Перемотка не пред- усмот- рена. На экране - мура про лёт лет. Тривиальный сюжет. Но вот - финал. Титры. Музыка. Мрак. Пролог. Свет. [em]22-23.08.2005[/em]

Тишайший вечер. Травы ржавы, и ели слушают луну, склонив макушки. А где-то шторм, и шалый гравий полнит волну. К окну прильнул продрогший Пушкин. Пленён величественным ритмом, внимает ветру и дождю и сушит платье, и сам с собою говорит, но себя не слышит. «…Ну и что! Строкой пылать мне и жечь сердца, и всё такое, воздвигнуть памятник себе, молвой поросший, прослыть блистательным изгоем, благословлять друзей в Сибирь… И горсть морошки… Уж полночь. Спать!» И выйдут звёзды, и будет северо-восток зарёй отмечен. И будет жизнь, и стук колёс, да едва ль он вспомнит... вспомнит тот тишайший вечер. [em]14-17.08.2005[/em]

[em]Люблю грозу...[/em] Ф.И.Тютчев Люблю июль, когда дождливо: в садах пузырится боржом, ночами буднично, лениво катает бочки для полива угрюмый гром. Живём под знаком сельдерея, и часовые кольца дней скрипят запиленным лонгплеем, и мы так благостно стареем. Поздней, поздней... Который год? Под самой кромкой застряли стрелы. Не воюй. Вот лук зелёный – сочный, ломкий, соври, сорви – и нервно скомкай. Люби июль. [em]22–28.07.2005[/em]

Осыпаются искры. Табак мой так искренне крепок. Остановка пуста, и Юпитер ютится в листве. Я такой же, как ты, образок, алебастровый слепок, отражение Света. Предмет, отражающий свет. Что усталость моя по сравненью с усталостью неба! Оба чиркаем спичками. Август. Пора отдохнуть. Вот настойка насущного хлеба, темна и целебна. Подытожить плетенье путей – и войти в тишину. Между жизнью и небом лишь прочерк, а думалось – пропасть. Между гимном и вечером – день, или как повезёт. Остановка пуста, и пустой полуночный автобус покачнувшись, проносится мимо. Уходит на взлёт.

Над зеркалом реки вселенских катастроф роятся завитки галактик и миров. Возьми вон тот, смотри сквозь блеск небесных сфер: свернул свои шатры влюблённый Олоферн. Проигран с Богом бой. Вот лупа. Приглядись: там празднует любовь прекрасная Юдифь и в чуткой тишине счастливо теребит жемчужинки планет на ниточках орбит. [em]июнь 2005[/em]

Васильевский остров. Как остро впивается счастье пером Петропавловки слева, где сердце, на вдохе. Пустынные улицы полночью полны, и час есть на то, чтобы спрятаться, сгинуть на юго-восток и придумать отмазку, но маска ни в масть, ни к лицу мне, ныряю под арку и дальше - в бездумное небо, и липы Фурштатской шатаются в сладком безумье и просятся прочь, но прошедшая было во сне боль свела их стволы, и ни шагу отсюда, ни шагу, сердечник замка барахлит, надо смазать, да нечем, и ночь ускользает из пальцев и прячется в шахту слепого колодца... Твой город навечно отмечен следами моих мокасин. Магазины закрыты, и чижится-пыжится бронзовый слиток на Мойке под мелким дождём приношений надежде. Смотри-ка: моя задержалась в полёте. Зависла... Не ойкни... [em]28.05.2005[/em]

1. Здесь всё, что именуется добром, – не антитеза злу, но звон в кармане, пустой манок. И нажитый балласт, и серебро – оплот устоев, ржавчина на ванне, и всё – равно. 2. Ведь прочность устоявшегося мира, увы, не выше прочности цветка наивной вишни. А на земле так сиротно и сыро… И веником в заботливых руках метёт Всевышний… [em]16.05.2005[/em]

[em]Н.Д.[/em] На луже – кружево. Круги пересекаются и тают. Не заблуждайся и не лги, мол, жизнь – чудовищно простая. Смотри-ка: в головокружи- тельной бездомности родится, чтоб снова вечно, вечно жить, круг – оттиск солнечного диска. [em]14.05.2005[/em]

