Весь сайт живёт, как в лампе Алладина. Потри чуток... и вот он, тут как тут. Нежуковский Денис начал со мной общаться, потому что мы оказались однофамильцами. Общих родственников не нашлось, но душевное родство – обозначилось. И, пожалуй, самым щедрым его подарком было продолжение к моему рассказу «Щенок». И самое потрясающее – вот перечитала сейчас - он написал даже лучше, чем мне тогда показалось. То есть сегодня его рассказ понравился мне еще больше. Денис обладает удивительной способностью слышать человека. Он писал или звонил именно тогда, когда нужна была его помощь. Буквально – подумаешь о нем, он тут же и появится. Творческое содружество на сайте – обычное дело, нужно только настроиться, поймать волну. И сотворить маленькое волшебство. А однажды прислал книгу стихов, со статьей Нины Измайловой. Мне писать после Нины – вроде бы зачем? Но Нина делала анализ творчества Дениса, а я – только о том, что «проросло». Мое самое любимое у Дениса – про свитер.

Весь сайт живёт, как в лампе Алладина. Потри чуток... и вот он, тут как тут. Нежуковский Прочитала отзыв ТДВ – тюряги на зарисовку о дяде Вове . Приторно, говорит, диабета, бедный, боится. Вспомнила, как в театр звонила председатель Совета ветеранов, влюбленно пела о наших спектаклях, потом попросила пригласительные для членов своей ветеранской команды. Актерам и режиссеру приятно было слышать восторженные слова. Сколько в них искренности – это дело совести говорящего. А я ведь – и не прошу ничего. И кто что слышит – это только чуткость того, кто слушает. Мария – это любовь. Та самая, о которой мечтаем. С домашним уютом.

Мой первый день рождения на сайте меня окрылил. Леся разместила на своей странице плейкаст с поздравлениями друзей, я до сих пор помню, как была восхищена этим сюрпризом. И когда она предлагала придумать стихотворные поздравления друзьям – тоже было интересно. Без Леси так хорошо и дружно – не получается, увы. Так она и вошла в мое сердце маленьким солнышком, так и живет. Неудивительно, что у меня ассоциируется с Лесей ее сказка «Солнце». То есть я вообще не представляю, как такую сказку можно придумать. Ее можно только выдохнуть. Она должна сама зародиться, сформироваться в подсознании, а ты ее только запишешь. Таракан, Мышка, Бабочка и мудрый Сверчок молятся, чтобы Бог людей послал им настоящее солнце. И вот - надо же! Бог услышал их молитвы и послал им солнце с доставкой на дом, то есть в чулан. Потом друзья перессорились, и солнце потухло… А ведь эта сказка – только отклик на чье-то произведение. Вот в этом вся Леся.

Весь сайт живёт, как в лампе Алладина. Потри чуток... и вот он, тут как тут. Нежуковский Если бы я решила срежиссировать свои заметки о товарищах по сайту, написала бы сначала о Володе Печникове, как об организаторе и вдохновителе конкурса. Или, наоборот, отложила на финал. Но я, как обычно, пишу так, как пишется. Поэтому, пожалуйста, не раньше и не позже, а именно сейчас мне захотелось побеседовать о нем. Вот он, собственной персоной – дядя Вова. Кажется, я уже говорила это, но хочется повторить. Я совершенно уверена, что когда-то давно его придумала Агния Барто и рассказала об этом гении творческого общения в стихотворении «Вовка – добрая душа»: Шла вчера я по Садовой, Так была удивлена - Паренек белоголовый Закричал мне из окна: - С добрым утром!

Весь сайт живёт, как в лампе Алладина. Потри чуток... и вот он, тут как тут. Нежуковский С Ниной мало довелось общаться, но ее прозу читала. Чувствовала жесткий стиль журналиста, реалистичный взгляд на мир. И еще удивляла абсолютная открытость, Нина писала автобиографические рассказы. Мама, бабушка, муж, сын – реальные люди. И знаменитые фамилии. Даже Юрий Гагарин, и история о нем совсем не праздничная. Что задевало в рассказах Нины? Отношение к мужчине как к существу слабому. Рядом с которым женщина – сильная. Это заставило задуматься, и я понимаю, что размышления эти – надолго. И помню, что самое ценное в прозе Нины Vesnag – как раз невыдуманные рассказы, потому что были и счастливые рождественские истории, хорошие, но мне не особенно интересные. «И расписалась, что я старуха…» Хлесткое название, журналистское. Не пройдешь мимо. Особенно если собственный возраст приближается… Болит.

Весь сайт живёт, как в лампе Алладина. Потри чуток... и вот он, тут как тут. Нежуковский Знакомство с Ольгой на сайте у меня началось с ее прозы. И больше – помнится проза. Как ей удается в миниатюру вместить жизнь (17 НОЯБРЯ) - непостижимо! Впрочем, Оле и в стихах это удается. Прочитаешь – и замрешь, что тут скажешь? Комок в горле. БИРОЧКА Шнурок простой, кусок клеенки с дырочкой, Рост, время, вес и полиняло - "жен". Нашлась недавно из роддома бирочка. Мой первый документ отображен. В шкатулке старой, тихо, ненавязчиво Лежала бирка, не просила есть. Открылось столько тайного и вещего, Из той вселенной в будущее весть. Была к руке заботливо привязана, Ошибки нет: вот мама, рядом - дочь. С тех пор неторопливо, недосказанно К ноге сползает бирка день и ночь. Ольга пишет словно бы отстраненно, прячет собственные эмоции в скупые емкие фразы. Не оттого, что холодна. Если дать волю чувствам – взорвешься. Невольно вспоминается «Крик» Мунка.

