Буран сорвался так неожиданно, как это бывает только на Кольском полуострове. Старенький «Захар» - рогатка, покачивался на неровностях того, что называлось дорогой, поскрипывал рессорами, постанывал на подъемах. Сенька сидел за баранкой, развалясь, как фон-барон, насвистывая блатную песенку про то, как конвой расстрелял пойманных беглецов: «Их обратно вести не приказано, знать, судьба их была решена». Спецмашина приспособлена для перевозки долготья, не более четырех метров. Лесовоз без прицепа. Вместо кузова — брусья с проушинами на концах, для вставных бревен. Брусья укладывались поперек рамы и прикреплялись к лонжеронам стремянками. Отсюда и название — «рогатка». Обычно Сеньке доводилось возить раскрыжованный лес с делянок на пилораму или на склад. А тут прибыла большая партия финских бараков. И их надо было развозить по будущим зековским поселкам, по всей трассе Мурмаши — Петсамо (бывшая Печенга). Дороги еще не существовало. Ее только предстояло построить.

Этап небольшой, всего семь человек. Но зато какие люди! Как говорится, смотрите, кто идет! А идет цвет воровского мира Севжелдорлага. Легендарные урки. Вон низкорослый, заросший черной шерстью, как обезьяна, Чиля - одесский трамвайный щипач. В сороковые годы о его филигранной технике вся Одесса шумела. Летом сорок шестого, на толковище, на еврейском кладбище, неподалеку от городской тюрьмы, психопат и невростеник Жорка Свищ набросился на него, визжал, брызгал слюной намекая, будто Чиля стучит. Доказательствами не козырял, только утверждал, что так не бывает и быть никогда не может, чтобы карманщик, за пять лет ни разу не сел. А если такого быть не может, значит, попадался. Выводы делайте сами: за что менты так любят Чилю, что он не сидит даже в допре? Чиля тогда сказал негромко, но так сказал, что горячему и нервному Свищу стало холодно: - Жерик, - сказал тогда Чиля, - ты меня знаешь, Жерик? Я таких шюток не люблю.

Кашка-малашка Сеньку Ройзмана обидели в столовке. Но все по правилам лагерного“этикета”. Так что и винить-то некого. Уж коли попал сюда - живи по тутошним правилам, знай и блюди заповеди. Одна называется “не разевай варежку”. Потому что рядом - друг, товарищ и брат, готовый в любой момент преподнести тебе такой урок - взвоешь! Столовская трапеза предварялась двумя условиями. Во-первых, отряжали в хлеборезку самых справных молодцев. Главный получал пайки и торжественно нес их на подносе к столовке. Остальные шли вокруг с палками или другим подручным материалом, отгоняли шакалов. Бригадный хлеб стерегли пуще глазу. Во-вторых, всех, перед усадкой за длинный деревянный стол, с ножками накрест, пропускали через бочку. Был такой термин в Севжелдорлаге. “Пропустить через бочку”, значило заставить выпить из огромного чана кружку противоцинготного средства - хвои. Как лук, но дешевле. Кто пробовал хину, утверждают будто она - мед, по сравнению с хвоей.

ВИТЕК рассказ из цикла "По ком тюрьма плакала" Площадка Для гаража нашлась рядом с колонией. Гараж получился небольшим два десятка лесоводов всего-навсего. Все одной марки — ЗИС-5, знаменитые в годы воины «Захары». Привезли их сюда не новыми, не с завода, а из каких-то других колоний, уже хорошо потрепанными. Привезли и поставили на площадке. Площадку, как полагается, обнесли колючей проволокой, по углам вышки поставили. К воротам притащили какой-то вагончик. Привели семь подконвойных автослесарей, два десятка расконвоированных шоферов и одного механика, в роли начальника гаража. Никаких тебе строек, никаких больших затрат, а автохозяйство для перевозки хлыстов из леса имеется. Дешево и сердито. Летом территорию гаража засыпали гравием, он не позволял «Захарам» много буксовать при въезде и выезде. Летом не было больших проблем и с заводкой моторов. Так что шоферня в эту пору не маялась.

В зоне хозяева – урки Жил он в секции привилегированно. Нары занял возле печки. На работу выходил ежедневно, но до уровня фрайера не опускался: ни лопаты, ни топора в руки не брал. Весь день сидел у костра и изредка, по желанию, подбрасывал дровишки. Бугор Жмакин знал, что если Зубу вывести выработку меньше средней, то он, бугор, до следующего дня может и не дожить. Такие правила игры устанавливал не Зуб и не Жмакин. Кто именно – поди, разберись! Но распространя-лись они на весь ГУЛАГ, без изъятий: если завелся вор в законе, бригада обязана его кормить. Скромность преступ-ного мира выражалась лишь в том, что не требовалась самая высокая выработка – это ни к чему. Но среднюю отдай – не греши!.. Он сидел у костра в одиночестве. Лишь в обед его окру-жали презренные фрайера, добывавшие пайку трудом.

Олегу Распопову не было никакого дела ни до урок, ни до сук. Они его совсем не интересовали. Артист в вольной жизни – он заведовал культурной частью колонии, и сам этот факт значительно помогал ему коротать срок. И не только потому, что он был избавлен от лесоповала. Здесь, в инвалидном лагере, все от него избавлены. Ему нравилось отыскивать среди зеков способных людей, учить их актерскому делу и ставить концерты, даже спектакли. В его распоряжении имелась библиотека со строго определенным набором книг (никаких Достоевских, Драйзеров, Вернов!). Культурно-воспитательная часть имела набор народных музыкальных инструментов, которые зеки могли даже брать на вечер в барак. Распопов вечно торчал в КВЧ: читал какие-то стихи, пьесы советских драматургов, писал заявки на примитивный реквизит… И в занятости этой – его счастье. Если допустимо, говорить о счастье в зоне. Олег Распопов не знал полуцветняка (еще не вор в законе, но уже не фраер) Ваську Николаева, по кличке Залетный.

Опять я попадаю в лгуны. Правда, против своей воли. Осерчав однажды, что мы с Эвелиной Ракитской включили в книгу больше поэтов, чем может допустить она, г-жа Воронцова-Юрьева поклялась, еще не видя книги, камня на камне на ней не оставить. И на мне, соответственно, и на второй составительнице. И я тогда сказал, что не стану читать ее. Зачем же прочитал? Набрел в Рамблере на ссылку с моей фамилией, раскрыл, - текст закодирован. Не сразу удалось его привести в читабельное состояние, а перевел - стал читать. Только в самом конце понял, кто автор. Но я же говорил: дутая величина, сделанная стихирой! Я от нее зверств ждал, а она чижика съела. Бедный чижик! Это, г-жа Воронцова-Юрьева, не так просто – устроить разгром, о котором можно сказать: «камня на камне не оставлено». Тут, понимаете ли, не диплом о высшем филологическом образовании нужен, а элементарное умение, не будем произносить совсем неуместных здесь слов: талант, литературное мастерство.