Когда-нибусь вернусь к тебе в слезах, Увядшая, с оплывшими чертами, Иссохшими и грязными руками, К твоим ногам рассыплю боль и страх. Завою, в голос, хрипло закричу, Пытаясь убедить тебя поверить. Заколочу все окна и все двери. И страстно просиплю: Хочу!!! Хочу!!! Пусть сам ты стар, но время не забор. Исполним акт на уровне эмоций. И в туче рассыпающихся спор, Ускорим содроганье диспропорций. От скрежета оргазма, в небесах Мелькнет со страхом мина Купидона. И время затаится на часах, От нашего клокочущего стона.

Не расколоть миры ни мыслями, ни взглядом, Но вглядываясь, вслушиваясь, ждем... До той поры… Мгновенье – капля яда… До той поры… Безжизненным дождем Мы плачем… Сжигая звезды в прах, в песок кроша планеты, Вращаются галактик жернова. Я от тебя на расстояньи света, Я от тебя… На дне глухого рва Мы ищем… Эоны мирозданий без ответов, и без вопросов Держим на весу… Нам хватит сил. Единое… разъединить непросто. На сколько бы нас смысл не разлучил, Мы верим… Мой взгляд в пространство… память отпуская, Изрезавшись об острые края, Листает измерения, листает… Там, где-то… По законам бытия Мы любим…

Placebo domino in regione vivorum. Мир неизменен в объятьях Пандоры. Кто вы, в пребелых, сияющих перьях? Жили мы, живы ли в чьих-то поверьях? Жажда сжигает, сживает, сжимает… Скалами скалятся судорог стаи. Альты возносит под свод a capella Знойно танцует в костре mia bella. Рвутся страницы на тлеющих сгибах. Корчится жажда вопя: Quiero beber! Пламенем…Amenum…Выхлестом слово… Вечное, горнее…заново ново. За самозванством таятся обиды Жалкого, скорбного, смертного вида. Кто вы, бредущие в лоно заката? Тернии…Тернии…Звезды из ада… С первых попыток, пыток вопросом, Выкроит пядь из покрова философ. Homo Sum! – скажет владеющий числами, И растворится за дымом и искрами. Вечною фугой в глубоком миноре, Истина тихо звучит а priori… Aut vincere aut mori (лат.) – Победа или смерть Placebo domino in regione vivorum (лат.) - Благоугожду пред Господем во стране живых mia bella.(исп.) – моя красавица Quiero beber!(исп.) – Я хочу пить! Homo Sum!

http://www.playcast.ru/view/1102407/fd5b40e41d877b99db2817a0c7c51e6c769… Неизгладимы в памяти разлуки, И счастье вылитое в долгий, долгий день, И чьи-то нежные и ласковые руки, Исчертанные вязью синих вен. Мне снится море в островах заката, Седое солнце в гаснущих лучах. Бреду одна, и никого не надо… Одно лишь странно – чайки не кричат. Пустые волны слизывают берег, Все дальше ускользает горизонт. Но мне не страшно, потому-что верю… Но мне не больно, потому-что сон… Мне нет нужды касаться расстоянья. Оно свернулось коконом во вне, Где никогда не хочется заранее… Где никогда не знаешь где больней… Мне снится миг потерянного лета, Летящий в послесловье до сих пор, И грусть полузабытого куплета В полете одуванчиковых спор.

Соприкасание, вскрик раздвоения. Брызги стекла дрогнувших окон. Ловит дыхание сеть измерения, Влага стекла в зреющий кокон. Вьются, пульсируя, вены – аллеи. Ласковым шелком трепет росинки. Время фиксирует, взгляды немеют, Крик втихомолку замер в картинке. Ластится кожа. Запах рассвета Иглами счастья в нервы врастает, Клеточно множит…Звуки сонета Словно причастье, эхо из рая. Взмахом ресниц в бриллиантах слезинок, Птиц выпускает теплое небо. Контуры лиц. Поцелуй гильотины Жадно глотает амброзию Гебы. Стынут в огне восковые фигуры, Странно позируя, спит каталепсия. Абрис песка за рельефом гравюры, Тонко копирует новые версии.

Тянут мысли к горизонту Уходящему За высокие выси, дальние дали, синие сини, Вольные воли. Небо спокойное, говорящее... Я ему - о жизни, о горькой печали, о гордыне, И, конечно, о боли. Небо сонно улыбается, Жмурится И в ответ мне – о счастье, о любви, о ласке, И о доброте. Я в сердцах обзываю его улицей, Говорю ему: «Здрассте! Ты забыло о крови, о власти? Они везде!" А сверху замечание Подзатылиной,- Мол, любовь и кровь не рифмуются. Подумаешь… Я и не так могу Со своей извилиной. А в небе вновь облака целуются, лунная плешь Вся в снегу. Далось мне небо Со своею лирою? Типа, мне по барабану, делайте что хотите, и потому Глазами все это Фотографирую. И скоро я поеду к океану, ждите, и даже не утону. А еще, стану поэтом.

