ЧИСТИЛЬЩИКИ ГРЕЙПФРУТОВ (Стихотворение с длинными строками, которые не влезают в ширину страницы) Чистильщики грейпфрутов – самые отважные и преданные существа на свете… Их взгляд проникает в самую глубокую сущность нашего естества… А значит: всё самое существенное, что следует знать о каждом поэте находится в пределах границ, установленных уставом товарищества с чистильщиками грейпфрутов, перелистывателями страниц и ещё некоторыми другими юродивыми, у которых нет родины и совести, потому что такие условные понятия – не для них, и они никогда не высказываются за что-нибудь и никогда не высказываются против, потому что скороспелые суждения ничем не лучше медленных, а наоборот - всегда оказываются только с одной стороны бесконечно идущего спора, в то время как чистильщики грейпфрутов считают, что нужно стоять в стороне, чтобы у спорщиков всегда было общество для обычного разговора, чтобы во время обычного разговора они хотя бы на время забыли об аргументах и фактах, которых нужно дер

На вопрос «Откуда?..» ответ бывает всегда один… Но не каждый хочет выслушивать рассказы об Аравийских пустынях и об их обитателях, используемых в виде домашних скотин… Ответы, как и числа, иногда бывают слишком простыми… Но простые ответы (как и одноимённые числа) встречаются настолько редко, что ими хочется пренебречь, выстраивая своё представление о жизни, исполненной смысла… или о любовной лодке, которая то ли разбилась, то ли просто дала течь… Но заделывать течи скучно, и не дождёшься аплодисментов. Гораздо красивее застрелиться: разрубить заплетённую нить. Психоанализ нужен только для того, чтобы увеличивать количество пациентов. Простые решения принимают, чтобы жизнь вокруг усложнить. Поэтому с каждым годом в нашей жизни накапливается сложность: помните, как кто-то рассказывал, что на человека давит воздушный столб весом в несколько тонн. А значит для спасения нам осталась одна из последних возможностей: надо просто попроще ответить на вопрос «Кто виноват?..» Кто?.. Кто?..

Напиток в моём стакане по цвету напоминает виски… он и пахнет как виски… наверное, это виски и есть… Я отпиваю, почему-то надеясь, на внезапное прекращение чрезстрочного телевизионного мелькания, мешающего мыслям сосредоточиться на том, что «сейчас» и что «здесь»… Здесь и сейчас мне рассказывают о моих успехах в области психиатрии, умело добавляя к фактам то, что похоже на лесть; ведь не буду же я отрицать, что «опыт и знания обязывают», и что регулярные занятья наукой делают нам не сварливый характер, а ни с чем не сравнимую честь… Хоть мне и не удавалось сравнить её с чем-нибудь, даже отдалённо напоминающем славу… (Славу Фетисова или «Славу КПСС») Это, разумеется, шутка, И шутят так люди, которые чаще всего оказываются правы, утверждая, что смерть – не завершение жизни, а самый её процесс… Набросок в моём блокноте по слогу напоминает Гессе, по количеству глаголов – Сэлинджера: этакая гениальная смесь. Если превратить его в некое подобие пьесы, вроде тех, что писал Дюрренматт, и ко

* * * «…Мы, оглядываясь, видим лишь руины…» И. Бродский Двадцать восьмого января одна тысяча девятьсот девяносто шестого года по случайному совпадению я читал «Письма к римскому другу»… С тех пор многое изменилось, и читать «Письма к римскому другу» считается почти дурным тоном… С тех пор я тоже не могу их читать…

Эй ты, человек!!!.. (Ч-ек!!..) Комо-чек розовой слизи проснувшейся, изогнувший дезоксирибонуклеиновую кислоту в двойную спираль… (Господняя Срань!..) В такую рань кромешную, кроме того, (кого?..) который открыл кран (в небе?..) В собственной ванной! Едва только успел встать с дивана, не успев при этом глаза продрать… (Едрёна Мать!..) И кто выдумал только эту работу? Нет даже крохотной толики охоты променять живую теплынь одеял (едрёна мать…) на тупую необходимость пилить в этот задолбанный филиал то ли академии наук, то ли другого какого гнезда зажравшихся сук… Вначале пешком, потом на автобусе, а ещё в трамвае, матерясь, то ли по привычке, то ли от безысходности, (ну…) на страну, где живём или, - правильней, - проживаем жизнь, отмеренную дезоксирибонуклеиновой кислотой, той знать про которую – полный отстой. (Про кого?.. Про жизнь?.. Или про кислоту?..) Знаешь, - выполни мою мечту: засунь все свои вопросы в вечную мерзлоту!