[em](банальнее некуда)[/em] Настичь на лету журавля - и в клеть! Торжественно при- землиться... До рези в глазах смотреть, смотреть на взмывшую в синь синицу... [em]11.05.2005[/em]

Пороша. Галки на крестах. По белорусскому распутью плетётся раненый Плутарх, роняя капли алой ртути… Так Марк Шагал чертил пунктир перемещения в пространстве судеб и тел. И – воплотил развоплощенье плоти на спор, живя в чертогах эмпирей, черпая цвет в палитрах горних. А под окном – репей, пырей и первоцвет, пустивший корни в родной картофельной земле. Картавый выговор осилив, восходит варварский завет к Ершалаиму и Атилле. Прованс натруженный, избавь творца от злого постоянства. Париж не Витебск… Но любовь в плену полей Сен-Поль-де-Ванса воспоминаний не бежит. Листок по-русски в Третьяковку. И вечный глад. И Вечный Жид уходит медленно за скобку… [em]24–25.04.2005[/em]

[em]памяти Александра Аркадьевича Малашко[/em] Любовь не зла, но гибельна – борьбой за самоё себя. Сердечной мышце привычна эта ноющая боль… Свисток. Финал. И поздно, поздно слышать, что жизнь прожить – не поле перейти, но мячиком бежать, неловко, ломко, и, вытерпев превратности пути, вдруг вылететь за кромку… [em]19–20.04.2005[/em]

[em]Закрыв глаза, я прошу воду: "Вода, очисти нас еще один раз"... БГ[/em] Века идут. Века проходят. За веками… Что там, за веками твоими? Тишина. Вода сошла. И только капля – кап… на камень. Поодаль – сбитая коса. Предрешена судьба оставшихся в живых. Вершит вершина обряд признания святыми беглецов. «Отныне – так, и присно будет». Разрешилась Земля от времени. И древнее лицо теперь не нужно прихорашивать озоном, и побережья подводить, и пудрить лоб снегами зим. Лишь небо-свод земных законов нередактируем и вечен. И озноб бежит по коже обомлелых океанов, напоминая о воде как о беде. «Вода, очисти мя, иль снова камнем кану». Исконный мир одет, раздет – и вновь одет… Века безвременья проходят. За веками… Что там, за веками твоими? Сны да сны: весенний папоротник свят и неприкаян, и на поляне, под ольхой, безвинна сныть… [em]март – 11 апреля 2005[/em]

Исчерпан март. Зернистый и землистый, едва ли помнит снег своё родство с равниной неба в постели прошлогодних прелых листьев, линованных листков... Разлить раствор вины в вине бы - да выпит был зимой... В глуби жаровен небесных зреет зной. Апрель в висках... Подставить ветру свои крыла... Уже ль Овен виновен? В преддверье лета вечные снега питают Лету... [em]март 2005[/em]

Ты узнаешь меня по гречишному запаху мёда, приголубишь пчелу, полюбившись назойливой твари, ручейком между крыльев моих напоившись едва ли, припадёшь к роднику, и горячи окажутся воды… Мы наделаем глупостей, господи, как это глупо! Мы истратим себя на полёты от края до края и не выберем край, между небом и сном выбирая, и вернёмся в обрыдлые, злые, родные халупы, чтобы яви пенять и земле на жестокую правду, вечерами сидеть у окна и смотреть на деревья, и поверить: так надо, так на… проклиная поверья, и нырять в забытье, наглотавшись солёной отравы, и ронять бесполезные перья… [em]20-22.03.2005[/em]

[em]Наталье Доровской[/em] К лицу лица не увидать, с лица воды не пить, не пить; цвести трудней, чем увядать, ещё трудней – любить. В бездушной, душной тишине, твои шаги устремлены вовне – в огне, и больше нет ни агнца, ни вины, и ты – возлюбленная дочь, и вещи так просты, просты, и мир похож на пряный борщ в тарелке пустоты; и мир нелеп, и борщ бодрящ, и весел пьяный, рьяный пир, где каждый слеп, и каждый зряч, и всякий – сам себе кумир, и сам себе – палач. [em]11–15.03.2005[/em]