В продолжение темы конкурса «Кто живет во мне?» Весь сайт живёт, как в лампе Алладина. Потри чуток... и вот он, тут как тут. Нежуковский Может быть, стихотворение Николая Нежуковского зацепило, или все равно прорвалось бы, но мысли кружатся, кружатся вокруг этой близкой мне темы… Устала отмахиваться. Попробую набросать, а там, как пойдет… Не то, чтобы мы похожи. Совсем разные. Но есть какие-то точки соприкосновения, даже крючочки – держат. Живут во мне. Я всегда спала на хлебных крошках, Признаваться честно в том, нелепо, Я тогда дружила с пегой кошкой И делила с ней кусочки хлеба. Убежала кошка…брысь отсюда! Где дворняга пустыри держала, Вот и я сменила пух уюта И тепло родного одеяла. И теперь мотаю срок на вольне, Познаю уроки мирозданья, Не поверишь, крысы – хлебосольны, Лишь глаза у старших в ожиданьи… Я никогда не спала на хлебных крошках, то есть никогда не укладывалась спать ни с хлебом, ни с другим лакомым кусочком, но прочитала – и помню. Живет.

Вкусная радуга Анюта и Соня, хоть и родные сестры, и даже двойняшки – совсем не похожи. Обе кареглазые и русоволосые, но у Сони и глаза, и волосы темнее. И разрез глаз разный, и форма носа, и очертание губ. Анюта повыше и чуть коренастей. Но, на удивление, посторонние взрослые люди разность во внешности замечают, только когда разглядят характеры двойняшек. Поначалу – принимают сестер за близнецов. Когда девочки пришли в детский сад, воспитатели не могли их различить. Потом пригляделись, назвали Анюту молчуньей, а Соню трандычихой. И больше ни разу не перепутали двойняшек. Аня основательна. Собираясь в гости, старательно наряжается и складывает в ранец любимые игрушки. В дороге важно перебирает содержимое ранца, и Соня вдруг осознает, что она все забыла. Просит у сестренки игрушку, та может поделиться, а может и заартачиться. Случается потасовка, после которой Анюта проявит невиданную щедрость и сама себе изумится. Все как у взрослых, только движения души непосредственны и открыты.

Или озеро, или океан Соня разложила на полу фломастеры и увлеченно рисует на приколотом к стене куске ватмана. Ластиком не пользуется, потому что ей никогда его не показывали. Если дать ей в руки ластик, непременно начнет стирать, но единственно – с целью познания. Линии размашистые, уверенные, как у заправского художника. Я, правда, не слышала, чтобы так говорили о художниках, но если бы меня попросили показать заправского художника, я показала бы Соню. Махнет рукой раз, другой – и на картине бушуют волны. - Это океан? - Нет, это озеро. - Они с Анюткой в прошлые выходные купались в озере, поэтому Соня рисует озеро. Взмах – и в озере появляется оранжевая волна. - Видишь, какая яркая волна? – комментирует.

- Олег Михайлович, держитесь за меня, - муж нес на спине Катиного отца, как бойца с поля боя. Отец пьяно цеплялся за него слабыми руками, путано переставлял ноги. Катя нагибалась, помогала ему нащупать ногой ступеньки крыльца. Каждый его шаг отдавал в дочери глухой, отдаленной болью. Катя оставила эту боль в детстве, не пускала в свое настоящее. Однако боль просачивалась в закрытые двери, обжигала ее знакомым холодом. Физическую боль Катя не переносила, если болела голова, например, сразу пила таблетки. А к душевной словно бы приспособилась, напрягала плечи, и что-то сжималось внутри, не давая боли разрастаться. Маленькой Кате казалось, что отец как-то глубинно несчастлив. Он вызывал у дочери смутное удушливое чувство жалости, стыда и гадливости. Трезвый – молчал, пьяный – пел.

Наталья Сафронова Вернулся Антонине приснился отец, попросил собрать поминки по нему. Отец во сне был молодой, высокий, с небольшой русой бородой и усами, такой, каким Тоня запомнила его по любимой фотографии, где он стоял рядом с матерью и маленькими Шурой и Надей. Шура, старшая из сестер, рассказывала, что отец рано уходил на работу, поздно возвращался, дети уже спали. Но когда просыпались – сапоги и валенки были подшиты, папка починил. Антонина родилась вскоре после того, как отец ушел на фронт, но ждала его вместе с сестрами и матерью еще долго по окончании войны. Похоронки не было, и все надеялись – жив отец. Потом верили и не верили, так и жили странным, долгим ожиданием, отодвинутым куда-то на задний план памяти. Мать убили какие-то сволочи, когда она продала дом в деревне. Надя, которая жила с мужем в районном центре, приехала за матерью и увидела ее в сенях с разбитой головой. Убийцу не нашли, деньги за дом тоже.