* * * Пахан погоды нам готовит обновленье, из неба выдавив, как перхоть серый, снег, чтоб ягель сквозь него искать могли олени, чтоб дать нам повод на божественном огне безбожно просушить свою одежду (из дорогих миланских бутиков), пропитанную кровью бабы снежной, зарезанной теплынью неизбежной во искупление погоды и стихов.

Человек, сам по себе, не глуп. А глуп он только в своей массе. Человек – это почти готовый труп, слегка задержавшийся в очереди к кассе. Человек в массе своей – прост. А сам по себе – бывает удивительно сложен. Человеку иногда очень мешает мозговой нарост, словно в насмешку обтянутый натуральной кожей, чтобы можно было в кожу втирать питательный крем, а по изменениям её складок – делать далеко идущие выводы, о том, что женщины, например, в массе своей – это гарем, а сами по себе, изучены меньше, чем растительность триасового периода. Растительность превратилась в уголь, нефть и природный газ. (Россия – это триасовый период, не больше, но и не меньше) Осталось только дождаться, когда общность народных масс сама по себе разделится на отдельных мужчин и женщин, которые в массе своей никому (кроме президента во время выборов) не нужны, а сами по себе, одиноки, как змеи во время линьки. Некоторые чтобы спастись от окружающей их тишины, начинают слышать странные голоса и попадают в психи

Тает крупная соль и становится сладко-прозрачной вянет зелень однако ещё не успела завянуть крошки хлеба лежат на столе неподвижно свежо и невзрачно отдыхающий солнечный блик от окна осторожен в любую минуту готовый отпрянуть. Капает сок с помидора ничем не нарушая беззвучность мокрый нож на столе отдыхает от дел кровожадных я стою не дыша забывая себя да и голода злую докучность и никак не могу наконец-то решиться и разрушить волшебный покой откусив помидор словно варвар трусливо и жадно...

* * * Так начинается старость?.. Или кончается страсть?.. К переборам в колонках чуть слышной гитары и пластинкам из пластика, круглым и глупым пластинкам, можно их затолкать в эту щель и нажать,.. и послышится… ну конечно же, музыка Stinga… или музыка Doors или Freddie упавшего ангельский голос… Всё раскололось… Всё разбилось, попряталось то, что осталось… Это правда, что так начинается старость?.. Начинается страсть к мелочам из ушедшей эпохи… Начинается трезвость и трезвая мысль: «Мы не Боги». Мы не боги, но и не люди уже, и не люди… Мы состарились медленно-быстро ли, важно ли это, в этом салюте рассыпаются искрами тысячи чьих-то желаний… Я не помню своих, ты не помнишь моих, мы не помним: мы моемся в ванне, и нырнули сейчас с головой прямо в мыльную воду, чтоб не слышать салюта, не участвовать в изъявлениях воли любого народа… даже пусть своего, своего-то тем более – лучше не надо, потому что его пожеланья приводят всегда к воплощениям ада… Это значит, что сами нам

КУНДЕРА, ТОМАС МАНН, БОРХЕС И НЕМНОЖКО КУДИНОВ О ЛИТЕРАТУРЕ И СВОБОДЕ ВОЛИ Милан Кундера пишет* : «Томас Манн внёс ценный вклад в эти бесконечные изыскания: мы думаем, что мы действуем, мы думаем, что мы думаем, но на самом деле кто-то другой или другие думают и действуют внутри нас. Древние привычки, архетипы, ставшие мифами, переходя от одного поколения к другому, приобретают огромную притягательную силу и с тех пор телемеханически управляют нами из «колодца прошлого» (по выражению Манна). Кундера соглашается с Манном, и в свою очередь приводит собственные примеры этой архетипичности и «телемеханичности» нашей жизни и наших проявлений.

Чем это мы заняты?.. Поэзией?.. Снами?.. Подбором более точных, как нам представляется, фраз?.. для того, чтобы лучше описать это звёздное небо над нами, для того, чтобы всё-таки выразить этот нравственный закон внутри нас. Во время национальных праздников мы вывешиваем на балконе своё национальное знамя и бессознательно участвуем в волеизъявлениях соотечественных масс. Но вспышки салюта ярче, чем звёздное небо над нами, а вспышки патриотизма затмевают нравственный закон внутри нас. Каждый год мировая наука радует нас новыми именами, пополняя почти уже необозримый нобелевский иконостас. Но чем дальше мы проникаем в звёздное небо над нами, тем меньше нравственного закона остается внутри нас.