[em]На день рождения кузины моей Оли Гриневецкой :)[/em] По-рыбьи тоскую по ряби на вечной воде вечерней Ветлуги под вётлами, – вёслам и плёсам, по плеску от лески, закинутой кем-то в наде- жде тщетной дождаться линя ли, меня, – по белёсым линялым облезлым обрывам, изрытым стрижом, по омутооким ундинам русалковолосым, по омуту, тёмному словно глубокое «О...», по синим стрекозам, по розовым росам – и косам, поющим на пойме; напой мне хотя бы мотив, а лучше в лучах заходящей луны подари мне свободу от вящей свободы, собой заплатив за нужность и нежность, и ношу души нелюдимой... [em]27-28.02.2005[/em]

Смотрю на стрелки. Завтра день варенья, и мама испечёт наверняка пирог капустный. Но тяжки веки, как в момент рождения, как будто на февральских сквозняках ты миру карты спутал своим некстати появленьем на этот свет. Велосипед подарен был тебе в четыре, и чёрный след остался на паркете в той квартире, где ныне, как и двадцать лет назад, чужие люди исследуют повадки тиража журнала тонкого за перепонками кирпичных стен, что помнят слишком много, чтобы рухнуть, оставив облако минувших бед, как бред старухи, молящейся на кухне на свой обед. И в звуке проходящих электричек, и в запахе погасших спичек, и в шарканье прохожих под окном – приметы жизни изначальной. И счастья стылого, и солнечной печали – как пыль в луче… [em]16/17.02.2005[em]

По-над Новгородом Великим проплывало большое облако, влажной тряпкой стирало блики с куполов колоколен. Колокол погружённый в дымы и думы, закалённый морозом, моросью, наливался неслышным гулом и молил небеса о голосе. Остывали молитвы в небе, осыпались на землю шёпотом – то ли снег, то ли горький пепел, – оседали седою копотью. И лишались деревья цвета, и плясали над лесом молнии. Налетали на лето ветры, в пух и прах разметав безмолвие, и срывали кресты и крыши, колокольня качалась колосом. И в набат – на беду услышан – колотил обречённый колокол, облечён обретённым голосом... [em]февраль 2005[/em]

По улицам притушенным бреду с работы заполночь. Волнуется за ужином жена. И гладит наволоч- ку впрок для нашей девочки прилежно, хорошо. Потом часы свои, надев очки, упрашивает шёпотом, чтоб тикали не мешкая, не сбились бы со времени, чтоб дули ветры вешние в домашнем направлении, чтоб парус не порвался бы (без паруса – куда ж ему, по жизни – только галсами кораблику бумажному), пираты бы не тронули, товарищи не бросили, не важно, к храму, трону ли плывёшь: цыплят по осени считать не научился ты. И ладно. Вдоволь хлебушка бы, дом, да совесть чистую… И выспаться. Да где уж там… ...В постылых мягких тапочках плетусь в свою обитель я. «Вернулся папка! Папочка!» «Ну что ж. Неудивительно...» [em]23.12.2004, 15.01.2005[/em]

Вроде зима – и на тебе: оттепель, притепель, натепель. Углями мокнут вороны, в рамах текут поролоны. Сереньким снегом подёрнуты двориков смежные комнаты. Дворники месят сметану в сквериках Тёплого Стана. Небо застёгнуто наглухо ватничком грязненьким. Нагло так граждане прут по проезжей: с крыш что низвергнется ежель. Выйдешь ты, видишь ли, на люди, глядя на голые наледи, – тут тебе Карлсон с лопатой льдинку... Мигалка, палата... Думал, всё просто – и вот тебе: блин, то морозы, то оттепель. На-ка, поди-ка, поешь-ка торт с огурцом вперемежку! С неба то дождь, то снег. В жизни то дрожь, то смех. [em]7–8.12.2004[/em]