Не откроют слова никому, ничего, никогда – Наши письма похожи на выстрелы из засады, Холостыми, конечно. Где «нет» означает «да». Тем не менее, выстрел ответный уже угадан. В лабиринтах, где наши слова оставляют знак – То ли камень на тропке, то сломана ветвь случайно, Всё, как будто, к свободе, но каждый поймёт дурак, Все слова для того, чтобы лучше запрятать тайну. Изощрённые в вечно-прекрасной, как мир, игре, С упоением бродим в окрестностях лабиринта… Не любовь – просто флирт и, конечно, совсем не грех, В лабиринтовых дебрях свои щекотать инстинкты. И поёжась, в предчувствии новых витков игры, Открывать не спеша, прилетевший к тебе конвертик, Вдруг заметить, как будто, нечаянный слов прорыв – Многоточия в ряд и... «да ладно, шучу, не верьте.» Но поверить мгновенно, сорвавшемуся с цепи, И скользнувшему между пальцами на бумагу... Успокоить – «конечно, не верю»...

Кузнечик незатейливо стрекочет, И я за ним вослед всё стрекочу, Но скоро утро, скоро первый кочет Споёт. Рассвет задул мою свечу, Которая всю ночь тебе лампадой Светила. Грела. Чаяла. Ждала… Взгляни в окно – там снова снег нападал. Поспи. Передохни от ремесла, Сжигающего медленно, но верно, И сбоя ритма в сердце не унять… Ты знаешь – это всё закономерно, Не надо успокаивать меня. Когда я вижу, как сгорает тело В жестоком лихорадочном огне, Я думаю, опять не доглядела… Но ты не всё рассказываешь мне – Когда ночами, страшными, как правда, Из сердца тянешь ниточки стихов, И возникает строчка, как награда, А ты не слышишь крика петухов, Которые заливисто и громко Нам проорут ликующий сигнал, И – угасает ночь за нежной кромкой… В проёме незакрытого окна Я вижу, как лазурь густеет в небе, Кузнечик, наконец-то, ты уснул… Кто знает, отчего тяжёл твой жребий? И сколько там осталось на кону? 22.01.15.

Цитата: libolev;377626 ". .......Разменял и я талант на стиль брабантских кружев... Уже Крещенье. Вытрави меня, в себе наклонность к снегу обнаружив, и к холодам... В бокалы разольём остаток дней, их вкус намного резче... Ма шер ами, я полон февралём, осколок льда, покрытый сеткой трещин." Январь к концу свои склоняет дни. Итожит что-то. Что-то там считает. Но, как же снисходителен к одним, И как других сгоняет мерно в стаю. Границы между – льдисто-острый край, Притронешься – и кровь на пышных брыжах Брабантских кружев…Друг мой, выбирай, Что по сердцу и, что милей и ближе. Осколок льда – и в зной осколок льда. Как ни дыши теплом – а он не тает, Прозрачная замёрзшая вода, Застрявшая в горячем сердце Кая. Как ни дыши… иль вовсе, не дыши – Тихонько гладь рисунок тонких трещин, Смотри, как он выходит из-за ширм, Из декораций, тот, кто был обещан, Кто напророчен… Где же тот пророк, Который так не к месту, так неявно, Запутал всё.

Всё более печалят и тревожат Печальные, тревожные слова, В которых память – Фениксом жива. От них тебе не отписаться ложью, И снова гонит сон по бездорожью Тех дней, когда ещё не тосковал. Когда держал в руках свою Жар птицу Мечтал – так будет завтра и всегда, В руках горела страстная звезда, Лучами щекоча твои ресницы. И наплевать, что это только снится – Сейчас, теперь – с собой не совладать! Мой пилигрим, мечтанья тем прекрасны, Что где-то там, за гранью, далеко Они живут. А в жизни лишь укол, Мгновенный, быстро проходящий праздник… Ученики каких-то странных школ, Таких похожих, в то же время – разных, Мы, затвердив любовные уроки, Решили – всё. Медаль у нас в руках. Но чьи-то пальцы дрогнут на курках, И мы уйдём, не досказав, до срока. Наивные, как люди на лубках, Вновь о любви, без страха и упрёка, Мой пилигрим, хоть в нескольких строках! Но, как же больно. Как же одиноко… 20.01.15.

Видимо, весь искалечен мой алфавит – Буквы в слова не построятся – плохо дело. Смысл перекручен и грубо в верёвки свит… Господи, что же опять я не доглядела? Где-то в судёнышке снова случилась течь, Ветром на рифы уносит… А ветер странный – Лупит в лицо замороженная картечь, Прямо в глаза, через парус кривой и рваный. А за кормой – перевёрнутая страна, И не осталось уже никаких иллюзий. Только табличка в тумане ещё видна – «Брысь, дармоеды. Здесь ничего не инклюзив.» 19.01.15.

