…нет в современной карте Зурбагана, давненько размагнитилась буссоль, но зренье гробя в дымке океана, всё так же принца жаждет пра-Ассоль, да совесть - полновесная монета, разменяна на рыльца пятачков, а все мы ухитряемся на это смотреть сквозь стёкла розовых очков… Александр Граков (Лекса) - Любовь Михайловна, зачем вам это надо? – спрашивали сослуживцы, когда Любушка собирала пожертвования на похороны погибшему под Луганском бойцу интербригады, их земляку. - Ради любви, - объясняла женщина. - Да ведь он, наверное, не задаром воевал, платили ему, - хмыкнула Ирина. - Он поехал на Донбасс по зову сердца, - не согласилась Любовь Михайловна. – Ему было всего двадцать семь лет, чуть больше, чем вам, Ирочка. Мог бы жить и жить. Кто же пойдет на смерть ради денег? Ирочка работала здесь недавно, девушке по секрету рассказали, что Любовь Михайловна женила своего мужа на его любовнице. Муж не собирался разводиться, его всё устраивало.

Ненаписанные письма – Словно ссора с близким другом, Словно лошади, что рысью Мчат по замкнутому кругу, Словно мартовские иды, Неполученные роли, Вдруг застывшие флюиды, Недосказанные боли. Сергей Кодес Люда проснулась оттого, что кто-то на нее смотрел. Открыла глаза и увидела женщину в черном платье. - В армию письма не пиши, купи билет на поезд, - сказала женщина. Девушка удивилась и хотела спросить, почему нельзя писать письма. Но незнакомка развернулась и вышла в открытое окно. Не перелезла через подоконник, а словно бы растворилась в нем. Люда еще некоторое время лежала, пытаясь осознать, что это было. Она, действительно, ждала Валерку из армии, они переписывались. У Люды даже слезы на глазах выступили, так соскучилась. Пропел соседский петух, окно посветлело. Люде надоело лежать, хотелось вырвать себя из этого странного дома с привидениями, привести мысли в порядок. Она встала, надела сарафан и выскользнула на улицу. Пошла по направлению к озеру.

Анжелика завороженно смотрела, как девочка нарисовала мелом на асфальте голубой цветок, сорвала его и подарила бабушке. Бабушка поднесла цветочек к носу и вдохнула: - Ах, как хорошо пахнет! Малышка присела на корточки и снова принялась творить. От усердия она даже высунула кончик языка. - А это киса! - объявила девочка, поставила два зеленых стеклышка - глаза, и кошка потянулась и замурчала, потерлась о колени девочки. Подошла к Анжелике, женщина изумленно протянула руку и погладила ее по мягкой голубой шерстке. Кошка замурлыкала еще громче. Анжелика вспомнила, как бажовский Кокованя сказал о Муренке: «До чего звонкая кошка!» - Я тоже так хочу! - неожиданно для себя попросила Анжелика. Девочка улыбнулась и протянула ей мелок. Анжелика взяла мел - и зажмурила глаза, словно боясь проснуться. А когда открыла – уже никого не было. Ни девочки с бабушкой, ни кошки. А мелок остался. Голубой. Все правильно, именно про голубой мелок она писала сочинение, когда училась в пятом классе.

Подумать только, живем на Волге, а искупаться негде. Наше Жигулевское море в этом году зацвело особенно рано, уже в середине июня вода в нем стала похожа на зеленую чачу. На островах у самого берега вода немного светлее, можно побегать ребенку, полепить куличики из песка. Вороны подбирают выброшенных волной задохнувшихся маленьких судачков, взмахивают крыльями и кружатся над берегом. Страшная сказка. Однако Анютка не боится, носится по кромке воды, обдавая ворон брызгами. Вороны недовольно каркают, уступая дорогу. Наконец, улеглась на коврике с блокнотом и ручкой. Задумчиво смотрит вдаль, потом черкает в блокноте, и такая печать одухотворенности на лице, что замирает сердце. Вот она, родная душа. Любовь к почеркушкам передалась через поколение. Есть с кем делиться и придумывать сказки. Заглядываю в блокнот, внучка доверчиво рассказывает: - Это шарики, много шариков. Это солнышко и облака, и птицы. Внизу травка и цветочки.

