У меня есть один очень старый, старинный можно сказать, приятель; Дружок, корефан и хороший товарищ. Я дружу с ним ещё со стародавних времён, когда дружба познавалась исключительно - ввяжется он за тебя в драку? А не по марке и статусу автомобиля. Человек старой закваски, в самом рассвете жизненных сил; Стройный, подтянутый, моложавый всегда, будто юноша. В нём столько мальчишеского задора и молодости – ну, сорванец ведь ещё, да и только. Он даже смеяться если начнёт, точно как маленький ребёнок по мамке плачет. Вякает и ничегошеньки не понимает. Лежит и глазёнками по сторонам хлопает. Лопочет будто. Постельку вот только, под ним поменять бы надо.

Пришёл как-то знаменитый художник к другому такому же, тоже не менее знаменитому художнику, работами своими поделиться. Между нами, на вроде как похвастаться. И начал даже ему показывать. А тот, художник-то всем известный, к которому пришли, обрадовался неописуемо, и давай тоже своими шедеврами навстречу ему трясти. Импровизированный как бы обмен мнениями совместных работ, тут же прямо, на коленях друг у друга в общем коридоре произошёл. Этот, тот, что знаменитый очень художник, первый который со своими работами пришёл, представляете, ушёл, и не попрощался даже в итоге. Не понравилось ему что-то. Ушёл и двери за собою демонстративно не прикрыл. Вывалился из квартиры, двери разхлебянил на всю катушку и до свидания хозяину сказать не соизволил. Ох, уж эти, художники; - Ну их всех, к чертям собачьим!

Доброта – это черта характера, настроение, или субъективное отражение некоторых сложившихся взаимоотношений? И пользоваться постоянно добротой может кому-то быть выгодным? А ещё - следует ли считать Доброту как расходный материал? Также очень интересно - доброта, может быть, каким-то образом накапливаться? Например, сосредотачиваться в одних руках, передаваться, транслироваться, или быть предметом всеобщего торга? Или может, она для нас является всего лишь неким обусловленным компромиссом? Вынужденной реакцией на сложные обстоятельства? И вообще; её, доброту, возможно хоть как-то с кого-то потребовать? К обязанности каждому предъявить? Или она сплошь лицемерна? Доброта, скажите, она искренняя? А я вам скажу! Доброта – это всегда то, что вы от неё ожидаете. Она как и вечная вселенская истина. И чем больше о Добре говорить, тем оно становится от этого только абсурднее!

Нет ничего слаще проклюнувшейся из земли морковки! Молодой, востроносой, нетерпеливой и любопытной. Только что охапкой вырванной с грядки. Нету соперницы у огородной морковки, не народились ещё. А она так и будет у нас почти всё лето безраздельно царствовать – до самых первых, поспелых яблок!

Так-то, вообще-то, Колька не любил рассуждать. Да оно и некогда ему было; всё работа, работа - так мелочёвка сплошная. А ему, может быть, хорошее вспомнить о себе не хватало. Раздобудет он как-нибудь бутылочку беленькой. Сигаретами с фильтром разживётся. Запрётся куда-нибудь у себя поглубже, где потеплее и никто не мешает. Разольёт сам себе помаленечку. Да и хряпнет по первой. Вот тогда мысль его и забирала! Например; Люди проходят мимо моста огромного, ногами крепко по разные берега стоящего. Где-нибудь на далёком сибирском Иртыше. И спрашивают друг у друга; - А кто это здесь мост такой красивейший, да прочный, на века забахал? А им тут же и отвечают; - Так это Колька. Это он построил. Он ещё в том веке жил. Или вот пусть даже родничок, какой безвестный, у тропы народной. И тоже люди интересуются; - А это кто, скажите, чья добрая душа всё здесь обустроила по-человечески? А им отвечают; - Так это же Колька! Он всё построил, его рук дело.

У меня есть друг. Он замечательный не пишущий поэт. Неистребимый мечтатель, глубочайший мыслитель, и ещё песни в душе поёт. Мыслит глубоко, о чём-то не земном мечтает, переводит сразу же в рифму, и сам себе об этом поёт. Всегда поёт. Везде и всюду поёт. Тихо поёт и про себя. Видно только, губами как, о чём-то неслышимом шевелит.

Серёга подарил сушёного леща. Огромный. Красавец. Плавники все на месте. Хвост с ладошку, и сам весь чешуёй, как мозаичным орнаментом расписан. Жалко изводить его. Хоть гвоздём к стене прибивай и на общий обзор вешай. Смотрю на леща и налюбоваться им никак не смею. Один как-то раз взял. Повертел им со всех сторон. С каждого бока на него глянул. Но, не посмел. Слишком уж лещ прекрасный. Отложил на потом. Праздники же впереди будут. Другой раз, зимой уже, в руки леща взял, прикоснулся. На солнце в лучах покрутил. И долго на нём дифракционные муары рассматривал. Наблюдал - наслаждался. До чего же прекрасен его дивный рисунок. И опять рука не поднялась на целостность картины. Или вот сейчас; Достал. Подержал его на вытянутой руке. Представил во всём многообразии ламинарного движения. Будто выпрыгивающим стремительно из речной волны. Или плещущимся на звонких, утренних перекатах. И снова убрал. Передарю ка я его дальше, ещё кому-нибудь. Пусть и они на него полюбуется!

