Яков Есепкин «Стихотворения из гранатовой шкатулки» Каверы XXVI Отцветает и сей виноград, Зелен был, ныне темночервонный, Сень вдыхает пленительный смрад, Камелотов смурод благовонный. Выйдем нощность цветниц обирать, Помни, Асия, наши кармины, Иль во темном легко умирать, Всё мы бледные прячем язмины. Вновь морошки нанесли к столам И сочтили Француза у Гебы, И стекает по белым челам Нашим воск, преливаясь на хлебы. XXVII По фарфору златые каймы Соведем, а цветенья не будет Золотого – и нощные тьмы Окаймим, кто порфирность избудет. Морок, морок фамильный лиют На букетники феи Эреба, Се начинье, из коего пьют Вседержители цвети и неба. Но смотри, бутоньерок витых Меж хлебами цвета не следятся, И в обрамнице свеч золотых Тени мертвых царевен кадятся. XXVIII Воск и цветь по челам истекут, Оживут соваянья из глины, И Господние слуги рекут: Он за нами послал цепеллины. В млечных вретищах сени минем, Тще восждали скитальцев к обеду, Всяк преживший безмолвен и нем, Се, Аид пуст

Яков Есепкин «Стихотворения из гранатовой шкатулки» Каверы XXI Се вечерии с Иродом, тьма Сукровичные вишни оплавит – И превьется о хлебах сурьма, Аще пурпур бессмертие славит. Утром слуги отмоют полы И винтажие мраморных лестниц, И ярким алавастром столы Вновь уставит хор юных прелестниц. Нас камены сюда завлекли Чтить всетаинство смерти, на хвою Льется мгла, по какой и вели Их к письма гробовому сувою. XXII Потемнели яркие сады, Сон юдоли тоску навевает, Биты червой августа плоды, Пусть каждят, яко вечность бывает. Август, август, мы чада твое, Се узор твой унылый, закатный, Пирование дивно сие, Ах, арома, ах, воздух мускатный. И еще белый хлеб нанесут, И опять станут юды цениться, И во сенях благих не спасут, Но мы будем всенощно им сниться. XXIII Паче звезд воски траурных сех Божевольных пасхалов, к Эребу Их соклоним, о наших власех Пурпур ветхий равенствует небу. Вижди, вижди, сколь мы взнесены, До пенатов и как дотянуться, Нам юдицы нанесли во сны Тусклых лилий, на

Яков Есепкин «Стихотворения из гранатовой шкатулки» Каверы XVI Во надмирной юдоли гореть Феям тьмы с божедревкой наскучит, Положат нам еще умереть, Несоцветность бессмертию учит. Вновь ли Марфа обносит столы, Ночь вифанская дышит глубоко, Фарисеи ль опять веселы О лафитниках – око за око. И дадут Господь-Богу вино, Апронахи сменят багряницы, И в кадящейся цвети равно Он узрит ледяные свечницы. XVII Вертограды чадящий нефрит Изольют во сады юровые, И увиждим – всетронно горит Наше вретище, мы ли живые. Аще мгла, это мы ль, вопия Славим небы, молимся аллее С тенью звезд, август, чаша сия Паче неб и парчи тяжелее. Со перстов наших воски текут, Прелились оне в черные свечи, Где по барве и цвети влекут Нас порфирные млечные течи. XVIII Стража тьмы опочинет в садах Елеонских, умчат колесницы Герцогинь -- мы о нощных звездах Совием тусклой кровью стольницы. Аще плачут сильфиды по нам, Яко чахнут юдоли язмины, Мы доверимся вещим ли снам И разбавим их мглою кармины. Ах, тогда и

