Угли тлели в мангале заката. Хором пели вокруг комары Про какой-то крутой фумигатор, С терпким запахом жженой коры. Солнце тусклое цвета граната Провалилось в какой-то ухаб. Вдруг внезапно, с небес, как граната, Шандарахнулся змей-шестилап. Даже время споткнулось шизея. Небосвод заблестел словно сталь. Глаз сверкает. Короткая шея. Два пропеллера вместо хвоста. Вид ужасен. И уши как груши. По размеру почти бегемот. И у этой раскормленной туши Прямо в пасти торчит пулемёт. От испуга весь хмель сразу вышел, Хоть в загуле весь месяц провёл. Голос зычный, откуда-то свыше: "Ты чего тут разлёгся, орёл? Как в глуши оказался таёжной? Как нашёл этот аэродром?" Дальше было трехсловно-падёжно. И закручено слишком хитро. Не дано этим трезвым пигмеям Вертолёт перепутать со змеем.

Легко безмерно правду говорить, С упорством записного русофоба, Сову умело натянув на глобус, В словах скрывая ненависть и злобу, Из мифов выдувая пузыри. И пусть твердят, что правда, мол, не та. С дешёвым ароматом из борделя, С прокисшим мерзким вкусом мускателя. Нам нужно, чтобы вы о ней галдели. Мы вас купили за один пятак. Когда орёте, вы уже толпа, Эмоции глаза отлично застят. Добро пожаловать к нам в гости, здрасти. Теперь и насовсем вы в нашей власти. Крикливая орда всегда глупа. А значит, что поток любой вранья Проглотите вы даже не жуя.

Не сонетится нынче погода. И небес прохудившийся душ, Сплину липкому словно в угоду, Всё дождится над холодом луж. Опустевшие улицы зябко Пожимают плечами домов. На скамейке забытая шапка, Будто кошка, свернулась в комок. По траве одиноко зелёной Бродит хмуро вороний патруль. А на ветке усталого клёна Две синицы несут караул. Боже, можешь весне приказать, Чтоб настала тепла благодать?

"Лёгкого вам понедельника! Доброго дня! Пусть вся неделя начнётся со свежего духа, утра бодрящего, песен, что входят, звеня в кронах пернатых, в обители нашего слуха." С понедельником! Светлана Скорик Бодрого вторника вам! Без особых забот! Пусть их сидят, как вороны, и каркают злобно. Чтоб не спеша, наслаждаясь, жевать бутерброд С нежной форелью, икрою, иль с чем-то подобным. А с понедельника если остались дела, То отложите на вечер. А лучше на среду. Там, за окном, торжество возвращенья тепла, Птицы и солнце, и время подкралось обеда. Вечер настал. Мы устали, а значит пора Лёгкой походкой гулять по весеннему скверу. Стайками звонкими носится там детвора. И, возвышаясь над ними, бредут Гулливеры. Ночь покрывалом дырявым накроет дома. Завтра продолжим писать наш служебный роман. **** Светлой среды вам! И мыслей великих полёт! Тёплых улыбок.

Я помню всё. И радость, и печаль. Как плакал тихо, на прощанье, город. Скрипели лодки, чуть стонал причал, Под мерный звон далёкого собора. Скользили в небе быстрые стрижи, Под хмурыми седыми облаками. Туман над сонной речкою кружил, Лаская нежно набережной камень. Надменных улиц тесные дома Встречали утро древней суетою. Кофейный словно выплывал дурман, Своим уютом площадь удостоив. Но ветер странствий за собой умчал, Скупую радость, грешную печаль.

Опять смеюсь я на своей могиле. Стою с венком: Мир праху моему. В который раз меня похоронили, Причём я точно знаю почему. Рожала я героев и поэтов, Хотя грешна, порой случалась мразь. Бывало часто в нищету одета. Но мне враги кричали - зажралась. Была умна, была глупа безмерно. Всесильной, слабой, но всегда святой. А мне орут, что я навек померкла, Что для народа стала я тюрьмой. Таким скажу, что ваши крики - ветер. Сидят лягушки, квакая в кювете.

Ты музыка, но музыка руин. Звучащая с надрывом, без восторга. Свистит унылый нищий Арлекин, Судьбою злой за ниточки задёрган. В тебе живёт уныния покой. Ты ветер, задремавший на болоте. Как будто обессиленный гобой, Смерть прославляешь в каждой хриплой ноте. А вспомни, что когда-то ты шутя Взорваться мог нежданно ярким светом. Бузил, как сотня озорных кутят, Воруя груши золотые с веток. Очнись, заполни счастьем всякий миг. Я верю, помню, знаю - ты велик!