Круговерть. След сияния касается покоя. Невозможно уследить и проверить- А есть ли небо седьмое? Влечение По спирали восходит к солнцу, Под чей-то взгляд, более или менее… А где-то там, на самом донце, Гнёзда. Они, живут не зная о важном, И никогда не смотрят в звезды. Они молча идут в однажды… Вместить бы Дыхание в то, что так болит, В то, что потеряно... Но прости За разорванный надвое вид. Я просто ищу Разворованные кем-то желания, И за это я любого, любого прощу, Не обратив внимания. Где же ты? Оставляя следы, прячешь глаза. Не оттого ли, что из слепой пустоты Боишься что-то сказать? Я не стану. Слышишь, не стану жалеть Глядящих в камень! Пусть им рано, Пусть даже поздно, но ведь… Но ведь тебя можно увидеть в чьих-то глазах. http://www.playcast.ru/view/1078668/0cc60ebc62c7b66f53c59f75d2611e3b1c8…

За срывом в противоречие, За толщею лобной коры, Я слышу иные наречия, Я вижу иные миры. Подернулся дымкой хрусталик, Во взгляде зрачок утонул, Лечу по исходной спирали, Сквозь нарастающий гул. Стирают друг друга картины, Меняется странный пейзаж, Из колеи серпантина, Снова влетаю в вираж, Корчусь от ощущений, И от неведомых чувств, Во временных течениях, Старюсь и моложусь. В плазменных атмосферах, В вихрях магнитных полей, Лишь укрепляется вера В множественность идей. Лишь укрепляется право В выборе тех основ, Где расставляется здраво, Смысл из букв и слов. Дальше лечу планомерно. Маршрут мой – Мицар – Алькор. Дорогу зная примерно, Не ставлю себе в укор… Но что-то вдруг изменилось - Визжат, оглушив, тормоза. Нечеловечья сила Втягивает назад. Программное обеспечение Закоротил Абсолют. И вот я за долю мгновения, С вами, сейчас и тут. http://www.playcast.ru/view/1064958/22c7af702e9447dfa916ea253

Спит память, перекрыв исток, бурлящих кипятком воспоминаний. И, Слава Богу! Выдержать не смог бы разум мой, и если между нами, Задергивая темные портьеры, вальсирую с углами в неглиже. Давно уже желаниям нет веры, стоящим на излете этажей.

Встало небо. Тучами заковано. В полынье небес луна полощется. Свет ее изрезанный, изломанный, падает у ног замерзшей рощицы. Немо тянут руки тени – мороки, гонит ветер их толпой вдоль улицы. Скрип стволов, да стылых веток шорохи, оседая в мыслях, злобно щурятся. Беспокойство зарычало Цербером, заскребло когтями где-то в черепе, Загремел инстинкт цепями - нервами, страх забился, как подбитый перепел. Где-то на изломе бренной памяти, стрелка ржаво сдвинулась во времени, Треснули покровы вечной наледи, выпуская замысел из темени. Покачнулось небо и осыпалось, разлетелось по деревьям хлопьями, Загораясь радужными искрами, с крыш свисая, ледяными копьями.

Снова снег за моим окном. Сеют свет фонари вдоль улицы, Да луна одиноким псом Из - за туч желтым глазом жмурится. У деревьев покорный вид - Ветки свесили, словно молятся. Чьей-то двери балконной скрип... Не одна я в плену бессонницы. Весел пьяненький мужичок. Из гостей, видать, возвращается… Вот и весь мой для вас стишок. Выпьем счастья, зиме во-здравицу!

В протуберанцах огненного сердца, За занавесом тлеющего пепла, Безумствует стремительное скерцо, В агонии танцующего пекла. Звучит органом пламенная мантра, И мечется в великой мистерии Священная праматерь – саламандра - Хранительница жизненной стихии. Сквозь сито звезд просеивает хаос, И возжигает алтари рассвета. Восстанет Янь - брачующийся фаллос, Наполнив лоно девственной планеты. Затихнет сном беременная почва, Питая семя собственною кровью. Родится юный день из вечной ночи, И светочем приляжет в изголовье. Взорвется миг, разбухнув в ожиданье, Пролив дождем таящееся время, И утолив голодное дыханье, Потянется космическое племя.

Лечу в пучине - облаках над умирающим дождем, Верхом на ветреных мечтах за сероглазым Ноябрем. А там внизу – с зонтом и без, спешат заботы и дела. Осколки штормовых небес, упали в лужи-зеркала. И многоглазые дома за пеленой холодных слез, Как я, бывает, и сама, не принимают мир всерьез. Безумный ветер рвет в сердцах с ветвей последнюю листву. В овале каждого лица, есть признак к близкому родству. За чередой забытых снов, мелькнет непрошенный ответ, Но он давно, увы, не нов, как припозднившийся совет, Как запоздалая печаль, по уходившим навсегда. И скроет черная вуаль остатки горя и года. Забавна мыслей суета, снующих в поисках надежд. Им не хватает иногда узлов смирительных одежд. Лечу в пучине – облаках над удивительностью слов, Держа в протянутых руках ненужный хлам моих стихов.