В целях самосовершенствования развития малого и среднего бизнеса, просто вдохновить отечественное предпринимательство; Взять самолично и освоить всю необъятную энергию сильного и слабого ядерного взаимодействия. Или холодный синтез на дому организовать. И не ждать потом никого! Посадить своего кассира в будочку, дать кассовый аппарат, санитарную книжечку, и пусть себе сидит, потихонечку торгует!

Когда я раньше был маленьким, исхудалым червячком; Хорошо это помню - как полз, извивался, и стремился всё время к свету! Потом был огромным медведем. Тоже помню; Как лежал у себя в берлоге, ворочился, пыхтел, и всё время думал - вот бы, пожалуй, встать, да соломки свеженькой подложить. Под себя охапку, старая-то давно уже промокла, исхудилась. И крышу кое-где ею же подоткнуть! А теперь вот; человеком стал. А мысли-то по-прежнему - всё те же самые!

Тёплое место, а это уже давно известно, никто для тебя специально не приготовит. Пока, разумеется, сам не пойдёшь и под себя силой не расчистишь. Много-то для этого и не надо. Пошёл в тёмный лес, где-нибудь на росистой, багряной зорьке, пока Солнце ещё раздумывает, и максимально используя элемент неожиданности, найти там хорошую, крепкую, обжитую, медвежью берлогу. Чем шире в неё вход, тем грандиознее будет перед вами стоять задача. И смело, с ходу вползай туда на четвереньках! Обхвати спящего медведя за поясницу. Лучше это делать всегда со спины. Рывком вырви его, вытащи на поверхность, взвали на себя и волоки подальше на морозный воздух. Медведь, конечно проснувшись, как всегда, упираться будет, царапаться изо всех сил. Пытаться всеми своими четырьмя растопыренными лапами зацепить вас, достать из-под спины.

Строил и строил по земле человек радости свои. Цирки строил и бани. Купели, Фонтаны с лепниной и мосты через реку. Что не построит человек, всё в радость ему. То оранжерею, то театр выстроит, а то и арену для состязаний. Построит, в сторону отойдёт, и издали любуется! Покуда на Земле заборы не придумали. Турникеты, шлагбаумы, и заставы. Потом тюрьмы, колонии для несовершеннолетних, и спец комендатуры. Резервации, особые зоны, и закрытые административно-территориальные образования! И теперь бы спросить с тебя, да некому; - Для кого строишь радости свои, человек?

- Ну, вот зачем ты туда ходила?! Говорили же тебе, сколько уже раз, - не надо туда ходить! Знаешь ведь, какие люди там живут! Эх ты! Дура ты, дура! А она молчала и на всё соглашалась. И опускала повинные глаза. А что ей было сказать? Что устала так на верёвочке всё ходить. Что доверилась чужим людям. Но ведь, и она тоже живая, и ей, тоже хочется иногда, хоть что-то поменять в своей жизни. - Вот и получила! Не ходи туда больше. В следующий раз, может, и не то совсем будет. Ладно ещё вовремя подоспела. - А я тут бегаю, бегаю, ищу тебя, дуру такую! Что тебе там, такое, - мёдом ворота намазали? Лезешь, сама не знаешь куда! Пока бока-то все не обдерут - всё ведь не поумнеешь! А она слушала и потихонечку про себя вздыхала. Если бы говорить-то умела, - ой, как бы на жизнь-то пожаловалась! Но, так ни слова за жизнь и не произнесла.., бабки Федотьи.., старая коза!

Вот, если бы-то, да по закону-то. Да по каждой его писаной букве. Хоть слева направо. Или возьми, справа налево. От первой его главы и до самой последней. Не пропуская и не выбрасывая в нём, ни единой строчки. От корки и до корки! Да чёрным по белому, по не вымаранному листу. Вот бы, наверное, тогда все жили! Только вот, по закону-то, не живут. В закон тыкают только!

Очень важное что-то я хотел сегодня сказать. А вот что - не помню. Помню, что очень, что-то важное такое было. И мне надо было это сказать. Но, вот что? Не помню! Мне, наверное, надо было сразу сказать, и всё тут. Но, ведь это ты здесь, со своим важным. Вечно всё у тебя такое важное, важное! Всегда у тебя всё абсолютно важное. Вот и скажи теперь - что я хотел тебе сказать!? Молчишь! Но, а ты-то хоть? Что ты хотела сказать!? Не помнишь!? Вот и я ничего не помню! Помню, что, что-то такое важное, было. А что, не помню!