Мои слова устали и молчат, Попрятались, сидят по разным норам, Всё скалятся, показывая норов, Повадками похожи на волчат. Когда-то было всё совсем не так, Вокруг бродили тучными стадами, Сияли светом, точно свечи в храме, Меня храня от всяческих атак. Для них готов построить новый дом, Купить клянусь шикарные тетради. Вернитесь только срочно, бога ради. Без вас не жизнь, уже дышу с трудом. А не вернётесь, скажем, к этой Пасхе, Я вас сменю на холст, мольберт и краски.

И окажется вдруг тишина Резкой болью рождения слова. Мир бездумно на части разломан, Выдыхает в агонии стоны. Прорастают вражды семена. За войною приходит война. И безумием души калечит. Для живых - горький ветер навстречу. Для погибших - потухшие свечи, Забываются их имена. И слова обречённо горчат, Словно жаждут покоя от смерти. И над этой скупой круговертью Будто черти играют на флейте, Прославляя клинок палача. Но пока светлой верой полны, Ждём прихода мы русской весны.

"Лилия Зорина Полынью пахнет степь, и звонок стук копыт, И сотни лошадей, как сон, что позабыт... А впереди наш хан, и тетива туга - Она, как талисман - оружье от врага... Наш зорок, меток глаз, не дрогнет лук в стрельбе, В степи закат погас, летим мы налегке... Проснулся весь в поту, сжимают руки "лук", И жизни остроту почувствовал я вдруг... Я - Воин, я - Боец, другого нет пути, Как будто сто сердец стучат в моей груди... И смелости моей есть подтвержденье, есть. Монголом из степей я нёс по жизни крест... Теперь я знаю Бог припас мне сотни бед, За горе и нужду, за пленников ответ... Пожары, где сожгли мы сотни жизней в прах, Золою вновь в душе и болью в чутких снах..." Я помню сон (пародия) Я помню сон. Ах, нет, мой сон забыт. В степи полынной звонок стук копыт. Подумайте, а как им не звенеть, Когда в степи одна сплошная медь? Хан сбагрил мне полсотни лошадей И сотню всадников.

Никогда нам не стать уже теми, кем были. Время пошло прошло и назойлив стал биллинг. Куце память запутана злой ностальгией, Мы мечтателей, метя мечами, убили. Где вчера свет царил - тьмы бездонный чулан. Всё померкло. Идёт к эшафоту Луна. Вечно пьяный меч-шпатель, прослывший поэтом, Увлечённо считает расходов монеты. Непомерные годы роятся долгами. А продажные искры - огнями в рекламе. Мысль приходит (зачем?), повернуть всё назад. Но Творец протестует. Я сам, мол, усат. Нет, не выкинуть слово банально из песен. Прав, не прав, я де-юре, де-факто - небесен. Вам решать - мир, война или сложные смеси. Вдоль дорог мрак пелёнки, смотрите, повесил. По спирали несётся Вселенной носок, Обречённо ругая стихов колесо.

Я - свет, тусклый свет, порождение тьмы. Я - тень, её суть. Вечно дремлющий сумрак. Не дождь и не ветер. Рассветный камыш, Холодное утро - проклятье разумных. Я ангел и демон с кровавым мечом. Мои имена вам известны и всуе Меня поминаете. Как ни о чём. Зовёте в постель. Втайне тихо ликуя. Я нежные пальцы прощённых обид. Я - отзвук молитвы в разрушенном храме. Я долгая память для тех, кто забыт. Я совесть державших за пазухой камень. Я - ложь и я - правда. Я - жизнь. И я - смерть. Я - раб и свобода. Тут как посмотреть...

У вечности усталые глаза. В песок стёрт камень чередой повторов. И крыт опять. Неясно - от- ли, за-? В спираль закрученный ларец Пандоры. У вечности печальные глаза. За каждым мигом - боль, и смерть, и войны. И кто-то что-то этим доказал? А ты изволь смотреть на всё спокойно. У вечности насмешливы глаза. До слёз доводят дерзкие потуги - Бездумно строить бесконечный зал, Замкнув её в одном огромном круге. Вздохнула вечность, чипсами хрустя. Подумать здраво, я ещё дитя.