Отслужены крещенские молебны, Затихли визг и хохот у воды, А нищие простились с местом хлебным – Покинули и речки и пруды. Теперь они пойдут к церквам и рынкам, К вокзалам - узаконенным местам. С неделю провисит ещё икринка, Прилипшая к верёвочке креста, Забытого на кустике у речки, Когда срывались платья второпях. Когда, как кобылицы из уздечки, Рвались на волю, укрощая пах, Кустодиевских дев лихое племя, И Рембрандтовых нежных Хендрикьес. И Форнарины круглые колени, Как луны, освещали тёмный лес… 19.01.15.

Присесть наядой у ручья, Вглядеться в сумрачные воды, Почуять холодок свободы И ощутить, что ты – ничья. Ничья и всё. О чём жалеть – Свободы мне давно хотелось. И вот, «ничьё» тоскует тело, Так сладко вспоминая клеть Из тёплых рук и нежных слов, Из молчаливых промежутков, Когда разрыв казался жутким, И остывал капкан «Любовь». Свободы полон окоём, Слова по окоёму бродят И, вроде бы, стишок... А, вроде... Бумага вовсе ни при чём – Она не терпит пустоты, А потому пиши, хоть что-то – Ну, например – вчера суббота Была. И много суеты Вокруг творилось. Тут и там С покупками толпа сновала, Ей, сколь не дай, всё будет мало, Устроить лишь бы тарарам... А, между тем, уже январь Перевалил за половину, Закат румянит неба спину – На ветер. А седой звонарь Подол у рясы подоткнул, На колокольню шустро лезет, По бронзе молотя железом, Послал по окоёму гул. Незамерзающий ручей... А, между тем, Крещенье. Знаю – Нырну и не достану дна я, Водички бы... погорячей... 18.01.15.

Знаешь, сегодня весь день я топила печь – Только не смейся, вам, жителям небоскрёбов, Нас не понять. Я грозилась пирог испечь. Вот он. С вареньем. Давай, приходи, попробуй. Грейся... Печное – особенное тепло – Жарит до косточек. Белый кирпич калёный Боль успокоит, из сердца прогонит злость, Что там? Проснулись опять у тебя драконы? Травку заварим – целительной зверобой Зверя убьёт. И тебе успокоит душу. Дай-ко, у печки присяду, вот здесь, с тобой. Сказку тебе расскажу – ну, а ты послушай. Мало ли – взрослый… Да взрослым ещё больней, Мало ли – умный… Да ум-то тебя и губит… Поговорим? Ты сегодня расскажешь мне, Сколько на сердце добавил ещё зарубок? Сколько скелетов живёт у тебя в шкафу? Ну-ка, давай их отпустим уже на волю. Что-то ещё… Обольстительнейший тайфун С именем женским. Прелестный источник боли… Скажешь – не надо? И ладно. Носи в себе – Как их отпустишь – они проросли корнями В бедное сердце. А в рёбра смешливый бес Так и толкает....

Январская оттепель в письмах Любовью смущает меня, Мне пишется ныне и присно – «Любовь»! – и опять обвинят, Поделят на форте и пьяно, И выжмут, и высушат стих. Остаток сухой, без изъяна, Приемлемей, видно, для них. Сушите, я, право, не против – Дождями промокла тетрадь. Здесь только воды почерпнёте – Приятно о водах писать. Январский затейливый климат, Причуды приморской зимы… Такие вот странные зимы – Весь график январский размыт. Слегка похрустит спозаранку, К обеду проступит вода, А к вечеру мокрую ранку Затянет стеколышком льда… Где слов прошлогодняя залежь Под снегом, как мусор, лежит, Эпитеты перемешались В какой-то сплошной монолит. И больно царапают кожу Безлюбые строчки мои… Простите, но стих мой не сможет Ни жить, ни дышать без любви. 15.01.15.

Не задержу. О, нет, конечно, нет. Бояться ль Вам моих ладоней стылых… Я рядом с Вами лишь работник тыла, Смешного тыла… Как несносен снег, Слетающий с небес за воротник… Мой друг, не сбиться, ритм удержать бы – Всё ерунда, всё заживёт до свадьбы. Во времени потерянный двойник, Простите мне, я снова об одном, Но тем других – стреляйся – нет в помине. А жизнь прошла, и незаметно минет Остаток. Серой жизни полотно Приобретает выпуклость и цвет – Я вышиваю, как могу, словами. Спасибо Вам, за эту встречу с Вами, За след в моей запутанной канве. Когда минуты голову сверлят, И буквы медленно пятнают строчки, И не даёт ни форы, ни отсрочки Неумолимый сторож-циферблат – Не задержу.

