«СЕЛЬСКИЕ ХРОНИКИ». Место предисловия. «-Коль один ушёл, Так придёт другой Сам себе шептал По поре ночной. -Мы замолим грех… Мы зальём вином…- Врал себе Поэт, Сидя за столом. И ронял слезу В мутный самогон, И в пустой избе Слышал чей-то стон…» (Из А.С. Клюева.) - Сгорели святые. Средь зимы грянул гром, и сгорели… С кем жить? Как?- Александр Сергеевич задавал и задавал себе вопросы и не находил ответа. На глазах у него наворачивались слёзы. -А могли они не сгореть?- вдруг даже приостановился Александр Сергеевич.- Взять, и не сгореть! Вон, бабка Матрёна до ста двух уже дожила, а гореть, похоже, и не думает. Поросёнка завела… А чего не завести, она, считай, в селе самая богатая, пол века пенсию получает, а теперь и врачи зачастили. По их подсчётам не могут россияне так долго жить, не должны. Ни по зарплате, ни по экологии, ни по государственному устройству. Он, вот, Клюев, так долго не протянет.

«Батый»... Батый Был хмур: Опять Великий Князь Не шлет невольниц, Серебра и злата. Опять отписка: «…Я хоть данник Ваш, Но у самих по княжеству растрата…» А нукера грозят поднять мятеж. Власть уплывает медленно, но верно. И правильно рек старец Соломон, Пусть и еврей: «Все в этом мире тленно…» День или два, И привязав к хвостам Степных кобыл, Его порвут лихие, Безжалостные в жадности друзья, Что пялят на него глаза косые. Как рвал и он…. Чтоб выжить, уцелеть… Глупцы!

«ХАКкЕР.» Глава 1 Каждый в России чем-нибудь да талантлив. Один может пятизначные числа в уме перемножать, другой, не зная нот, возьмет гармошку да и сбацает чего из Баха, да так, что тот в гробу перевернется от неожиданности и умиления… Многие в карты могут проиграть то, чего у них и не было никогда. Воровать могут по мелочи и с размахом, искренне думая, что они и не воруют вовсе… Но более всего россияне умеют терпеть воров, насильников, дураков, психопатов, считая это достоинством и благородством. Мол, я выше всего этого! -Пусть их… Там всем воздастся… Бог не мякишка… Но воздается им, их детям, и умирая они жалеют, что сами не воровали и не насильничали, и редко у кого не скатится слеза сожаления из-под закрывшихся уже навсегда век: - А ведь мог! Мог, как все люди жить… Степан Ильич хакером не родился. Хакером его сделала любознательность и обстоятельства, а еще страсть к преферансу.

Я жду тебя , любезный друг! Сударыни и судари! А не пора ли нам выйти совместно на большую дорогу Отечественной литературы! Мне кажется время пришло! У нас все есть! И страстное желание творить, и сайт «СТИХИ», и непоколебимая уверенность в своем таланте! Мы напишем роман Века! Такого еще не было! Каждый пишет по странице, комитет выбирает лучшее и пошло-поехало! Мы будем первые! Нас будет много! И горе посмевшим встать на нашем пути! Над седым от пены морем гордо реет Буревестник! Сударыни и судари. Посылайте мне ваши странички по ёмайлу и вы обессмертите свое имя и имена ваших тоарищей! Отбросим ханженское целомудрие и сольемся в творческом экстазе. Особо нетерпеливые могут послать мне сообщение со своим текстом. Мысль не должна киснуть! Не будем ждать . Высылаю черновое вступление к нашему первому роману! Да поможет нам Бог!!!! Мое мыло –leo123v123@rambler.ru Вступление. Писать для себя может каждый.

