Давным-давно, когда чайки были молоды и ещё не умели летать стремительно, как теперь, когда ветер был единственным - самым нежным и быстрым, а каждое утро приносило сладкий запах зари, жил-был Волшебник. Лет ему было немного, но одиночество морской волной уже пленило однажды его сердце, и синие глаза светились печалью. За годы отшельничества ему открылось множество тайн. Он знал, что на самом деле есть звезды, в отличие от сотен смертных астрономов, которые, запираясь в крошечных коморках на самых высоких вершинах, тратили впустую драгоценные минуты. Их длинные бороды превращались в молочные реки, спешили вниз к подножиям гор, оплетая, будто сети, ароматные поля и давая цветам самые яркие краски. А золотые светлячки на небесном куполе, шаля, каждую ночь становились то Большой Медведицей, то белокрылым Пегасом. Но молодой Волшебник знал обо всех их проказах. Секреты бурь и смертоносных вихрей над водной гладью давно были ему открыты. Одна из школьных подруг, юная Ведьма, когда-то, в обиде на слепящий и аляповатый мир, отреклась от него, обретя дом и убежище в болотистой низине меж острозубых скал, и теперь развлекала себя нередким колдовством, танцем молний в фарфоровом блюде, громовыми раскатами голоса, ускользавшими далеко за пределы её тенистого Рая. Не доверяйте тайны ветру: он расскажет все о вашей любви, взяв её под крыло и облетев с ней белый свет, любому встречному - и наш Волшебник был частым слушателем... Время неспешно свершало свой путь, перетекая в пустыню - из сотен песчинок, в океан - из единственной слезы, в мечту - из одного слова; оно ещё не стало жестоким, и оставляло жизнь - как есть, ничто не меняя до боли в сердце. Волшебник стал внимательней и мудрее, и даже серебряная корона прожитых лет не ознаменовала собой прихода старости. Но разум его все ещё тревожила острием иглы последняя - не открытая до сих пор - причуда своенравного мира, загадка веков - и сомкнутых век природы. Питьевая вода зеленого моря, с её чудотворными свойствами, утолявшая жажду путников и питавшая жителей побережья, исцеляющая калек и неизлечимо больных, одаряющая неземной свежестью в самый испепеляюще-жаркий полдень - вот оставшаяся тайна для молодого Волшебника. Эти бескрайние водные просторы не были ни милостью подземного источника, прорвавшегося на свободу из глубинного заточения, ни даром грозовых туч, разорвавшихся в страстном порыве на миллиард дождевых капель. В один солнечный вечер в памяти измученного размышлениями Волшебника среди сотен бабочек-мыслей взмахнула крыльями самая ясная: он вспомнил о колодце на окраине прибрежного городка, в котором ровно плескалась подведенная из моря вода. Тяжело вздохнув, Волшебник решил покинуть свою ветхую лачугу на полысевшем от осени холме - и отправился по извилистым тропам в город. Крошечные цветные крыши и выложенные черепаховыми панцирями мостовые казались Волшебнику, часто глядевшему на них из хрустального окна своей обители, кукольными и нелепыми. Теперь, приближаясь к ним, с каждым осиленным шагом, он чувствовал - великий и извечно спокойный - волнение, с которым не имел счастья познакомиться ранее. По спутанным в клубок улочкам спешили. Как торопливые муравьи, ничем не озабоченные в отличие от трудолюбивых насекомых, жители, развлекая себя едкими шутками и веселыми выкриками. Серый люд, все как один в свободных рубахах и темных штанах, бурной рекой стекался к площади, увлекая Волшебника за собой. Там, у пылавшего костра, старик с золотым медальоном на груди, удобно усевшись на готовой стопке дров, резко водил смычком по туго натянутым струнам скрипки, закрыв от удовольствия глаза и притопывая в ритм музыки единственной, тощей и грязной, ногой. Костыль был брошен поодаль, и жгучие языки огня судорожно пытались дотянуться до своей деревянной жертвы. Рядом в безоглядном танце кружилась темноволосая девушка в пестрой, почти цыганской юбке, и синей блузе. Пришитые к её подолу золотые бубенчики с каждым движением красавицы заливались безудержным смехом, огромные браслеты на руках отражали солнечный свет. Улыбка ослепляла белизной сильнее, чем нить жемчужин на гибкой, ровной шее, а взгляд пронзал мечтой и зноем. Самое чистое, самое прелестное создание было там - на площади, и тот же ветер, что срывал желтые листья с деревьев в саду Волшебника, трепал её нежные локоны, то же небо, в которое он вглядывался вечерней порой, было над её чудной головкой. И её острые ноздри щекотал тот же терпкий воздух, которым дышал Волшебник. Преклонив колено, запачкавшись песком и пылью, он протянул ладонь вверх - и в ней появилась лилия. Чуть оскалившись, девушка зубами выхватила цветок и бросила его на землю. Обежав вокруг угасающего костра, она вывела из толпы лохматого паренька и в новом вихре танца стала прижимать к губам его руки, ступая ногами по безжизненным желтым лепесткам... Мир вспыхнул - и исчез. Поднявшись, отряхнув штанину, Волшебник направился к городским воротам, а оттуда, по хрустящей гальке, ушел на скалистый берег и сидел там до заката. Тогда, в свете заходящего солнца, его сердце превратилось в росинку, выскользнуло из-под длинных ресниц и упало в лазурно-белую пену волн. И больше не было никаких тайн.