Не задержу. О, нет, конечно, нет. Бояться ль Вам моих ладоней стылых… Я рядом с Вами лишь работник тыла, Смешного тыла… Как несносен снег, Слетающий с небес за воротник… Мой друг, не сбиться, ритм удержать бы – Всё ерунда, всё заживёт до свадьбы. Во времени потерянный двойник, Простите мне, я снова об одном, Но тем других – стреляйся – нет в помине. А жизнь прошла, и незаметно минет Остаток. Серой жизни полотно Приобретает выпуклость и цвет – Я вышиваю, как могу, словами. Спасибо Вам, за эту встречу с Вами, За след в моей запутанной канве. Когда минуты голову сверлят, И буквы медленно пятнают строчки, И не даёт ни форы, ни отсрочки Неумолимый сторож-циферблат – Не задержу.

А белые руки порхают, как чайки, над буквенным морем, И строчки признаний рождаются медленно на мониторе. Семь пар башмаков истопчи, изгрызи семь хлебов из железа, О вены свои затупи семью семь самых фирменных лезвий, Глаза прогляди – горизонт безупречно-пустынен и гладок. Словами покрой все страницы нашедшихся в доме тетрадок – Лежат между вами моря и поля, и леса, и пустыни. Касания пальцев на клавиатуре тихонько остынут, Растают в тумане, вчера ещё огненно-жаркие, письма, Свернутся, завянут, засохнут, как осенью жёлтые листья. Но Слово летит лунным светом и ласково гладит ресницы, И бьётся о стены счастливой, испуганной, трепетной птицей. И пахнет травой свежескошенной, пахнет дождями и морем, А пальцы по клавишам – в дерзком мажоре и нежном миноре, И страсть в каждом слове такая... нагая – ничем не прикрыта. Как любит тебя, как страдает единственный твой Инквизитор... 13.01.15.

Снова услышу нейтральное – «хорошо…» Слово растает в обыденном разговоре. Может, попробовать белым карандашом? Видимо чёрным – стих получается чёрен. Белым по белому – быстро бежит рука, Всё белоснежно и мило – хвалить удобно. Белым стихом наполняю белый стакан, Хочешь попробовать – это стишок на пробу. Правда, не видно пока ни одной строки, Просто поверь - они там живут-существуют. Я их пишу, и летят слова из руки, Как говорят – онлайн. Без фанеры. Вживую. 12.01.15.

Останься. Просто будь. Без этих строчек – впроголодь. К фонарному столбу прижмусь и холод трогаю Железного столба – вечернего подсвечника. Фонарь вверху лобаст и кругл, а цвета – млечного. Не разгоняет мрак январских ранних сумерек. Мне без тебя никак, никак – все строчки умерли. Побудь, хоть где-нибудь, пожалуйста, поблизости – Чтоб руку протянуть под дождь и им обрызгаться, И знать, что где-то ты, под этими же каплями, В объятьях пустоты... Желаньями внезапными Не стану докучать. И просьбами не важными. Но слово – как печать, а кожа – как бумажная. Помечено плечо знакомым иероглифом – Я заперта ключом – полученным автографом. 12.01.15.

Сырой январь размачивает грань, Так остро отделяющую зимы От вёсен. И сырой, неотразимый Весенний воздух залетит в гортань, Чтоб вдруг – запеть сейчас же, прямо здесь! И побежать, и полететь, как птица… Тихонечко. Всё это только снится, Как многое. И в странной череде, Сменяющих друг друга, дней сырых – То дождь, то снег – сто раз на дню бывают, Погода, как дорога кольцевая – По кругу… А в конце её – обрыв. В конце кольца. Как это странно вдруг… Не будем о плохом? Давай, не будем. Ты знаешь, посреди январских буден, Куда теплей в кольце любимых рук. Смеёшься? Ну и ладно, Бог с тобой. Я понимаю – как не посмеяться, Представив сборник дивных иллюстраций К престранной книге, с именем «Любовь». 11.01.15.