Праздник 1 мая Сидор Петрович любил больше всех остальных! С детства, когда он плыл на шее отца по красной площади, а с трибун мавзолея ему махали старые дяденьки в фуражках и шляпах. Дяденьки улыбались, в их глазах читалась любовь и забота ко всем этим человечкам, которые широкой рекой протекали под трибунами гробницы вождя мирового пролетариата. « Твердой поступью шагает советский народ в светлое будущее! С каждым годом буренки повышают надои, а передовая интеллигенция делается еще более передовой и интеллигентной! И эту их совместную целеустремленность не остановить оголтелым Голдуотерам и их приспешникам…» громыхал репродуктор с крыши самого большого в стране магазина. «Да здравствует советское правительство, партия и народ под руководством ЦК КПСС и лично товарища Сталина!» после этих слов дяденьки на Мавзолее еще более яростно улыбались, махали руками и что-то кричали в ответ.

«Эммануэль №1». Эмануэль вяло посасывала леву заднюю конечность Гонзалеса. В последнее время ей все чаще приходилось закусывать своими бывшим любовникам, а иногда и отцами своих детей. Это нервировало лишним напоминанием своего уже далеко не юного возраста и полным разочарованием в своих так и несбывшихся иллюзиях относительно всех этих Педро, Гонзалесов и Родигесов… - А все потому что у нас нет письменности! - Пронзила ее мысль, как сверкающая молния. Культурные люди с больших лодок не едят своих товарищей… Они едят лягушек, улиток, грызут кокосы и поэтому всегда веселы за столом. Им не приходится поедать свою прежнюю любовь! Эммануэль отбросила кости в пламя костра. Она тоже станет грамотной, и тоже станет есть лягушек , беззаботно хохоча, сидя за большим дубовым столом… Эммануэль удобно устроилась на песке и подсунула подаренную библию под голову… Этот улыбчивый бородач в рясе знал толк в проказах, а мясо у него было нежное и розовое. Она сладко зевнула уже во сне….

То ли от того, что Светлана Ибрагимовна Неплюйвода родилась ясным, солнечным утром в воскресенье, то ли от того что в род доме накануне поморили тараканов, но характер у Ибрагимовны от рождения был ангельский… Она улыбалась своими голубыми глазами всем: и подвыпившему дежурившему на вешалке старику Семену; и хмурому, вечно недовольному, обделенному женской лаской главврачу Потеряйкину; и выносящему горшки и вносящему тарелки с вкусной геркулесовой кашей санитару Семену 2, оброненному беспечной мамашей из окна сельской высотки- трех этажного барака городского типа мешочно-вязальной фабрики «Заря Коммунизма» на день рождения отца всех народов. Так уж получилось, что персонал роддома был исключительно мужским, не потому что работа по укладке шпал на железной дороге требовала аккуратности и точного глазомера, но и от того, что главврач Потеряйкин каждые полчаса требовал протирать руки по локоть спиртом.

Отстраненный взгляд с Олимпа. Случилось то, что случилось. Хотел ли я этого? Да, наверное, хотел. Рад ли я этому? Скажем так, не очень. А что же собственно случилось? А просто проснувшись сегодня по утру, я осознал себя сидящим на высокой горе в гордом одиночестве. Острие этой самой горы больно резало мне зад, а холодный ветер пронизывал до костей. - Ты почти что Бог!- подумал я и еще более затосковал. Ничего возвышенного и восторженного я не испытал. - Зачем ты залез сюда?- стучало в голове с монотонностью капли долбящей камень. - По глупости,- оглянулся я по сторонам.- Мне здесь скучно! Я хочу к жене и детям. - Мы тут.- Тут же раздалось с разных сторон. Я протер глаза, с трудом разлепил их и увидел дорогие мне лица. - Мне холодно! – заглядывая жене в глаза, проворчал я. - У тебя упало одеяло,- ласково успокоила она меня. - И что-то колет попу? - Это вылезла пружина из нашего старого матраца. Картина мироздания стала приобретать свои привычные формы.