Откровенно говоря, друзья, выйдя в отставку, я заскучал. Сидел у камина, смотрел на языки пламени, курил трубку. Кутался в волчью шубу даже летом. Давненько я не попадал ни в какие передряги и беспокоился, что утратил дар рассказчика, поскольку поведать людям мне было нечего. И вдруг однажды мой верный слуга, обладатель самых чутких на свете ушей, доложил: кто-то от души хохочет над старинной книгой о моих славных приключениях. - Смеются? Гм-гм… а почему бы и нет? Я и сам очень весело когда-то рассказывал о них. И где же это обнаружились почитатели моего таланта? - В далекой России, барон! - Замечательно! – обрадовался я. Оседлал свою самую прыгучую лягушку (а на пенсии я занимался выведением особого сорта лягушек, преодолевающих в прыжке огромные расстояния) – и уже через секунду был в России. А так как слуга, обладавший самыми зоркими в мире глазами, сообщил точные координаты моих поклонниц, то я приземлился не где-нибудь, а на даче у Сони, Анюты и их бабушки.

У детей все не так, как у нас, взрослых. Проще и сложнее одновременно. Вы, например, легко знакомитесь с людьми? Мне нужна для этого веская причина, дело какое-нибудь, служебная необходимость. У детей живой интерес друг к другу вспыхивает мгновенно. - Я – Анюта. А как тебя зовут? Давай дружить. И сразу же начинают играть вместе. Причем если наши двойняшки гуляют вдвоем, все равно с удовольствием играют с другими детьми. Малыши им интересны меньше, чем дети постарше. Это друг с другом Анюта и Соня все делят, спорят, дерутся. У старших по возрасту они учатся новым играм, легко соглашаясь на роль ведомых. Сегодня Соня покоряла вместе с новой подругой самые высокие горки и лазилки на детской площадке. - Ты не боишься сюда лезть? – спрашивает девочка. - Я страха не боюсь! – отзывается Соня. Нагулявшись, возвращаемся домой.

Н. Рожковой Алена смотрит на воду, словно впитывает в себя благодатную влагу. За окном ни облачка, асфальт плавится от жары, а на холсте плещутся волны, брызги летят с полотна, и становится легче дышать. Нелли умеет рисовать воду. Вдруг в окно застучал дождик. - Ты волшебница, Нелли, - тихонько засмеялась Аленка. - Надоела жара, - улыбнулась подруга. Сделала несколько точных мазков кистью, и по волнам поплыл белый парусник. - Как мечта, - вздыхает Алена. Нелли рисует крошечную фигурку на берегу, и Аленке кажется, что она узнает в этой девочке себя. Шепчет: - Хорошо встречать и провожать корабли. Она приходит в мастерскую художницы за сказкой. У самой Аленки есть только суровые, даже беспощадные будни. Пьющая мать, старенькая бабушка и младший братишка. Мысли девочки потекли по другому руслу. После дождя пойдут грибы, она соберет во дворе свинухи, бабушка пожарит их с картошкой. А сейчас ей пора в садик за Ванечкой.

1 В течение полугода свекровь отправляла посылки, а следом собиралась явиться сама. Воцариться. Дина бросала посылки в шкаф в прихожей, не распечатывая. Наконец, свершилось. Муж съездил за матерью, она жила в соседней области, привез с остальным скарбом. И все это нужно было куда-то деть. Пришлось освободить для Елизаветы Петровны комнату сына, а Петю переселить в гостиную. Сын дома почти не ночевал. Дина забыла, когда последний раз меняла ему постельное белье. И так посмотрит, и эдак – чистое. Того гляди, женится, и что еще будет за жена? Дина вздрогнула: и свекровь, и невестку сразу она не вынесет. Женщина услышала охи свекрови и пошла взглянуть, что случилось. Елизавета Петровна раскладывала в шифоньере свое стариковское приданое. Добралась до посылок, раскрыла, из одной, с вязаными кофтами, полетели бабочки моли.

Отец уже есть не мог, а рюмку водки выпил перед смертью. Потом напугал мать, принявшую разлитое вино за кровь. Еле ходил, а спиртное так потянуло, что доковылял и удержал бутылку, и приложился напоследок. Катя почти не удивилась, отец вызывал брезгливую жалость. И потом, когда уже не поднимался, тоже жалела. Беспомощный, как младенец, можно не подойти, не перевернуть, не поменять памперс. Но подходили, конечно, переворачивали с усилием, протирали влажным полотенцем. Натыкались на бессмысленный взгляд, который бродил где-то в эмпиреях. У каждого свое небо и свои сокровища Али-бабы. Кате нравились люди неприхотливые, нежадные. Кокованя собрал хризолиты в шапку, а остальные растаяли, но им с Даренкой хватило. Хозяйка медной горы плакала над Степаном, и слезы превращались в изумруд. И тоже растаяли, потому что ни Степан, ни Настена не посмели их продать. У отца все превращалось в водку, он не боялся продешевить.