Не очень многие ответят, Откуда каждый и куда, Вопросов мир в ответах тесен И неразумна суета. Остановись. Найди мгновенье, Войди в себя, ищи ответ, Познай Отца в соединенье, Он Сам в тебе – Великий Свет. Остерегайся брать с собою Желаний вечных суету, Возвысься над мирской толпою, Скажи: Я с Богом говорю. Уединись без вожделений, Без помыслов земных утех, Стань перед Богом на колени И пожелай оставить Грех. Задайся мыслью осознать все, Начни сей путь пока с себя И вникни: в чем земное счастье И тлен извечный Бытия… Что даст тебе твое стремленье И чем закончишь путь земной, Почувствуй то порабощенье, Что создаешь своей рукой. Бог даст. Бог мыслью путь покажет, Бог все расставит по местам, Но прежде на грехи укажет И Скажет: И за них воздам. Бери.

Ну, кто же память знает, как свой ум? Лишь человек, что узник тленной славы, Но память – не источник сложных дум И может ли иметь на разум право? И может ли вам память объяснить? Логически построить рассужденья? Утихомирить боль, развиться вширь Иль углубиться в жажде просветленья? Но память – это Божия Рука И для нее не нужно много мысли, Она всплывает в вас наверняка И заставляет ум здесь поразмыслить. Она лишь повод проявить себя И рассужденьям, и уму, и мысли, Дается всем от Бога и всегда – Отсюда в мир и пониманья вышли. Мы через память назовем врага, Мы через память строим отношенья И точно знаем, кто мы и куда, И только память нам дает плененье. Здесь нет усилий, нет больших проблем, И память нас не раз порой подводит, С ней никогда не свяжем перемен, И ни она нас в тупики заводит. И если память чья-то не сильна И обрывает прошлого картины, То говорят, что память коротка, Не говорят, что ум, увы, не сильный… Умен лишь тот, кто мыслью строит план, Кто объяснит, не требуя подспорь

Как можешь ты греховнейшим умом Судить других и так считать себя, Имея грешный быт и грешный дом, Оценкой совести чужого бытия? В том истины зачатка даже нет, Когда, минуя Божии Слова, Ты из себя рождаешь тусклый свет, Из потугов незрелого ума. Тебе ли, знающему славу и почет Иль устремляющегося к подобной цели, Чужих грехов в себе вести учет, Когда ты сам, увы, в духовной мели. И на других взирая с высоты И наставляя их и поучая, Вкушаешь ты чужих грехов грехи, Но сам себя в грехах не унимая. Ты видишь в них мирскую суету, И мир людской не меришь ты иначе, Ты понял так и судьбы и судьбу И над грехами дух твой не заплачет… Остановись, оставь другим их грех, Не по уму тебе и не по силе, Здесь не пожнешь греховностью успех, Бог обойдется от твоих усилий. Но не пора ль подумать о себе? Но не пора ли начать остановку? Но не пора ль путь изменить в Судьбе? А не выискивать греховную уловку… Иль невозможно резко, навсегда Пресечь свой грех, а с ним – другим страданье? Остановись.

И что же может миру возвестить Греховная и слабая звезда? Что в шоке?

И ты, наверно, хочешь знать ответ, Что будет завтра, через день иль годы, Но не поверишь.

Ты обещал и замолчал… Ты обещал и устранился… Ты обещаньем отдавал, Ты обещанием трудился. Но сроки уж прошли – молчишь, Но сроки уж прошли – забыто, Какие мысли ты таишь? Что от других тобою скрыто? А ведь, и это грех земной, А ведь, и это испытанье, И тоже будешь бит Судьбой За ложь, что в виде обещанья. За то, что сеял ты мираж, Других обманывал надежды, А после проявил кураж И безответственность невежды. За то, что дал себе покой, За то, что предал так другого, Пусть умысел твой был незлой И пусть смягчало твое слово. Но что в итоге?