За портьерой, в холодной гримёрке, Плакал шут. Плакал громко, навзрыд. Собирал свои слезы – осколки, И за пазуху прятал, как стыд. Сердце – горн. Переплавка. И в камень. Скрежет. В пазлы вошел монолит. - Знаешь, вот что скажу, между нами: Ты и с камнем такой же, на вид! Выход, шут! Слышишь, зал рукоплещет? Выползай на арену! Антре! Камни – очень тяжелые вещи! Не уступят по весу Земле! Славы хочешь? Бери! Вот и Слава! По лицу хлестко кинут цветок. Браво! Браво! – кричат рты – провалы. Славы гнусной извергнув поток. Плакал шут, горьким смехом рыдая, И смеялись – и быдло и знать. И смеялись, смеялись, не зная, То, что им не положено знать. Где-то плачет младенец из зыбки. Слез колодцы – глаза. Судный день. Мир висит у шута на улыбке, Уходящего медленно в тень.

В осторг белоснежной нежности, О ттепель от цветов, Т ы - мой саван, моя любовь, И нга моей мятежности. С нег словно мысли в сон. Н ет их! Они лишь кажутся. Е сть ли у белого цвета тон? Г ладит он или куражится?

Палящий зной тоскующей груди, Сжигает разум. Хоть я и не встречалась с ним ни разу, Но бреет фраза На высоте сосущих свет ростков. Звоню. И слышу: Что стоишь? Войди. Здесь нет статистики, И вырубили лес. А потому не бойся больше молний, И не пиши мгновенью дневников, Чтобы заполнить В глазах детей отсутствие небес. Где этот мир, изношенный когда-то, Из ситцевого в крапинку халата? Твой зад на нём впечатался в века. Проверено, не тлеет Плащаница. Как не сгорает то, Что чья-то там рука Писала речь, что кем – то говорится. Инстинкт у совести прощения не просит. Он не имеет рта. Но он умеет видеть Зачаточный период угасаний. И холод обесточенных касаний, Не оправдает негативом проседь. Да, я могу нырнуть на глубину, Подальше от бродячих ощущений, И снова бросить сироту – вину, На произвол врожденному садизму, Чтоб мазохизм не испытал мучений…

З акружи меня листвою, брось на теплые тропинки, А кварелью на слезинке, нарисуй меня рекою. К расно - облачным закатом накорми мой взгляд голодный. Р от иметь давно не модно, вместо рта молчит заплата. У меня завяла Радость, у меня засохло Горе... Ж алость только и осталась между строчек, И во взоре. М ои маленькие мысли, не способны возбудиться. Е сли их разбить на числа, на нейтронные частицы, Н е взорвут они планету, не согреют чьи-то плечи. Я зажгу сегодня свечи. В етер, нарисуй мне песни на деревьях и на крышах. Е сли даже не услышу, не услышу даже если. Т ам, за Разумом и Болью, за кричащею Расплатой, Е сть страна Немых мелодий. Р одилась я там когда-то.

М не не хватает слов. Н еужто их украли? Е два ли! Н еужто я в печали? Е два ли! Х ватает лишь на то, В о что немного верю. А потому не восприму потери Т е, что всего лишь маски шапито. А потому не восприму капризы, Е лейные и глупые репризы Т ех, кто бормочет просто «кое-что». С лова, как птичья стая Л етит! Вернуть их я не смею! О них не вспоминаю! В восторге онемею!

Д евочка Лето О дета в зеленое платье. В спомни, порою С тобою, бежала играть я. Т айной согреты Р ассветы наших печалей. Е сли не знали, Ч итали, И меряли дали. Л авки, качели. Е ли мякоть арбуза. Т ы то все та же. О днажды стала мне музой.

За былинным хребтом, по пути Переславского тракта, Что устелен следами несметного Росского Рода, Приносили дары Белобогу, молили о Завтра, И радели о присных, а вяще всего о зародах. Там колышатся желды, ласкаются духом медвяным, Раскрываются длани дубов, полны дивных кудес. Там глядятся в озерные сини благие из нави, Там ведет в хоровод нежных дев златогласый Велес. Что-то шепчет балий, выпуская ветра в поднебесье, Сам от страсти хмельной, приворотного зелья испив. Громыхнуло в высях и упала вниз молния с вестью - В Слави вои пируют, братыню по кругу пустив. Не объять по сей день разумению черных ворогов, Тайну росской души, волю вольную мати - земли, И доколе дерзки непреклонные дети Сварога, Глум и происки зла оседают подобно пыли