«Как я стал Акыном». Какая-то вселенская скорбь прижилась моей груди, после того, как Гюльчатай, забрав свой и мой халаты, ушла к Ибрагим – Беку в юрту. Для меня солнце спряталось за горизонт навсегда, да это и хорошо- догадался я. Разве выйдешь на улицу без халата днем? Дети будут смеяться и кидаться камнями. Я уже видел одного такого с разбитой головой и вытекшими мозгами. Я сам бросил в него этот последний и самый тяжелый камень. Как давно это было… Я поймал, резво скачущую по мой руке блоху. и съел. Последнего барана мы с Гюльчитай доели месяц назад, при воспоминании об этом к моему горлу подступила тошнота. Но блох было много и к вечеру я наелся. - Я стану Акыном,- вдруг решил я.- В позапрошлом году проезжий русский подарил мне балалайку. Я подберу мелодию и буду петь о несчастной любви. Люди любят когда поют о любви, а то что ты при этом плачешь их только веселит. В эту же ночь я оставил на балалайке одну струну, чтобы не путаться и дергал за нее пока звук не умолкал совсем.

«ОБЛАКА». Кто не видел, как по небу плывут облака?.. Да нет таких!- Воскликнет даже самый маленький. А что это такое?

«Праздник Духа!» Томление духа Оленька стала испытывать с 12 лет. Не то, что бы ее начали интересовать мальчики, но все эти набитые опилками и ватой куклы надоели. Ей захотелось… Ах если бы она знала чего ей хотелось! Хотелось все время чего-то разного, но самого-самого! Если например хотелось мороженного, то не эскимо, а только торт мороженного с кремовыми розочками и утыканного кусочками шоколада. Но когда она об этом сказала папе, с которым у нее установились доверительные отношения после того как, она нашла в сарае его выдолбленную в бревне похоронку, в которой он хранил чекушку водки и гремящего мелочью розового поросенка, то он объяснил ей, что копить стал недавно на торт мороженное еще не накопилось. А вообще-то, она умная девочка- мечту иметь необходимо.

Ностальгическая сказка на ночь. Часть1. День начинался отвратительно. Малыш никак не мог найти вчерашнюю кассету перезагрузки. В конце концов он решился на случайную загрузку. В мусорном контейнере он нашел неподписанную дискету вставил ее в блок загрузки, одел шлемофон на голову и повис в полуметре от пола у окна. Человечество было озабочено выборами какого-то Президента. « Голосуй за сытую старость … удаляйте гланды вовремя и ваш ребенок всегда будет здоровым и веселым…Последний амурский тигр покинул тайгу и пришел в Хабаровский зоопарк, - Мне стало трудно дышать и ловить мышей.- Признался он репортерам…» Малыш посмотрел на мизинец на левой руке, он был синий. –Врут,- улыбнулся малыш,- Но как убедительно! «Завтра на гастроли из столицы прилетает Баба-Яга. Ее недавно откопали под Казанью. По всей видимости ее замочили отморозки специализирующиеся на торговле живым товаром, но у них что-то не срослось.

К кому приходит гном во сне? Конечно, к чудакам. В зелено-розовом шарфе К заштопанным чулкам, С охапкой шариков цветных, С собачкой на ремне, в дырявых рваных башмаках с улыбкой на лице. Он черти что нагородит, доест вчерашний торт, Он деда с бабкой рассмешит И вытащит на корт, Но только речь зайдет о нем, Он ляжет тут же спать В дырявых , рванных башмаках, С собакой на кровать…. Вот двадцать лет уже как спит, я двадцать лет грущу… -Куда ушел веселый гном? Я вновь его пущу! Чтоб колобродил и шалил, Чтоб шторы посрывал, Что б он из этих серых дней устроил карнавал!...

Жизнь, как мыльный пузырь, все время лопается! Евгений Подстаканник Жизнь, как мыльный пузырь, все время лопается! Потом… потом Было много всякого, но Вольдемар почти ничего не помнил. Где-то с самого краешка сознания шевелился кричащий карапуз, а его Киса кормила того грудью, это его оскорбило, грудь, которую он обливал нежностью и заботой, перестала быть только его, у него родилось ощущение, что он живет со шлюхой, чувства его остыли и он ушел из квартиры, захватив только мыльницу и соломинку, чтобы выдувать мыльные пузри. Постепенно он перестал следить за собой, джинсы на коленях сначала побелели, потом просеклись, и наконец колени оказались голыми… - Праздника! Мне не хватает праздника.- Вдруг догадался он, и обмакнул соломинку в мыльницу по самое некуда, Шар надулся больше Вольдемара, он светился всеми цветами радуги, а по его стенкам стекали пестрые разводы.

