«АМАРКЕДОН» или «УРОКИ ЛЮБВИ» Филлимон де ла Круа Нет страшнее зверя, Чем баба возгоревшая страстью. И жалок венчанный на трон, Коли не смог утолить этой страсти. И молят люди о смерти, и не получают ее. И хохочут козлоногие, Добравшись до женской плоти. И оседлав метлы, Улетают наши любимые во мрак… ГЛАВА 1. Ты почто меня оставила? Во печали жить заставила, Горлица моя сизокрылая, Хоть старик, а сердцу милая… Я возьму худую лодочку, Выпью напоследок стопочку И уйду на дно, на сырой песок, В кулаке зажав мамкин образок… - Негра бы сейчас!- подумала вспотевшая Матрена Петровна, ворочаясь на специальном ортопедическом матраце. – Жизнь проходит, а что она видела? Дешевый балаган с глупо раскрашенными лицами ряженых, пропахший потом и мочой! - А все он!- покосилась она через плечо, на лежащего рядом, высвистыющего незамысловатую мелодию мужа. – Он, змий подколодный! Стихи читал, шею усами щекотал, звезды обещал с небес, петухом вокруг нее ходил, приплясывая от нетерпения. И выходил!

Правда, на этом дело и кончилось. Паша повесился. Маня горевала, но не долго, на третий день купила тульский пряник, диск с Пашиными песнями и перешла жить к Семену в бытовку. Семен сначала обрадовался, ходил с гордо поднятой головой, высоко поднимая ноги в блестящих Пашиных калошах, но потом ему надоело. Плеер он у Мани забрал, а Маню выгнал, так что о своем родившемся отпрыске он так и не узнал, что не помешало отпрыску любить Семена горячо и искренне. Он даже пысался от экстаза у фотографии Семена, которая всегда висела на стене в коридоре, где спала Маня на обитом железом сундуке в квартире Пашиных родителей. Они почему-то верили в то , что отпрыск Пашин, и что лет в семнадцать он вдруг начнет писать стихи, а через год другой и музыку к ним. Но Отпрыска убили в шестнадцать. Сосед кулак как-то подсмотрел, как тот насилует его козу, когда все другие мирно паслись на лугу и нагуливали вес.

-Сюзана… Сюзана… Сюзана- жалобно звал Андриано Чилентано кого-то из соседней комнаты. -Страдает сердешный,- пожалел Чилентано заслуженный мастер лопаты и метёлки Филарет Иванович Монастырский,- А у меня в жизни такого не случилось… Сонька, теперь уже покойная, сама ввалилась к Филарету в избу под Новый 1981 год сильно пьяная и потому решительная: - Раздевайся, Филарет! Любить тебя буду!.. Как никого не любили… Даже Леонида Ильича за его « развитой социализм»…- и рухнула прямо на пол… По утру, объяснив Филарету, что понесла, а в избе никого кроме Филарета не было, она согласилась стать его женой. На все уверения Филарета в его непорочности, Сонька только циркала слюной сквозь выбитый зуб на пол и закатывала глаза к потолку:- От кого же я тогда понесла, Филарет?

-Сюзана… Сюзана… Сюзана- жалобно звал Андриано Чилентано кого-то из соседней комнаты. -Страдает сердешный,- пожалел Чилентано заслуженный мастер лопаты и метёлки Филарет Иванович Монастырский,- А у меня в жизни такого не случилось… Сонька, теперь уже покойная, сама ввалилась к Филарету в избу под Новый 1981 год сильно пьяная и потому решительная: - Раздевайся, Филарет! Любить тебя буду!.. Как никого не любили… Даже Леонида Ильича за его « развитой социализм»…- и рухнула прямо на пол… По утру, объяснив Филарету, что понесла, а в избе никого кроме Филарета не было, она согласилась стать его женой. На все уверения Филарета в его непорочности, Сонька только циркала слюной сквозь выбитый зуб на пол и закатывала глаза к потолку:- От кого же я тогда понесла, Филарет?