Яков Есепкин «Стихотворения из гранатовой шкатулки» Каверы XI У Эреба велики балы И ночные музыки чудесны, Молодые резвятся юлы, Пированья сие ль не одесны. Вьется мускус, аромы летят, Хмель щадит герцогинь безобразность, Ах, и ангелы сами хотят Пригубить со бочонков алмазность. Не сюда ли влекут нас оне, Смертоимные одницы Геи, В ледяном восточаясь огне И чаруя диаментом веи. XII И еще пировые темны, Лишь надежды гостей исцеляют, Но уже фавориты Луны По алмазным дорожкам гуляют. Разливайте в начинье арак, Данаиды веселые, где вы, Феи ночи, шелковый сумрак Вас таит, милоокие девы. Наваждение это ль, обман Ветхих сеней, прелестниц альковных, Пусть и вьется надмирный туман О тлеющихся пудрах церковных. XIII Бледной кровию майских аллей Очарованы внове менины, Кто чудеснее их и милей, Чьи прелестнее снов именины. Ах, каждятся в летящем огне Меловые со цветью виньэты, Не над нами ль рыдают оне, Паче звезд ли во мгле силуэты. Вот стоим соваяний темней С бутоньерками тусклого

Яков Есепкин «Стихотворения из гранатовой шкатулки» Каверы VI Пурпур ветхий с ланит сотечет -- И порфирные воски истлятся, Туне агнцев Господе влечет К сем божницам, какими целятся. Исполать, прекричим, исполать Всефамильным аллеям угольным, Наши тени и нощно пылать Будут здесь во укор неглагольным. Хоть из сеней кивнем зеркалам, Чая цветь и влачась областями, Где серебро ведут по челам, Овиенными тьмою кистями. VII Мы любили, Господь, алавастр И венечия райской лепнины, В тусклом золоте флоксов и астр Отмечали свое именины. Спит юдоль, на куски, на куски Вся разбилась порфирная сводность, О хлебницах молчат ангелки, Им урочна сия неисходность. А пиры золотыя опять Претекут, мы небес не алкаем, Хоть узри, как не можем стоять, Как цветочною мглой истекаем. XIII Изукрасим волошки сурьмой, Оведем черно-красной виньетой, Мы ль в музее барбарском с Чумой, Соваянья, забвенные Летой. Виждь, губители хлебы ядят, Хмель июля алкая, давятся, Тще за нами оне преследят, Яко выследят –

Яков Есепкин «Стихотворения из гранатовой шкатулки» Каверы I Это мы восстенаем, се мы, Это наше урочество Лете, Пара статуй в музеуме тьмы О порфирном небесном корвете. Принесут Господь- Богу вино, Аще таинства жива изветность, И равно Он увидит, равно, Как стекает по лбам нашим цветность. Как серебро течет и течет, Млечным воском рамена сводятся И горят, и тогда Он речет: Сеи мытари к свету годятся. II В алавастровых чашах ли яд, Се ль пиры, коих ангелы ждали, Ночь пуста, мы опять у гияд, Туне, туне цевницы рыдали. Что немолвствуют призраки тьмы, Соваяния наши каждятся, Навели по раменам каймы Феи неб и томительно рдятся. Виждь хотя нас, Господе, о сех Барвах нощи, мелованных глиной, С чермной цветью и мглой на власех – Премолчащих под битой лепниной. III Всепорфирных висячих цветниц Тьма не гасит холодную млечность, Высоко ли молчанье цевниц, Выше неб сеней рая беспечность. И еще бьет начиния мгла, И мятутся горящие фавны, Чела наши каймою свела Цветь садов, но мученья

Яков Есепкин «Стихотворения из гранатовой шкатулки» Порфирность Третий фрагмент Дует северный ветер, о цветь Юровую сильфиды биются, Кто еще о звездах днесь, ответь, Лишь по ним и мученья даются. Нам ли, нам ли со южных ночей Доносили аромы зефирность, Негой веяли, се, палачей Ныне виждим однех и порфирность. Но скудельные чаши цикут, Выльют небы оцвет бальзаминов, И архангелы нас провлекут Мимо вечных тлеенных жасминов. Седьмой фрагмент Воск свечельный звездами претлим, Аще ныне темно от лампадок, Был наш сад горним цветом палим, Стал разорен, разорен и падок. Сей во мгле и горел виноград, Крыша мира темнее Отчизны, Всенебесный лазоревый град Уготовил балы нам и тризны. И вольно же обручникам тьмы Яд алкать и тиранить цевницы, Где каймами убойной сурьмы Сводят нас по раменам цветницы. Девятнадцатый фрагмент Огони пировых угасят, Нощный сад оведет червотечность, Се, нещадно миазмы висят – И нещадна вишневая млечность. Этот мрамор воздышит одной Тленной