Осенняя элегия от ... ... наблюдателя Осенний дождь. Огни большого города. Стихает шум шершавых мокрых шин. Тревожит ветер ветви клёна голого. Он нынче раньше облететь решил. Проходят дни. Озябшие от холода. Приносят новых рытвин в сеть морщин. И листья под ногами рваным пологом. Прости за всё. Что было, не взыщи. Дома, дворы. Заборно и решётчато. Тропинкой бродит кошка не спеша. А может это просто одиночество Мурлыча ест остатки беляша? Сегодня жизнь опять повергла смерть. А мне нескучно было посмотреть. ... спортсмена Эх, чёрт возьми, далось мне это золото. Промокло всё и трудно взять разбег. И воздух в горле, словно грубомолотый, Изводит кашлем даже при ходьбе. Достало небо. Как ведро дырявое. Покапает, пройдёт и снова льёт. Я бегаю, как водится, за славою. А тут получишь травму, ё-моё! Асфальт, окстись, почти паркет изломанный. Шагнул не так и ринулся в полёт. Нет, всё.

Слишком коротки осени дни. Их надолго, так жалко, не хватит. И зима в ярко-белом халате, Подойдёт, как обычно, некстати. И попробуй её прогони. Но пока осень дарит тепло. Хоть и плачет дождём на закате. Словно нищий, все деньги потратив, Ждёт у церкви святой благодати. Как на грех, сильно ногу свело. Ты приди. Полной грудью вдохни Ароматы осеннего сплина, Полюбуйся на клин журавлиный. Я налью тебе чая с малиной... Жаль, что коротки. Осени. Дни.

Что со мною нет так? Не пишу я сонеты, Где привычные фразы плотно свернуты в жгут. Я обычный трудяга в полях интернета, Не волную хореем и глаголом не жгу. Что со мною не так? Всем поэтам матёрым. К постаменту был сразу широчайший проспект. Это лобное место для всех визитёров: Делегаций фанатов и всей прочей толпе. Что со мною не так? Снизу пусто и гулко. Нет восторженных криков и призывов "на бис". Жуть. Читатели бродят в чужих переулках. Все блистают на сцене, я один средь кулис. Что со мною нет так? Кто за это в ответе? Я кричу понапрасну. Молчит даже ветер...

Бродит в памяти брага и бешество. Хоть не море - случайно - ведро. Но в нём ереси столько намешано, С подоплёкой - пусть с харей - на трон. Отхлебни. Хлеба там не убавится. Огорошь. Пальмой клонится рожь. У чужих нет имён, только ярица В этом поле. И дрожь-выпендрёж. Радикала... Ах, нет, ради случая. Шаг был дольше, чем крепость штанов. Суть и дрянь в жизнь безбожно закручены - Что рулет, что форшмак - всё одно. Но в словах чушь пустой драгоценности. Молока бы. Корова - нетельная...

Размытый образ в тишине возник... Там, в тесноте зеркального портала, Под шелест безмятежно-мудрых книг, Задутая свеча горит устало. И затемняет зазеркальный стол, Камин и полки древних фолиантов. На спинке стула чёрное пальто, В кармане томик Алигьери Данте. Шаги ли, шёпот, или искры слов Уходят в вечность возникая снова. Старик Харон забыл своё весло В густой тени от шкафа платяного. Спит на софе забытый Агасфер. И дремлет кошка рядом с ним на пару. Вся жизнь - лишь отражение в стекле. А может быть и полный ветром парус... Всё призрачно и зыбко в этом сне. Жара и холод связаны в едино. И падает на землю нежный снег. В саду дурман цветущего жасмина. Приходит суть. Не в лад и невпопад. Любовь и дождь. Забытый аромат.

Vilkomir "По-своему" Я за падением последнего листа и в том году следил пристрастно, но наступила ранняя весна, а это каждому по-своему опасно. И разница, поверь, не велика, кем в детстве перейти по мелководью, когда от берега до берега река не более, чем старец на подводе. ----------------------------------------------- Прожилками последнего листа Ломился в стих, меняя смысла галсы. В попытках тщетных влезть на пьедестал Жевал из рифм протухший всуе галстук. И разница, до страсти, велика, От берега до берега — пустыня, От детства и до старости — стакан, Дырявый, потому и пуст доныне.

Жил в доме призрак тихо-мирно. Не курил. Не лузгал семечки по вечерам в гостиной. Шельмец, он в феврале в бокал плескал чернил. Ходил по лестнице под вещий скрип перил. Чуть слышно кашлял. Словно заболел ангиной. Бывало волком в марте нежно выл в трубе. В глубинах зеркала бродил котом в прихожей. Он просто был. Он в грусти заполнял пробел. Но рано утром замолкал, тускнел, слабел. И тут же спать ложился в кухне под рогожу. И вдруг ушёл. Под нервно-терпкий шёпот строк. Как только отзвенел далёкий шум трамвая. Как-будто вышел, отзвенев, тюремный срок, А ты устал бродить среди пустых дорог Чужую душу от невзгод и бед спасая. ...Вчера вернулся. Было девять без пяти. Теперь их двое. Может мне пора уйти?