1 Жаркое июньское солнце сквозь казенную занавеску согревало спину уже стареющей Зинаиды Петровны. Делать ничего не хотелось… - Да и глупо,- убеждала она себя,- один из шестидесяти солнечных дней в году тратить на какую-то работу, ворошить листки учета кадров… Родился, женился, поступил, окончил, морально надежен, не считая пристрастия к падшим женщинам и лошадям… а этот вообще презирает женщин и заливает свое либидо дешевым портвейном…Ах как скучно читать про людей в солнечный день! Всех старых сотрудников Зинаида Петровна слишком хорошо уже знала. Да и они ее. Поэтому продолжать с ними романтические отношения ей не хотелось даже в слякотную погоду на уютном домашнем диване. Ей хотелось праздника! На берегу Ладоги, он и она! Голые и беззаботные , как дети… Она бежит…он ее догоняет…Она падает.

1 Жаркое июньское солнце сквозь казенную занавеску согревало спину уже стареющей Зинаиды Петровны. Делать ничего не хотелось… - Да и глупо,- убеждала она себя,- один из шестидесяти солнечных дней в году тратить на какую-то работу, ворошить листки учета кадров… Родился, женился, поступил, окончил, морально надежен, не считая пристрастия к падшим женщинам и лошадям… а этот вообще презирает женщин и заливает свое либидо дешевым портвейном…Ах как скучно читать про людей в солнечный день! Всех старых сотрудников Зинаида Петровна слишком хорошо уже знала. Да и они ее. Поэтому продолжать с ними романтические отношения ей не хотелось даже в слякотную погоду на уютном домашнем диване. Ей хотелось праздника! На берегу Ладоги, он и она! Голые и беззаботные , как дети… Она бежит…он ее догоняет…Она падает.

1 Жаркое июньское солнце сквозь казенную занавеску согревало спину уже стареющей Зинаиды Петровны. Делать ничего не хотелось… - Да и глупо,- убеждала она себя,- один из шестидесяти солнечных дней в году тратить на какую-то работу, ворошить листки учета кадров… Родился, женился, поступил, окончил, морально надежен, не считая пристрастия к падшим женщинам и лошадям… а этот вообще презирает женщин и заливает свое либидо дешевым портвейном…Ах как скучно читать про людей в солнечный день! Всех старых сотрудников Зинаида Петровна слишком хорошо уже знала. Да и они ее. Поэтому продолжать с ними романтические отношения ей не хотелось даже в слякотную погоду на уютном домашнем диване. Ей хотелось праздника! На берегу Ладоги, он и она! Голые и беззаботные , как дети… Она бежит…он ее догоняет…Она падает.

Зам . зав . Кашкина почти сорок лет мучили запоры и геморрой. С того самого раза, как он вынес свою суженную из ЗАГСа на руках. В Валеньке еще тогда было сто двадцать килограмм. Поэтому Кашкин попросил тестя, Первого секретаря, райкома устроить его директором склада туалетной бумаги. Кашкин уже тогда боялся вездесущего дефицита. Вообще-то Кашкин много чего боялся, поэтому и вступил в партию тестя, как он называл КПСС, за семейным застольем. Ему казалось, что он шутит, но тесть вполне серьезно просил доесть свой обед на кухне… Кашкин доедал на кухне, но шутить не переставал. Он считал себя членом нового, демократически настроенного крылом партии. -Они не понимают, что так дальше нельзя… Мир шагнул в эпоху постиндустриализации. Скоро у всех на кухне будут стоять компьютеры, а роботы будут сновать по комнатам штопать, стирать, убираться… Они даже в скором времени могут заменить тебя,- улыбался Кашкин в темноте. - Как это!?

Нанооружие Леонид Грайвороновский Саша Репей узнал однажды то, что ему совсем знать было не положено… Вернее если бы «там» знали бы о его способностях вытаскивать информацию из ноосферы, то закрыли ба саму ноосферу, или его, Репья. Но «там» не знали, и статьи о новом виде оружия спокойно появились в прессе. Нанооружие объявлялось панацеей от всех бед: от вздутия живота, до землятресения; От охраны огородов от мальчишек и колорадских жуков, до охраны важнейших государственных секретов… Вообщем в открытую объявлялось, что нанооружие может все! И государство, несмотря на нерешенные проблемы по всем насущным вопросам, связанным с самим существованием самого себя, готово вкладывать все деньги в это самое нанооружие. Американцы, оказывается, уже давно вкладывают, и уже есть результаты. В штате Вашингтон голуби в один прекрасный день перестали гадить на головы уважаемых людей. На остальные гадили, а на сенаторов и конгрессменов перестали!