Яков Есепкин «Стихотворения из гранатовой шкатулки» Под легкой сенью колоннад Восьмой фрагмент И восплачут музыки, теней Соваянья и вершники ада Будут нощи вифанской темней, Станут млечными призраки сада. Не ждали нас обручницы тьмы, Не искали матроны честные, Это мы, это, Господе, мы Барву льем в рамена ледяные. И еще под кимвал и цевниц Скорбный плач расточится зефирность, И сквозь мертвую роскошь цветниц, Сквозь остье мы соявим порфирность. Десятый фрагмент Август черные ленты дарит Оглашенным к всенощному пиру, Сам Эреб с тьмою блудниц мирит, Воск альковный подобен лепиру. Что, Иосифе, выжжем сурьму Хоть и кровию, наши мытарства Стоят звезд, не соучим письму Аонид, так венчаем на царства. Но фарфоры каждят и каждят, Яствий полны столы выписные, И отмщенных царевн пресладят Барвы свеч и кутьи ледяные. Двадцать пятый фрагмент Колоннады июля во тьме, А еще веселы меловницы, Праздник неб, о чудесной арме Льют нектар золотыя цветницы. Именинных свечей нанесем К чермным вишн

Яков Есепкин «Стихотворения из гранатовой шкатулки» Пиры у Тийи Второй фрагмент Неба одницы славят златых Бассарид, мы и сами во цвети Дионисий чаруем святых, Льем всенощность в порфирные нети. Доливайте харитам вина, Оды к радости паче терзаний, Ах, очнемся ль от дивного сна, От печальных и томных лобзаний. Будет царственно Тийя молчать, А фиады шелками увьются, Где и можно еще воскричать, Где о хлебах юродные бьются. Четырнадцатый фрагмент Золотые со чернью врата, Статной Гелы пустые очницы, Се бессмертие, се и тщета, Нощно вейтесь, Аида цветницы. Лишь за немость и будем платить, Речь востщатся ль еще пуританки, Скорбный мелос каменам ли чтить, Любят дактили сех и альтанки. Но, Летия, высоко, гляни, Златом блещут маруты о слоте Черных траурных неб и огни Звезд крушатся в их грозном полете. Пятнадцатый фрагмент Се, ars longa, но тленная мгла Небодержных певцов овевает, А и всякой царевне -- игла, Всяка черные вишни срывает. Шелки, шелки есть неба вуаль, Плата гоям за цвет

Яков Есепкин Палимпсесты Песни меловниц Третий фрагмент Идофея волной поманит, Меловницы оплачут сувои, И золотность шары претиснит, И Сирены вспоют нам из хвои. Неотмирная черная цветь Волн борейских, чаруй соваянья, Хоть бы мытарям неба ответь, Хоть бы жертвуй им холод сиянья. Но безмолвно плеяды горят И снега над венечием тлеют, Где маруты с цветками парят И жар-птицы во слоте алеют. Семнадцатый фрагмент В кубки чермные ночь солила Цвет граната и тусклую млечность, Иудицы сидят круг стола, Пьют одесно за нашу калечность. Биты сеи начиния мглой, А и воям оне лишь угодны, Мы ли вспеты Беллоной самой И навеки, навеки свободны. Зри, богиня, литые щиты Со кровавым остьем и тенями, Где мы барвою черной свиты Под небес ледяными огнями. Двадцать восьмой фрагмент У Калипсо еще погостим, Сладок острова плен, мы и сами Волн бежать и чудес не хотим, Дышит море ль Сирен голосами. И куда возвращаться, куда, Млечный путь указуют плеяды, Но темна юровая Звезда, А под ней веселятся гияд