Сколько можно играть в эти глупые игры? Знаешь, надо, наверно, закрыть ноутбук, Мне сегодня придумался глупый эпиграф, Возглавляющий глупое сборище букв. «Что там нервы? Всё это ума извращенье. – Мой читающий скажет – Да ладно тебе! Ты же любишь играть в это стихосложенье, Ну, давай, не ломайся и выдай столбец. Никакого труда – лишь по клаве пощёлкай, Мы прочтём и добавим куда-нибудь плюс.» Боже мой! Можно я заржавелой иголкой В стог какой-нибудь, с маху, сегодня свалюсь? Затеряюсь, укроюсь под сеном духмяным, Где не выцелит бдительный сторожа глаз. И поглубже вдохну, и усну полупьяной, Далеко-далеко от обители зла. Перестану писать и повыброшу платья, Разыщу в чемоданах свои свитера, И кроссовки, и джинсы – с такой благодатью Только музыку слушать, да впитывать драйв. Позабыть про стихи. Пусть их пишет, кто хочет. Всё, родные. Финита. Устала играть… Среди ночи разбудит заливистый кочет, И нашаришь в потёмках перо и тетрадь. 10.01.15.

В своём шкафу вам не найти скелет – Откуда взяться – там секретов нет, Там моли доедают свитера, И там ещё полным-полно добра, А вот скелета нет. О чём жалеть? Добром набит весь дом - и шкаф и клеть, И антресоль, и бабушкин сундук, И тот сарай, что прячется в саду, А вот скелетов нет. Их нет, как нет – Не в каждый шкаф вселяется скелет. В шкафах у вас не умирал миньон, Куда б от мужа был запрятан он, А иногда и вовсе – от жены, Бывает, что мужьям они нужны. Но, позабыты, умирали там, Вдали от кавалеров и от дам, Не смея тень на их отбросить честь, Могли годами ничего не есть, А, значит и… Поймёте вы меня… Их не искала умная родня. И вот, с годами высохнув совсем, Осыпав прах, миньон и глух, и нем, В шкафу влачит скелетом скорбный век – Ещё не дух, уже не человек, А знаменитый родовой скелет. Коль рода нет, то и скелета нет. А потому, не теребите шкаф, Скелет не моль – не спрячется в рукав. 10.01.15.

Я подстелю соломку там, где не упаду, Суетно как-то… ломко. Маленький мой, по льду Тяжко ходить в метели и без метелей тож… Что же ты, в самом деле, что же ты всё идёшь? Маленький, несмышлёный, сколько протяжных лет, Выжженных, опалённых ты наступаешь след В след на чужой дороге, кто её протоптал? Месяц глядит двурогий сверху на краснотал, Вмёрзший в покатый берег этой чужой реки… Шанс на успех мизерен – там взведены курки Тех, кто стреляет метко, тех, кто не знает слёз. Это – дорожка в клетку, это – игра всерьёз. Маленький мой, колючий, рвёшься из-под руки, Я подбираю ключик, чтоб отпирать замки. Снова стелю соломку – вдруг упадёшь вот здесь… Воздух, ветрами скомкан, выдал сырую взвесь Снега, дождя и… крика – кто-то кричал во мгле, И предъявлял улику – от поцелуя след. 9.01.15.

На глаза опустились усталые веки, Засыпаешь… вот так – у стола... Тишина. И ночные, тяжёлые, чёрные реки Укачают тебя возле самого дна, Возле самых ненастных, ненужных, нелепых, Обожаемых снов. Про неё. До утра. Каждый сон, как вчерашний, как гипсовый слепок, Как зачитанный список бесценных утрат. И качают всю ночь эти чёрные волны, Рвут на части усталое сердце твоё. Мне б погладить тебя и тихонечко – «Полно, Успокойся, хороший, плыви в забытьё. Не смотри эти сны, не кручинься, не надо, Ну-ка, я поколдую – и сгинет печаль. В чашку чая добавлю рождественских радуг, Пожалею, поглажу. Двенадцатый час Самый лучший, для всяких магических штучек, Колдовства, ворожбы и любовных присух. Засыпай, мой хороший. Да как же измучен… Вот, я порчу спроворю на тех щебетух! Вот я глазом недобрым в ту сторону гляну, И увянут, как в поле дурная трава… Новый сон нагадаю, прозрачно-стеклянный, Удивительно тёплый, чтоб не тосковал. И к утру позабудешь все горести эти, И проснёшься здоровым.

Мой летний дождь, пойдём со мной, Мой незадачливый Прохожий, Смотри, как мы с тобой похожи, И, может быть, ты мой Второй? Не внешним видом, а душой, Той что на мир из глаз взирает, Той, что обещан праздник в рае – Сиди да пей нектар ковшом. Но ветер шепчет в уши мне – "Что рай?