ЛЕНКА. Было ли, не было… Только наверняка знаю, что быть могло. А если и не было, то будет! Не успело Елене исполниться осмидесяти лет, не успел праздничный хмель выветрится из ее забубенной головушки, как засобиралась она в Грехоупаднический монастырь, дабы избавиться от иссушающего ее тело видения. А виделось ей уже более полувека одно и тоже: - Будто бы спит она с мужем, а в избу заходит сосед, балагур и песенник «Васька-кот». Она хотела было в крик, но Васька пальчик к губам прижимает и улыбается: - Не кричи милая… Я ведь не за этим к тебе пришел… Я стихи тебе новые почитать хочу… Ленка, конечно не поверила, но кричать на всякий случай не стала. – Вот коли проснется муж, то тогда и заору! Стекла в избе повылетят, как заору!- Ленка нащупала рукой скалку, которой всегда раскатывала тесто. Скалку она держала всегда при себе с тех пор, как муж в первый раз сказался больным и в ультимативной форме отказался от нее. Да и как было не обидеться?

ЛЕНКА. Было ли, не было… Только наверняка знаю, что быть могло. А если и не было, то будет! Не успело Елене исполниться осмидесяти лет, не успел праздничный хмель выветрится из ее забубенной головушки, как засобиралась она в Грехоупаднический монастырь, дабы избавиться от иссушающего ее тело видения. А виделось ей уже более полувека одно и тоже: - Будто бы спит она с мужем, а в избу заходит сосед, балагур и песенник «Васька-кот». Она хотела было в крик, но Васька пальчик к губам прижимает и улыбается: - Не кричи милая… Я ведь не за этим к тебе пришел… Я стихи тебе новые почитать хочу… Ленка, конечно не поверила, но кричать на всякий случай не стала. – Вот коли проснется муж, то тогда и заору! Стекла в избе повылетят, как заору!- Ленка нащупала рукой скалку, которой всегда раскатывала тесто. Скалку она держала всегда при себе с тех пор, как муж в первый раз сказался больным и в ультимативной форме отказался от нее. Да и как было не обидеться?

ПРОЛОГ. -Куда мы летим, Касс? - Это не важно. Нас послали, мы летим… Дар понимал что умирает, но страха не было. Была тревога за Касс, как она перенесет одиночество, хватит ли у нее силы открыть глаза, зная что ее взгляд никогда не встретится с его взглядом, что вечером она вновь ляжет в пустую постель, что бы проснуться вновь одной… - Касс… - Я поняла, Дар. Мне будет покойно. Мы встретимся… Я просто буду ждать. - Ну вот и ладно… Я все оставляю здесь, чтобы тебе было легче. - Спасибо, Дар - Касс, ты была счастлива со мной? - И была, и буду. Счастье не исчезает, Дар, ты же знаешь. И мы не исчезаем… Нам просто надо будет узнать друг друга. Мы и узнаем по ощущению этого самого счастья, к которому уже привыкли. Просто нам надо будет встретится… - У тебя всегда все было очень просто…- Дар улыбнулся и закрыл глаза. Касс взяла его за руку: - Иди, Дар, иди…Тебе не надо за меня бояться.

ПРОЛОГ. -Куда мы летим, Касс? - Это не важно. Нас послали, мы летим… Дар понимал что умирает, но страха не было. Была тревога за Касс, как она перенесет одиночество, хватит ли у нее силы открыть глаза, зная что ее взгляд никогда не встретится с его взглядом, что вечером она вновь ляжет в пустую постель, что бы проснуться вновь одной… - Касс… - Я поняла, Дар. Мне будет покойно. Мы встретимся… Я просто буду ждать. - Ну вот и ладно… Я все оставляю здесь, чтобы тебе было легче. - Спасибо, Дар - Касс, ты была счастлива со мной? - И была, и буду. Счастье не исчезает, Дар, ты же знаешь. И мы не исчезаем… Нам просто надо будет узнать друг друга. Мы и узнаем по ощущению этого самого счастья, к которому уже привыкли. Просто нам надо будет встретится… - У тебя всегда все было очень просто…- Дар улыбнулся и закрыл глаза. Касс взяла его за руку: - Иди, Дар, иди…Тебе не надо за меня бояться.