Яков Есепкин Палимпсесты Отравленные яблоки гномов Седьмой фрагмент Мглу, Цитера-богиня, чаруй, Флердоранж восплетай озолотой, И с тийадами нощно пируй, И чаруйся афинскою слотой. Пусть горят огнем течным шары И гирлянды, пусть нежатся Оры И всеславят ночные пиры, Заточая одесность в фарфоры. Гои сядут за эти столы, Чая шелки младых нимфоманок, И царевны пребудут белы, Тьму лияше из млечных креманок. Тринадцатый фрагмент Юных фей восковые шары Заточат и холодных русалок, И совьются в огнях мишуры, Тая, локны хрустальных гадалок. Иль вакханки серебро лиют На чудесных пипах и коварных, Вновь трюфели и пенистый брют О столах взнесены антикварных. Лишь нимфетки устанут зерцать Шелк царевен, сребристые течи, Меж бисквитниц начнут премерцать С хвоей миррою витые свечи. Двадцать девятый фрагмент Святки, святки, Урания, вей Млечной пудрой седых астрономов, Чресл нимфеток и лон розовей Отравленные яблоки гномов. Шелки смяты и фижмы сняты, Мгла искрится за снежною грудой, Сны отраво

Яков Есепкин Палимпсесты Оры и Волшебная флейта Четырнадцатый фрагмент И совитые миррой шары Вновь на колких ветвях золотятся, Ель тлеет под канвой мишуры, Гномы тусклые ею цветятся. Ах, Цитера-богиня, узри, Как всемлечные блещут сувои, О смарагдах чудесных гори, Расточайся во таинстве хвои. Станут юные феи взвивать Ночи благостной яркие свечи, И с тенями начнем пировать, Восклицая жемчужные течи. Шестнадцатый фрагмент Гномы снежною пылью фарфор Обовьют и Снегурочки, тая, Из Эолии ветреных Ор Будут ждать, календари листая. Огнь конфетниц чарует столы, Под хлебами начиние тлеет, Всебелятся младые юлы, Кто сейчас им отравы жалеет. И Моцарт с нами яды пиет, Локны бросив на веер кримозный, И волшебная флейта лиет Мелос темный в туман белорозный. Двадцать восьмой фрагмент Тает мирра флиунтских свечей, Эфемерны и сны астрономов, Леворуких зовут палачей Ко вечерям и бархатных гномов. Тон царевен идет к парикам Герцогинь ли, невинных монашек, Мел отравы союзен шелкам, Пейте, Цины,

Яков Есепкин Палимпсесты Одницам Одиннадцатый фрагмент Август благостный сонно тлеет, Залы дышат исчадием цвети, Восточимся из темных виньет, Нас ли помнят оцветшие нети. Станут фурии бить зеркала, Тесьмы будут вести ледяные, И опять круг пустого стола Соберутся во снах юродные. Зри, колодницы, алча цикут, Мажут халы сем воском нетечным, И со цветью влекут нас, влекут По тлеющим цетрарам всемлечным. Пятнадцатый фрагмент Ах, всетронного золота хлад Совиет нас и в тусклых зеленях, Чая горних одесных рулад, Мы у Бога ль сидим на коленях. Звери ночи терзают альков, Нет участия к цвета лишенным, Ах, от мраморных этих волков Не спастись, не спастись оглашенным. Ты боялась погони, смотри ж, Как младенцам несут подаянья, Как и зло одевает Париж Темной барвою нимф соваянья. Восемнадцатый фрагмент Битых мглою скульптурниц темней Пировые Асийского царства, И царевны белы, и теней Ярок шелк, сим и вишни – лекарства. Ведьм напудренных сонм преследи Золотая Геката-царица, Мы бежим, а он

