ветрено нынче ветрено сбился до тропки путь веретено утеряно в вечности не вернуть явью из предсказания всадник но бледен конь тёмным его дыханием кормится мой огонь утром скосили косы мне к вечеру вновь стерня спят соловьи без просыпу лету не до меня лето к обрыву катится скоро сойдёт на нет белым мелькнуло платьице чёрным глядящий вслед в полночь скользнула с ратуши тень не даёт дышать только не плачьте матушка некому утешать верой сильны наивные мне же нагой-босой ночью пролиться ливнями утром взойти росой

..нить оборвётся - таков обычай. падать, так падать - шепнёт рассвет. я парашютом раскрою душу, грустно Харону. он вёсла сушит. пара зажатых в кулак монет не поменяют хозяев нынче. вроде прочитан последний лист. но чистый не выдаст, и бес не тронет. путь не окончен девятой тризной, горсть медяков предыдущих жизней, звякнув теплом, опадут в ладони - я собираю из них монисто.. будущей жизни

приходи! мои перспективы свелись к нулю. к бесконечному умножению дел на будни. я готова подать свой мир на широком блюде неглиже, под тату - что-то типа "безмерно лю". приходи. я сумею тебя для тебя найти, даже если весь свет запишет в графу "потери" я смогу сочинить отмычки душе и двери, и сапером пройтись, расчищая твои пути от ловушек и мин, кабаков и случайных дам (эти туфельки - звонче звонких - не жмут немногим) и пока ты петляешь где-то, я жгу пороги, я ни шанса на отступленье себе не дам. ожиданье, как жизни стиль. простоте святой невдомёк, что в соседнем доме/иной вселенной в честь неё пьёт он что попало, но неизменно из хрустальной мечты, что опять примерял не той.

простывшим полночным вздором шныряет по коридорам сквозняк и чихает сором, копившимся много дней, приютом моим, в котором задернуто небо шторой, и сны выдают повторы каких-то смурных теней. и в каждом углу по чуду, аптечной гремят посудой и гробят мою простуду малиной и темнотой, и кличут меня, зануды, то любушкой, то иудой, взбивают в коктейль рассудок, хлебнут и кричат - отстой! и сыпят песок на веки, и в памяти жгут прорехи... смешай мне микстуру, лекарь, да так, чтоб наверняка припомнить, как в прошлом веке в моей где-то-рядом-мекке мы с солнцем доили реки и стряпали облака...

мой витязь на привязи сумрачно-вязкий, ему до весны - пол-столетия стужи, он - первый из ордена "верных подвязке", последний из рода "бывало и хуже". клеврет кавалеров с вольерной судьбою, в которой картонны и шпаги и скрипки, Вы столь однозначно стремитесь в герои, что, в общем, достойны. хотя бы улыбки. Вы, мой паладин половинчато-бравый, за подвиг считаете даме платочек поднять? не для Вас его бросили, право. учитесь считать. заодно - между строчек. о сэр, серенады доводят до колик (в руках неумелых и песни - оружье). мой кот дыбит шерсть, завывая: доколе? и, уши прижав, разражается лужей. мой рыцарь, у спицы все свойства рапиры, стремительной в вязи от боя до боли... Вам лучше уйти. незатейливо. с миром. а я поменяю ключи и пароли.

Птицы моей дороги забыли, что значит - петь. Тряпкой линялой небо сохнет на крыше дома. Ветру сломали арфу, он перешёл на медь. Солнечный правнук, скользнув по запястью, дрожит и впадает в кому Я, заплутавшим путником, больше не жду свечу, Греющую окошко мира цветных иллюзий. Боженька-утешитель спрятался за парчу, Ангел-хранитель из крыльев вырос и больше не держит груза. Ангел ушёл во флюгеры - ловит вечерний бриз, С утренним отсылает письма. Авось случится Хоть одному из сотни не миновать карниз Или открытую форточку дома, в котором умолкли птицы. Дом вышивает крестиком прочность своих границ, Дом, усыпляя, прячет в мягко-тепло-стабильно... Но, прочитав: "...случится выводок новых птиц, Мы им напишем новые песни...", я ставлю себе будильник.

скоро весна! будем плавиться лужами, солнце на зайчиков в окнах разменивать /где вы, мазаи?/, зелёные кружева вывяжем впрок. и припрячем до времени. переодевшись, окажемся разными - толстыми, стройными, вкусными, пресными в небо запустим цветастыми фразами птиц, перебравших с любовными песнями. скоро весна! на асфальте израненном мелом очерченный мир в ощущениях - "доброе утро, любимая" - знаменем и для не найденных, и для потерянных. мартовский вкус будем пить до апреля мы ждать, когда /в/станут мосты оправданием нашим п/р/оступкам, омыв акварелями графику города перед свиданием. скоро весна! переулками пешими будем бродить, сочиняя считалочки. зимние страсти забудутся к лешему, вон, на Фонтанке, мелькает русалочки хвост, и коты - как один - говорящие, травят с утра анекдоты приватные. скоро весна. улыбаемся чаще мы внешнему миру - романтики штатные.

