1. Тем, кто не любил ни разу, никогда не понять тех, кто влюблен. Тем, кто терял, никогда не понять тех, кто ещё обладает. И счастье, наверное, столь призрачно и непостижимо, что сбывшаяся чужая мечта никогда не покажется большим, чем глупость. Даже для нас самих внезапная реальность сладких сновидений - лишь придает странный привкус горечи во рту. Мир ослепляет резкостью и яркостью красок, нет завтра, а есть нереальное сегодня, в которое нельзя поверить. Сердце становится восприимчивым до боли, леденеет в груди осколком волшебного зеркала, высыхают губы, плывет голова. И я впадаю в кому. 2. *** Не помню, от кого слышала эту историю - но кто-то определенно рассказал мне об этом. Её звали Саша - нашу героиню. Сама я видела её несколько раз - мельком, но она запомнила меня и улыбалась при встрече. Саша училась в университете, изучала историю искусств.

"Когда мои щеки горят, Любовь - это медленный яд". Виват Любовь! Long life for the King! Дайте Клеопатре яду: она мечтает о смерти! Любовь - лучший путь в небытие, к которому мы все идем, а не заменяющий крылья старательно заточенный нож - в спине или сердце. Это лучшая гибель, достойная великих! Спасите меня, убейте, полыхните пламенем - белое лицо, остывшие щеки! Испепелите дотла, уничтожьте, не оставив следа - лишь радужный кубок и серый дым. Виват!..

В тот солнечный ясный день мы прогуливались по залитым светом, пропитанным пылью улочкам испанского городка. Скромного, уютного. Мой гид был весьма любезен, решив свой единственный выходной провести - снова со мной. За последнюю неделю путешествия мы сильно сдружились, и болтали теперь о всяких пустяках, больше не обсуждая кружевную архитектуру средневековых зданий, загадочный быт темноглазых местных жителей. До вечера было далеко, а я, казалось, уже истлела от жажды и щекотавшего нос сухого воздуха. В странном городе не было ни рек, ни деревьев - ничто не пахло свежестью и не отбрасывало теней. Силы и мужество покидали меня, но я согласилась продолжить путь. Мы свернули на широкий проспект, наконец-то выбравшись из каменного лабиринта. Здесь сотни машин раздраженно жужжали, застыв в бесконечной пробке; по узким тротуарам, теряя шляпы и веера, спешили обеспокоенные люди. "Сейчас начнется праздник!"- пояснил гид, и его смуглое лицо искривилось в улыбке. - "Ты быстро бегаешь?".

Давным-давно, когда чайки были молоды и ещё не умели летать стремительно, как теперь, когда ветер был единственным - самым нежным и быстрым, а каждое утро приносило сладкий запах зари, жил-был Волшебник. Лет ему было немного, но одиночество морской волной уже пленило однажды его сердце, и синие глаза светились печалью. За годы отшельничества ему открылось множество тайн. Он знал, что на самом деле есть звезды, в отличие от сотен смертных астрономов, которые, запираясь в крошечных коморках на самых высоких вершинах, тратили впустую драгоценные минуты. Их длинные бороды превращались в молочные реки, спешили вниз к подножиям гор, оплетая, будто сети, ароматные поля и давая цветам самые яркие краски. А золотые светлячки на небесном куполе, шаля, каждую ночь становились то Большой Медведицей, то белокрылым Пегасом. Но молодой Волшебник знал обо всех их проказах. Секреты бурь и смертоносных вихрей над водной гладью давно были ему открыты.

1.Тень "Аннунциата!" - пронзительно закричал молодой Ученый. Нет, это было во втором акте, когда в зале стало свежее, а неисправный проектор на стенке балкона (я сидела как раз возле него, в первом ряду) невыносимо, шумно начал свою работу. Тогда я уже была спокойна, и лишь сокрушалась, что в начале спектакля - я искала в темноте, в сумочке некое подобие веера - мне под руку попался старый документ. Теперь он был смят, к тому же опечатан следами мокрых пальцев. Неудачный день. "Аннунциата, ну где же ты?". Первый час был полон сомнений. Где же она - не та, кого искал Ученый, но кого сама Пунктуальность (маска моего лица была давно ей привычна) так и не дождалась в назначенное - строго вымеренное и выверенное - время. И все-таки: где, где черти могут носить того, кого с таким не-божественным не-терпением ждут, считая ход стрелок и стук сердца. В зале пахло потом, и я с ужасом представляла, во что превратились конфеты. В коробке. В моем пакете.