Яков Есепкин Палимпсесты Ночь цветников Третий фрагмент Стены яркие мглой востемним, Присновечной незвездностью камор, Всяк успенный Аидом гоним, Лей, юдоль, нетей слоту на мрамор. Аще время цетрарам пылать, Яко нощно мы идем скитаться, Пусть обсиды распишут под злать, Ей одной с миррой неб сочетаться. И начнут бальзамины темниц Истекать млечным воском эфирным, И затлится остудность цветниц Лишь свечением нашим порфирным. Одиннадцатый фрагмент Не за нами ль о цвети летят Гончаки по июльским лепнинам, Феи ночи спасти ли хотят Бледных агнцев ко их именинам. Отвернулась Геката – и вот Нет надежды к юродным склониться, Васильками источен кивот, Мы с блядями не будем цениться. Капители ночные темны, Се, увидеть не чаем Париж мы, И тянут нам в цветочные сны Иды остья и черные фижмы. Двадцатый фрагмент Лей, Урания, слотную мглу, Ангелки пусть еще возлетают, Расточая каменам хвалу, Неб альбомы царевны листают. Сколь щедрые пиры истеклись, Яко вишни столы оцветили, Со камор возалка

Яков Есепкин Палимпсесты Ночи у Аида Пятый фрагмент Оторочен звездами покров Млечной антики, плачут рапсоды, Пьют валькирии негу пиров И лиются кримозные оды. Се, зерцаете, юдольно молчат Ныне одницы, емины стынут, Аще юдиц волхвы соличат, Эльфы темные ль смертников минут. И уже не пеют ангелки, И незвездная тлится холодность, Где разбилась, разбилась в куски Неб порфирных точеная сводность. Четырнадцатый фрагмент Мы ль у Гестии дивно гостим, Рею слышим, чаруя Аида, Уходить из пиров не хотим, И надмирно сияет Ирида. Хлебы темные дивы несут К озлаченым столам, на фарфоры Льется ночь, ах, царей ли спасут Пламена, кои цветили Оры. Ах, мгновенье, замри, этих нег Дождались мы одесно, воскресни, Тень Эдема, где траурный снег Жжет меловниц холодные песни. Девятнадцатый фрагмент Рождество, новолетия блеск, Снег на арках, венечные своды, Се мистерия, се и бурлеск, Но бессмертием дышат рапсоды. Меж колонниц вакханки мелькнут И дворцовый избудется траур, И с тенями царевны уснут В ка

Яков Есепкин Палимпсесты Млечный цвет граната Девятый фрагмент Нощно станут зерцала сиять И огни будут ровно клониться, Яко суе к теням вопиять – Время Божиим ангелам сниться. Это мы ль во обрамниках мглы Цветь лием, всепрощально сияя, Нас ли эльфы садят за столы И отравою потчуют, Ая. Так лишь, может, иродицы мстят Бледным юнам и принцам калечным, И, ярясь, мимо замков летят, Свитых цветом томительно млечным. Тридцать второй фрагмент Чермной цветью сангины виют Аониды беспечные, нем ли Пир колодниц, ах, дивно пеют Хоры ангелов небесей, внемли. Всё еще на букетники роз Ниспадают асийские шелки, И чаруются юны от грез, И со ядом теряют иголки. Мнемозина, иди и смотри, Как в серебре иудицы бьются, И о вретищах плачут цари, Коим звездные оды поются. Сорок первый фрагмент Золотых меловниц голоса Тонкий слух ангелков ублажают, И чаруют еще небеса, И царицам ночным угрожают. Мы внимали их негу, следя Грозовых перевалов теснины, И пурпурного чая дождя, Ограняли слезами лепнины.