ноябрьский финт. стирает горизонт, дома и чувства влажной губкой серость. и требуется глупость или смелость, чтобы шагнуть вперёд в такой сезон, что превращает город мой в фантом, в ни неба - ни земли - ни направленья, здесь даже ветер впал в недоуменье, устав гоняться за своим хвостом. и воздух загустел - хоть режь да ешь, или торгуй на вынос - тонну в руки. в нём вязнут звуки, эхо мрёт со скуки: кричит не в рифму, путая падеж... мы словно в западне. точней - в плену стеклянности лубочно-сувенирной, чужих пространств оглаживаем спины - дешёвый приз на призрачном кону. нас походя случайный пилигрим встряхнёт, вернув три степени свободы - и мы взлетаем мелким эпизодом большой картины мира. и парим. и стоит ожидания полёт. а пилигрим смеётся - снег идёт.

пожеланья заказаны, мишура - эполетами, осыпаются праздники конфетти и конфетами. отсыпаются лицами неформально-помятыми, рвутся в небыль страницами с календарными датами. мы уже неопасные и почти что одетые, обрастаем по-разному новой жизни приметами: лопоухи, но с бабочкой, хвост системы макарова. зажигаются лампочки с провожания старого образца докурантного. в ожиданье подъёлочном опечатаны бантами наши счастья с иголочки. пузырьки захрустальные не питьё - констатация: нынче встречно-отвальная- два-в-одном-суперакция. ps: с наступающим :)

вязкое утро, с ресниц облетает снег. кофе. а как же без кофе? - и день в разгон. колкость. ответом - не менее колкий смех: что нам, джульеттам, из нынешних злых времён? пальцы танцуют - улыбка на раз-два-три, даже когда собеседник и слеп и груб. не удалось развязать узелки? сотри. как поцелуем стирает помаду с губ ветер на площади, прямо под Ильичом - столь беспричинно-дерзко, что - зашибись! так в развлечениях пафосных "ниочём" пробуем вкус переростка под кличкой жизнь. так на банальностях сами возводим ад - скучно-занудливый сумрак своей души... самые честные письма - где адресат выбыл. и больше не сможет уже грешить. самое чистое - это родиться вновь: по-партизански - в вагоны и под откос прошлого тени. но как отменить любовь - тёплым в ладони и с глупою кличкой - Пёс. самое верное - выстроить стены.

рассказ окончен. сколько не играй зеркальной перевёрнутостью слога, найдётся время - и твоя дорога стечёт последней каплей через край фарфора на безумном чаепитье. на хрупкой нити маятник завис - почтенный раб земного притяженья и стрелки, оборвав своё круженье одним движением опали вниз и разорвали договор о мире с твоей квартирой, с пеплом на полу, /вчерашних слов отжившие узоры/ и с зеркалом - кошмаром ли? дозором? таящимся в семнадцатом в углу бог-ведает-какого-измеренья. поблёкли тени мира, где "на ты" закономерность с выбором случайным, уснул хранитель самой-главной-тайны под слоем амальгамы... темноты отныне вдосталь - автор обесточен. рассказ окончен.

не забывшись, сошло не нет обсужденье грехов всевышним. приговор прозвучал, как бред одержимого. с еле слышным скрипом страусова пера завершается цикл-поиск запятой, что шепнёт: "пора", в тупичок загоняя поезд с пассажирами за стеклом /ну сорвёшь ты стоп-кран - и что же?/, что испробуют на излом с деревянным припевом ложе. * * * серой кошкой вползёт усталость и умрёт, не найдя порога. мне немного уже осталось. мне осталось уже недолго.

..моей душе - ни вверх, ни вниз, а где-то в непристойном между. любой религии одежды тесны. не замысел - каприз насмешливого божества, чья нерентабельность - уроком таким, как мы. но (слава богу) она жива. ещё жива.. ..моя душа в душе огонь лелеет с рвением пророка и ей всевидящее око - не суд, не право, не закон, а только повод медякам побрякать в шапке у бродяжки, курильниц посчитать затяжки и отпускать своим врагам.. ..моя душа в душе - дракон, хоть с виду малость малохольна. дорог что торных, что окольных, ей ведом тайный лексикон. давно пора свой дом найти, но где тот дом - один из многих? мы засыпаем на пороге и просыпаемся в пути..

затерялась в проклятой войне независимость старта. всё, что было - вперед, без оглядки - свернулось в кольцо. на изнанке судьбы мы чертили подпольные карты и по-шулерски крап выжигали горячим свинцом. застоявшийся воздух рубили на пайки для вдоха перед первым /а, может, последним/ прыжком в затяжной марш-бросок. это после себя собирали по крохам и травили зажившее наспех вином, как виной. уходящим на север фальшивую ставили визу в бесконечное нечто, махнув на прощанье рукой. в перекрестье прицела ловили почтовую птицу - на безвестьи надеждой живет чей-то сон и покой. потому что мы - марсовы дети - особой породы, в нашем завтра ломаем со скуки седьмую печать, по счетам расплатившись ныряем за край небосвода, пролетающим ангелам сдачу швыряя на чай. * * * зашифрована жизнь странным кодом из литер и чисел, шифровальщик в запое, а ключ - в глубине сундука. а сундук на сосне. а сосна в той заоблачной выси, что уже на века.