Ленке исполнилось четырнадцать… Мир казался ей до глупого огромным и сложным. До сих пор она занимала в нем крохотное место. Но вчера Мишка из девятого «Б» стукнул ее портфелем по голове, смущено улыбнулся и предложил проводить ее до дома. Она задумалась, огрела его по голове целофанновым пакетом с тетрадями и согласилась… И все изменилось, будто Ленке вставили в очки цветные стекла, а в уши наушники. Хмурые люди стали улыбаться, улыбчивые хохотать, а звуки стали объемными… Она вдруг почувствовала что любит этот мир, мать, отца, большого и неуклюжего Мишку…Бабушку она любила всегда, бабушка рассказывала ей сказки, укрывала ее по ночам, сажала на горшок и ни на кого не смотрела кроме нее, и никого не слышала. Но в последнее время с ней что-то случилось. Она о чем-то задумалась как-то вечером и так и не вышла из этой тихой задумчивости до сих пор, хотя прошел уже месяц. А вчера она сказала что хочет к дедушке.

Ах, как мило барышни писали! Ах, как мило я им отвечал! Только ничего они не знали… Да и я о них ничуточки не знал… Я угадывал желания и мысли, И они гадали при свече. Письмами мечтания повисли В серой заэкранной пустоте. Как вздымались трепетные груди! Как пылал я в творческой тоске! Мы любили «понарошку» люди! «Понарошку» плача по себе… По растерянным по жизни грезам, По угасшим чувствам на ветру. Я не врал, когда писал всем сразу, Что страдаю… верю… и люблю!... И они не врали отвечая На тепло тоскующей души… Только почему-то кровью харкал Ваш Поэт ночами от любви… Ах, как больно жить по переписке! Обнимать немую пустоту! Пить шотландское, но на картинке виски И шептать компьютеру: - Люблю! ***

Последняя песнь волка.( Посвящается Ирине Л.) Автор: Последняя песнь волка. Рано или поздно, но волк всегда остается один… Сначала он мечется по своим угодьям, в надежде отыскать следы тех, кто ему был дорог. Потом обессиленный ложиться у логова и впадает в оцепенение… Выходит он из него, только для того, что бы пропеть свою последнюю песнь. Она не хитра и коротка… В ней нет ни надежд, ни обещаний, в ней только одна просьба- помочь собратьям перейти грань между жизнью и вечностью. Эта песнь в отличие от песни любви никого не пугает, ее даже никто не слышит,( потому что она поется на самых низких нотах(, кроме ближайшей волчьей стаи, которая понуро встает и совершенно молча трусит за вожаком. У логова они окружают одинокого. Выходит вожак, как бы поощряя звавшего на последний в жизни бросок… Волк, как правило, не медлит. Для него все давно уже решено. Оскалившись в последний раз. Он грудью бросается навстречу своей смерти.

Покрова на Нерли- То ли храм, то ли сказка, То ль поклон да привет Из стариной Руси, То ли белая лебедь Заснула случайно, И назвали ее – Покрова на Нерли. Покрова на Нерли- Наша боль и отрада, Наш привет журавлям, Что вернутся домой. Покрова на Нерли- То ли храм, то ли сказка, Наша гордость и боль Пополам со слезой. Словно облако с неба В поля опустилось, И не будет такого Еще на Руси. Как прощение нам От распятого Бога Этот храм на лугах- Покрова на Нерли!...

Ты посмотри какая женщина! Что забродивший, пьяный мед. Нет! Не посмотрит, лишь появится, И как весна сломает лед Твоей души покуда скованной Морозами прошдших дней, И даже тихого и скромного Порвет предчувствием страстей. Ты посмотри, какая грация! Какая линия бедра! Такая мерина покойного Заставит, словно жеребца, Сучить замшелыми копытами, Грызть удила беззубым ртом… С такою в осень не соскучишься, А будешь мартовским котом Орать, взывая к состраданию, Метать ей бисер под подол… А взгляд! Как будто трехлинейкою Тебе под сердце и в упор!... Нет шансов, брат, на выживание! Не грудь, а пара жерновов! Богиня страсти, вожделения Из беспокойных плотских снов…

Вам стало грустно от меня?,, ,Вы мной пресытились, родная? И выпал снег на тополя, И льдом сковало лужи мая О Королева января, Я не молю Вас о пощаде, И жизнь заставила писать об уваженьи к чувствам дяди, "ЧТО вдруг не в шутку занемог И уважать себя заставил " И вот- Ему уже пирог И нежность чувств- Взахлеб, без правил! И вот поэт идет к горе, Хотя б - гора могла к -поэту, Шныряет ветер по избе, Буксуют ноги по паркету. Зачем я ветер полюбил? Что мне в его непостоянстве? И я тону В расцвете сил В коварно-горьком сладком пьянстве,,,