Яков Есепкин Палимпсесты Мистерии Алмазного царства Восьмой фрагмент И на хвое серебро горит, Ночи сонник всемлечен и ярок, Пусть Цитерия эльфов мирит С черным снегом и желтию арок. Ах, волшебные темные сны, Длитесь, длитесь, на вас уповаем, И шелками царевн ложесны Совием, и еще пироваем. Нам венечья богини куют, Черной желтию их отемняют, И вакханки в серебре пеют, Коих юдицы нощно сменяют. Тринадцатый фрагмент В темном блеске рождественский хор Витых златом Снегурочек тает, И дьяментами блещет фарфор, И над хвоей одесность витает. Чуден снег, ночеимных картен Мгла светится всеяркой Звездою, И царевны бегут веретен, И поят их успенной водою. Рамен белых мерцанье во снах Эльфы чают, сияй, аонида, Зри -- Циана о млечных волнах Бьется вновь пред очами Аида. Девятнадцатый фрагмент О коньячных бисквитницах мгла Нависает всехвойная, царе, Вьется мускус над златом стола, Пироваем и мы, Валтасаре. Аще в матовой хвое горят Див хрустальных белые рамена, Пусть фиады легко воспарят

Яков Есепкин Палимпсесты Мирра и воск Первый фрагмент Ночи ярусник див золотых Локны тусклою пудрой овеет, Чуден морок гирлянд извитых, Пламень их лишь о мгле розовеет. Сомерцайте, виньеты пиров, Лейтесь, благостных одников речи, Заточенных в остуду шаров, Фей манят ли аромою свечи. И тийяды сем воском прельют Юных граций шелка и рамена, Где хористки белые пеют И диаментность пьет Мельпомена. Седьмой фрагмент Воск подсвечный в креманках тлеет, Об алмазах царевны гадают, И серебро Аид прелиет, И обручницы дев соглядают. Течно золото, басмовый хлеб Окантован виньетами смирны, Лейтесь, оды, на ярусы неб, Мы одесно ли сами надмирны. И лишь миррою темной столы Чад со мертвыми потчуют львами, И кадятся решетники мглы С падом звезд, утаенных волхвами.

Яков Есепкин Палимпсесты Маскерады фей Второй фрагмент Маскерадная ночь аонид И царевен златых обольщает, Вновь чарует Эрата юнид, Вновь бессмертие им обещает. Мы и сами хмельны от шелков Темных фей и небесных купажей, И амфоры влекут ангелков, И тийады бегут экипажей. Что за маски на черных конях, Яко боги уже недыханны, И по лестницам в хвойных огнях К нам спешат карнавальные Ханны. Девятнадцатый фрагмент Любят дивы серебряный мрак, Бланманже и пирожные с вишней, Совиньон ли, холодный арак Нощно пьют и без емины лишней. Это мгла антикварная тлит Фей ваянья, се в черном вакханки, Снег их тонкие шелки мелит, Чудны сказки певцов колыханки. И виллисы бледны о цветках Бархатистых, юдиц обнимают, Кольца прячут на ломких руках И, танцуя, фарфоры сжимают. Тридцать второй фрагмент Марсий спит и кифары молчат, Славен бархатник хвои червонной, Эльфы темные фей заточат В круге свеч, лейся, огнь благовонный. Ах, старлетки о неге пиров, Девы юные, грации хоров, Мы бежим колдовских ли

Яков Есепкин Палимпсесты Кровь и воск Тринадцатый фрагмент Свечи красные нощно затлим, Пусть царевны рисуют сангины, Аще томных юдиц веселим, Аще с нами лишь холод ангины. Ах, не будут, не будут оне Днесь шампанское пить и рейнвейны, Совиваться в эйлатском огне, Яко феи пиров темновейны. Оглянемся и узрим – следят Вновь за нами из морочных камор И бисквитные халы ядят, Воск червовый лияше на мрамор. Двадцать пятый фрагмент Темноокие феи пиров Нас влекут к нимфоманкам и хвое, Заточая в серебро шаров Юных граций о млечном конвое. Пламень тьмы антикварной, гори, Огнь чудесный, легко возвивайся И бессмертие юнам дари, И эфирностью звезд упивайся. Яд прельют иудицы на хлеб, Торты черною миррой и вишней Отслоят, чтоб властители неб Пели гимн этой муке давнишней. Сорок первый фрагмент Торты дивные мускус взовьют И арому никейскую, чая Белых фей и весталок, снуют Кои нощно, томясь и скучая. Шелки черные их ли милы, Цвет граната ль всемлечный охладен, Ах, красавицы пира белы, Затра