тонкие ветки плетут кружевное лассо - держат в плену снизошедшее празднество света, гнёздами вьются, что свиты задолго до лета, в тайной надежде дожить до весны. и засов в лёгком жилище - не больше сорочьей привычки - тащим, что плохо лежит, да блестит веселей, разве что - перья да пух, чтобы было теплей дому, которому пофиг и ключ, и отмычки. разве что - нежность. простёртая нежность крыла - хрупкий щиток между внешним и внутренним миром.. * * * в жизни, что станет для вас и кормушкой, и тиром, да не иссякнет инстинкт сохраненья тепла.

мои детские страхи проснулись и сбили со следа. вентилятором - компас. ушёл навигатор в бега. сверхзаботливый кок за вечерним коктейлем поведал: "вникуда" - не судьба. шлюпки спущены. ждут берега. территория слева - затишье в предчувствии шторма. притворяется пляжем зыбучая сочность песка - тут не то что прилечь, раз шагнёшь - и увязнешь по горло, только где же тот сухов, тебя откопать, дурака? правый берег /на то он и прав/ не скупится на солнце, если сад - то в цвету, и при каждом цветке - мажордом. но когда причаститься захочешь водой из колодца, то в ладонях вода почему-то становится льдом. вот и вышло, что только вперед, до незримой границы, где прядёт тишину безвозмездного счастья гарант... предпоследняя шлюпка увозит последнего принца, ускользает в туман новоявленная фрези грант.

замороженные дни распластались по бетонке, кто не в теме - тот в сторонке: стоп-сигналы, sos-огни.. в предсказуемость дорог гололёд привносит кастинг: если выжил, значит - мастер. не случилось, значит - бог.. на охоту вышел снег - скромный гений спецэффектов, превратил дворы-проспекты в полигон своих утех.. город вязнет в западне, до сосулек с крыш простужен. облака застряли в лужах ватным слоем в глубине.. коротая зимний век, не отбрасывая тени, прячет в шубу самомненья хрупкость сердца человек..

я не помню окончания песни, да и было ли оно словом? в бесконечности и так тесно, только в очередь встаю снова. перекличкой отзвенит рупор, замирает на руке номер, по беспечности своей глупой в багаже - шаром кати, кроме заштрихованных дождём стёкол, где оплывшею свечой тает моё сердце в должниках стольким - при подсчёте не сыскать края. недосказанность свою в темень заоконной пустоты прячу, но убитое вчера время догоняет и дает сдачи и всего-то ничего сроку - до утра. с черновиков пыль я отряхну. и, оживив строки, из бумаги смастерю крылья. ветер северный раскрыл веер, я сегодня в непростой роли - тишиной ладоней птиц грею, перед тем, как подарить волю.

сапогами по чьей-то душе, босиком по стеклу, перепробовав, видимо, с тысячу частных причин, оплатив серебром первобытную тягу ко злу, убедились: молчание - золото. вот и молчим. говорили, что врём. мы не врём, мы вкушаем враньё и своё, и чужое, гурманами устричных драм - на остатках от пиршества будет взрослеть вороньё, на останках жемчужниц - стервозность прирученных дам. в лабиринте, забывшем о правиле левой руки, запечатает путь к отступлению взорванный вход. мы по крупному взыщем за мелкие наши грехи /проигравшийся в жемчуг - до бисера не снизойдет/ нам бы свить свою нить /или просто украсть/ - недосуг. оттого - в тупике, где, навылет пронзив тишину, открываются шлюзы по правилу "вовсе без рук" и спасательный круг не спасает, но тянет ко дну, где настойчивый бред наш, себя выдающий за бренд, захлебнется на вздохе и в пропасть ввинтится волчком. говорить, как дышать - это в прошлом, упущен момент откровений. уходим с отливом. цепочкой. молчком.

мы были наивны, когда раздевались под музыку наших вчерашних знакомых - стальное стаккато дождей заоконных вдохнуло в рояль черно-белую зависть. всё было по плану, всё было настолько, прилично, насколько мы сами решили. мы сшили из двух полюсов "или-или" единое кредо. из чистого шёлка сплетали силки для строптивого счастья, зелёную кровь пропускали по венам двух замкнутых циклов единой вселенной, что нас наделила не правом, но властью лоскутное небо по личным лекалам кроить, разделяя - для "нас" и для "прочих". и мы разделили, свой мир обесточив, да так, что напрасно нас солнце искало, пока неумелое сальто крутили с безумием белки, попавшей в засаду своих предрассудков. и, словно награду, ловили возможность друг друга тактильно учить наизусть и на кончиках пальцев удерживать памяти скользкую гамму в которой мы - боги. и пыль под ногами. и правда хозяев. и ложь постояльцев...