В пещере стало тесновато, Затылки почесав родня, Решила завтра на рассвете Поджарить на костре меня. Вкопали столб, собрали хворост, Помыли миски у ручья, И привязали бичевами В слезах и воплях старика. Вождь высек искру из каменьев, раздула пламя ворожа, И девочка с глазами лани Дровишки молча разожгла. Зла не держу на неразумных, - Вот только горячо ногам! И я пописал на поленья, дал волю горестным слезам. Потухло жертвенное пламя, голодной разошлась родня, Лишь девочка с глазами лани Смотрела молча на меня!

То, что было – уже не моё. И другому улыбки и ласки, И другому дыханье в плечо, И волшебные, сладкие сказки… И другого сожгут на костре, Словно жертву безудержной страсти… Да минуют её стороной: Боль, печаль… и другие напасти. Этот дикий огонь не унять… От него лишь седеют до срока… И ругаю такую же мать, Прислоняясь к косяку у порога: -Ну зачем мне веселая синь, Этот крик журавлей в поднебесье, Коль цветы превратились в полынь, Коли мы СНОВА одни, а не вместе? ***

Я вернулся к своей седине, К своей горечи- полною чашей. Я ошибся, когда обвенчал Свою боль с нестерпимою вашей… Не казните себя и меня, Нас распяли еще при рожденье, Нам претит суета, болтовня, Мы не верим в пустое везенье… И мы порознь потащим кресты, Уповая на встречу у Бога, И разбитая чаша Любви Нам порежет ступни у порога, Чтобы встретившись вспомнили мы, Про счастливые наши мгновенья, Чтоб читать в полнолунье стихи, Задыхаясь в восторге смущенья…

На липкой клеенке, На жестком топчане Лежал я под клизмой В больничной пижаме. И было мне стыдно, И было мне мерзко Под ласковым взором Курносой и дерзкой, Что теплой водой меня промывала, И жалко мне было Себя и фекала. Не позже чем завтра Мне вскроют брюшину, А вдруг не увижу Я больше дивчину?! Что так осторожно В глятеус вводила Катетор от клизмы Без сала и мыла?! И я предложил ей Руку и тело. Сейчас же, На месте, Мол, все закипело! А будет ли завтра? Да кто ж поручится? Аппендикс – не клизма. Все может случится! И мы согрешили На жестком топчане На липкой клиенке, В больничной пижаме Под рев унитаза И газов в желудке. Она наверху, Я внизу и на утке! И было не стыдно! И было не мерзко! Под жадным напором Курносой и дерзкой… Что так осторожно В глятеус вводила Катетер от клизмы Без сала и мыла! ***

Возвращение Христа» Глава 1 «….ныне, присно и во веки веков. Аминь» То ли быль, а то ли небыль, То ли грёзы, то ли сон? Только пил со мною водку Ликом схожий со Христом! Только поп опухший с хмеля С разведенной спал женой! Плюньте в рожу, если только, Это было не со мной! И умру от острой боли, Если кто-нибудь, когда Пригвоздит заточкой острой К брёвнам чёрного кота. Отчего качает хату, Будто я на корабле? То ли верую я Свято? То ли вечно не в себе? Ни чего не знал, не знаю… Только это всё не сон! И в земле сырой, а слышу Колокольный перезвон! Иван вышел из храма. Холодный ветер бил в лицо, как и сорок дней назад. Да, прошло уже сорок дней после смерти матери, и её душа, если верить попам и старушкам, лузгающим семечки у ворот, отлетела куда-то туда … Куда, Иван не понимал, но что отлетела, он знал точно. Иначе было трудно объяснить вдруг пришедшею к нему с самого утра уверенность, что теперь он остался один. Совсем один. Один среди этих людей с озабоченными лицами.