Не спится служивому псу. Встанет, походит, снова полежит, а то и тявкнет, так больше для бодрости. Соседский сторожевой вздрогнет и тут же откликнется; - Ты, это что? - Да так, не спится что-то, - оправдывается служивый. - А ты забей! Им сколько не гавкай, всё та же похлёбка из пустых щей! Через дорогу пёс цепной, услышал их беседу и давай хохотать. Однако смешно же ему. Всю деревню своим хохотом разбудил. А новости быстро здесь расходятся, глядишь, уже с каждого двора слышно как скалятся. От всеобщего смеха проснулась и муругая, чалая от седины, пожилая сучка, та, что на другой стороне станицы с Кузьминичной проживает. Эта никогда не упустит случая с кем-нибудь за просто так поругаться. Как это без неё и такой праздник состоится! Залилась так, что на забор, аж на пол морды из кожи своей вылезла. Цепь двадцатку, на каждое звено разомкнуть вот-вот готова, так высказаться, страсть для неё хочется. Бронебойным, отборным лаем, как заведённая, всю округу ото сна окончательно разбудила.

Первым моим удивлением, помню было, когда я только родился и случайно глянул за окно, пока меня тем временем нянечка усердно трясла и освобождала от родовых вод - там, далеко, на той стороне улицы, какой-то мужик взобрался на крышу дома и бил по ней громко молотком, ремонтировал что-то. Меня же тогда удивило другое - мужик этот, ударяя размашисто по гвоздю, производил звуки, и эти звуки долетали до род-дома значительно позже, чем производился удар. Первой мыслью моей, помню тогда было - звук, величина конечная и существенно отстаёт от скорости передачи изображения. Что же это за Мир, такой? - удивился тогда я!

(из услышанного) Вот мне ничего не жалко. Есть деньги, нет денег, ничего не жалко! Жене если что надо, на сапоги там, или ещё, да мало ли что ей приспичит - смотреть не стану. - На, бери! Надо, не надо, бери и всё. Ну, чего встала! - А ну, иди отсюда! Сыну компьютер купил. У всех есть и у него пусть будет! Пусть как все сидит и играет. Надо, не надо, долго думать не буду. Надо, и интернет возьму. Модем там, ещё чего, всё что надо - на, бери! Ничего не жалко! А если сидеть за ним станет - выкину сразу! Я ведь смотреть не буду, возьму и выброшу через окно. На лоджию вон. Надо? - купил! Сам купил, сам и выброшу! Сапоги вон жене купил! Надо, не надо, взял и купил. Пусть себе ходит! Надо будет и ещё что куплю. Да так денег дам, пусть сама чего хош выбирает. На, Бери! А ходить где попало начнёт, вилять каблуками там, возьму и выброшу. Прям возьму за ноги, и с окна выброшу! А что? Мне ничего не жалко. Сказал, значит выброшу! И выброшу!

Кто бы чего вокруг какие глупости вам не говорил, чем зря народ не будоражил, ни почём ничему не удивляйся. Виду смущённого никогда не показывай. Да и не возражай понапрасну. Слушай всегда с самым серьёзным лицом. А-то! Мало ли ведь оно потом, как всё это обернётся!

Самое заветное, тайное может быть желание у любого гражданина — уметь летать! Не левитировать, не парить в восходящих потоках тёплого воздуха в облаках, не висеть как метеорологический зонд неподвижно покачиваясь в клубящейся грозовым фронтом атмосфере, что тоже конечно очень для всех нас заманчиво, а летать над Землёю по своей воле и виртуозно самим собою управляя. Быстро летать, стремительно, молниеносно, соревнуясь с поднятыми по тревоге с ближайших военных аэродромов реактивными самолётами последнего пятого поколения, играя с ними, задирая их, насмехаясь над ними и неожиданно исчезая со всех наземных радаров. Молнией перечёркивая всё небо трассирующей светящейся огненной полосой, как это делают обычно все космические метеориты, залетающие к нам иногда из Облака Оорта... Вот такое примерно, навязчивое может быть, настойчивое, настырное желание есть и у меня!

Я вот сижу, еду, ем, плыву, сплю, лечу на самолёте, разговариваю, смотрю большой цветной телевизор, двигаюсь, тороплюсь куда-то, и всё это время меж собою думаю; — Ни черта оказывается, ни о чём я не думаю! Жду только, когда всё готовенькое, само за меня уже кем-то придуманное, спустится ко мне в голову и там завертится, будто бы я это сам обо всём подумал; Подумал вначале и придумал. И это я вот так обо всём этом думаю; Что не о чём сам лично не думаю. Он так же, и тот, и те — продолжают делать вид, что над чем-то всё время думают, а на самом деле ни о чём не думают. Никто вокруг, выясняется, ни о чём сам не думает! Кто же тогда, обо всём за нас думает?!