖЕВНЫЕ ИХ ГОЛУБЕНИ КРУГОВЕРТЬ В ЛУГА В ЦВЕТЕНЬЕ ЗАЛИВНЫЕ МНЕ ЛЮБА В РАДУГУ ГЛЯДЕТЬ ТАМ ГДЕ ТО САДОМ РАСПУСТИТСЯ В ОЧЕЙ НЕМЫСЛИМУЮ БРЕДЬ И НЕЖНО С МИЛОЙ ПРИЛЮБИТСЯ К НЕЙ СОЛОВЬЁМ ЗВЕНЯЩИМ В ЦВЕТЬ. ПРО ЛЮБОВЬ, ЦВЕТЬ И БРЕДЬ пародия Раскрасив небо голубенью и приказавши ветру, - Вей! – весной взволнован и сиренью, я написал стишок для ней. В нём бабочка икру метает, в нём соловей выводит бредь. Мне этот стих напоминает нашу любовь, которой цветь. Сильней зацветь и прилюбится, а прилюбившись - млеть да млеть… Но надо вновь за стол садиться,- писать очередную бредь.

Своих детей просеивала нация: Кому расстрел, кого-то за моря. Слух режущее слово «эмиграция» - И вот чужая слякоть декабря. ********************** Марина Трофимова В заграничном небе наша просинь, потому, наверно, краток сон - женшина, красивая как осень, пишет письма в городе Бостон. Эти письма, эти птицы счастья, но не улетают никуда... И, солёным на губах причастьем, с неба льёт холодная вода. Здесь дожди такие же сырые. Жаль, что грусть их больше не светла. Только лик Заступницы Марии комнате даёт чуть-чуть тепла. И еще, конечно, укрывают, согревая, эти вот слова, меж которыми течёт живая, вечная красавица Нева.

Олег Барва Навзрыд ревущего увидев мальчика, - не мать его за ручку тащит - мачеха, стою, оторопев. Дома встревоженно, с немым укором, табуном стреноженным, задвигались ей вслед… Листва на тополе навязчиво глаголет мне о Гоголе… О ГОГОЛЕ, ВСЯКОЕ... пародия Дома, зачем-то, табуном стреноженным, вниз двинулись по улице восторженно. А тополя... А тополя вдоль улицы ревущим мальчиком не налюбуются. Вдруг вспомнилось: Диканька, хутор... Панычка и Гоголь по бульвару, тихо с палочкой... Он этой палочкой листву на тополе косил азартно так, как травы во поле. И ненавязчиво глаголил: "Милый мой, давай стихи писать пойдём к тебе домой." Я не рискнул... Мне та листва на тополе такое наглаголила о Гоголе...