* * * Мы живём в ожидании смерти… Мы все ждем её, мягко касаясь спинки кресла, стены и подушки, мы глотаем минуты и кофе, мы уставились в толстую книгу, не читая, не считая пролистанных букв в ожиданьи футбола и смерти… То, что первым начнётся футбол лишь случайность…

Наверное я мог бы продолжать рассказывать историю стихами… Вот только вспомнить бы, как начинаются стихи,.. вот только вспомнить бы куда уходит море, и сколько раз ударить должен гонг, чтобы закончилось… Вот только вспомнить бы, что именно закончиться должно и как нам избежать столпотворенья, когда погибнет город… Вавилон?.. Буэнос-Айрес?.. Лондон?.. Вот бы вспомнить… И вот бы прочим людям рассказать, когда они придут и улыбнутся, и будут молча и спокойно ждать моих рассказов и моих стихов… Вот только вспомнить бы как делают стихи?.. Должно быть их нарочно сочиняют те, кто умеет помнить и мечтать, те, кто умеет плакать, и, сквозь слёзы, на солнце заходящее смотреть… Наверное и я бы это смог, когда бы вспомнил… Что мне нужно вспомнить?.. И что такое «я»?.. И кто вы все – вокруг?.. Вы ждёте продолжения?.. Тогда напомните, прошу вас, о друзья, мне место, где я вдруг остановился?.. - «Так погребали они конеборного Гектора тело»… …………………………………………………………

…Запах апельсиновых рощ и тротилового эквивалента… Шум тишины в ушах посреди людской суеты. Меня всегда удивляет, когда дорогу сравнивают с лентой… По крайней мере, Мёбиусу лучше было бы строить мосты… Через Иордан... Через Генисаретское озеро... Через Мёртвое море… Через Красное, черт побери!.. А может и через Время, которое перебросило свои ненадёжные переправы прямо в наш удивительный лабиринт… который является для нас органом равновесия между трёх морей и такого же количества вер… Строить или взрывать мосты – своеобразный выбор профессии. Жить или умирать – просто выбор: тех или иных крайних мер, которые в свою очередь сильно зависят от случайно подвернувшегося момента: ведь даже в пустыне Негев иной раз идёт дождь… А потому – либо подсчитывать в уме тротиловые эквиваленты, либо вдыхать на закате запах апельсиновых рощ.

…И с небес будет сыпаться как бы снег, убеждая, что на улице как бы зима… Блок обычно со «снегом» рифмовал – «человек»… Человек же обычно как бы сходит с ума… по кому-нибудь, кто будет как бы Кармен, но ему не придётся её как бы убить. Блок спешил и использовал рифму - «измен»… Человеку же некуда как бы спешить. Все измены – закончены и прощены, даже Блок до «Двенадцати» как бы прочтён… Человек же – в двенадцать тревожные сны как бы видит, но вспомнить не сможет о чём, просыпаясь с утра, и, увидев, что снег ни дома, ни тревогу засыпать не смог… И теперь – он не рифма теперь – человек… Только кто ж его выдумал? Блок?.. Или Бог?..

В горшке на моём окне произрастает комнатное растение (апельсиновое дерево). Дерево есть, а апельсинов почему-то нет… И я сожалею об этом на одном из языков Великого еврейского рассеяния… Великой еврейской диффузии, подчиняющейся одному из открытий Роберта Броуна. Можно избавиться от каждой из Великих иллюзий и порвать все связи, за исключением кровной. Можно забыть любую любовь, кроме любви к апельсинам… Это не удалось композитору Прокофьеву, не удастся и мне, не стоит даже расходовать силы. Можно уехать в любую страну, кроме той, где тебе пришлось, ни смотря ни на что, родиться. Можно даже попробовать поставить это в вину не кому-нибудь, а себе, согласно еврейской традиции. Можно всё делать неправильно, кроме того, что правильно сделать проще. Например, можно взять и вернуться в Израиль, где апельсины растут не в горшках на окне, а рощами…

Коллекционирование марок можно начать только из-за одного названия места, где они хранятся… «Кляссер…» Я готов уехать жить в город, имеющий подобное имя, да и своим обыкновенным именем могу с кем-нибудь, кого так здорово зовут, поменяться. Буду тогда подписываться в официальных документах, и смотреть на только что поставленную подпись, не в силах оторваться от причудливой вязи моего нового имени, моего нового увлечения, моей новой родины, паспорт которой на самом деле даже паспортом не будет называться… И вместо фотографии там будет расположена почтовая марка с моим лицом, полукружием штемпеля и цифрой «двадцать». Цифра будет одновременно обозначать население страны в миллионах человек, мой возраст, и сумму, которая обязательно будет за въездную визу с каждого из моих друзей взиматься.

“Теперь так мало греков в Ленинграде, что мы сломали греческую церковь.” Иосиф Бродский “Остановка в пустыне”. ...