По проспектам бродит… Кто там бродит? Кто-то непонятный, Ай, боюсь! Призраки заученных мелодий Барабанят в комнатную грусть. Бродит, бродит… И ко мне заходит, И садится рядом На кровать. Призраки заученных мелодий Не дают мне ни сидеть, ни спать. И садится, И буравит взглядом, И заводит Трудный разговор. Призраки мелодий, как парадом, Оглашают комнату и двор. Разговор Невероятно трудный, Даже не беседа, А вопрос. Призраки мелодий – вечер нудный, С прошлым мне устраивают мост. Арочный, ажурный И воздушный, Чудо мост До детства моего. Этот, что пришел, такой бездушный, Тот еще жучила, жук жуком. Острый взгляд И логика вопроса Создают Ужасный дискомфорт. Призракам мелодий ой непросто В прошлое устроить телепорт. Телепорт туда, Где я счастливый, И туда, где я В ладу с собой. «Не морочь мне голову, блудливый, Ты бродил – броди!

Хроники Парнаса. ( Очерки литературной жизни) «… имел даже благородное побуждение к просвещению, То есть чтению книг, содержанием которых не затруднялся: Ему было совершенно все равно, похождение влюбленного героя, просто букварь или молитвенник, - он все читал с равным вниманием; если бы ему подвернули химию, он и от нее бы не отказался. Ему нравилось не то , о чем читал он, но больше самое чтение, или, лучше сказать, процесс самого чтения, что вот-де, из бкв вечно выходит какое-нибудь слово, которое, иной раз Черт знает что и значит…» Н.В.Гоголь.

Я певец Советской империи, Я хранитель ее тепла, Мы в ней доброе, вечное сеяли, Отдавала она, что могла. Как могла она нас любила, Просто так, как любая мать, В том была великая сила, Но и слабость. Что тут сказать? И в одно не лучшее время Показался нам тесным дом, Попадается с браком семя, Что дает себя знать потом. Ну, подумаешь, тесновато, И трагедия ли – не в рост? Но у нас, ведь, ума плата, Не раздумывая – на погост… На погост, а еще живая, Дышит холмик, гуляет крест, Эх, Отчизна моя родная, Как Он смотрит на это с небес?... И живем мы в тоске и боли, Поминаем добром и злом, Низкий холмик не дышит боле, Всеохватным твоим теплом…

Рецензия на "Сталину." (Евгений Гусаченко) Евгений! Вам пять лет в тридцать восьмом,и живёте с любимыми папой и мамой счастливо и беззаботно. Папа - главный инженер завода,мама - врач районной поликлиники. На стене комнаты - большой портрет вождя всех времен и народов. Вы всегда с благоговением смотрите на его мужественное строгое лицо, считая его вторым своим отцом. Но вот однажды ночью Вы просыпаетесь от непонятного шума. Встав с кроватки,идёте в гостиную,где бледный папа сидит на стуле в компании каких- то серых людей в кожаных регланах,которые копаются в вещах семьи нагло и беспардонно. Заплаканная мама не отрывает платка от распухших глаз. Вы ничего не понимаете и бежите к ней, но один из "гостей" преграждает Вам путь и жестко приказывает вернуться в свою комнату. Всё!

Я внутривенно Загнал «косяк», Ушел в Нирвану, Где все не так, Где, как в полете, Я невесом, И весь в «улете», А что потом? Потом – неважно, Вся жизнь – сейчас! Хоть лоб и влажный, Но всякий раз, Когда в таком я Святом бреду, Я все припомню И в «кайф» войду. Припомню сочной Затяжки вдох, Как смех бессрочный Сдержать не мог, Как «кокс» свой первый Вдыхал в ноздрю, И вот, как беркут, Парю, парю… Мой первый «Герыч», Мой первый шприц, И доза в вену, Шум колесниц, Я в Зазеркалье, Я где-то там… Источник «кайфа» Я не отдам. Грозит мне «ломкой», Но не боюсь, Пройдусь я с «фомкой» И уколюсь, А дальше? Дальше Опять летать, Не испытавшим Вам не понять… Какой там воздух! Какой «улет!» Пора и к звездам, Иду на взлет!!!

Я все время чего-то боюсь, Надо мной что-то сильно довлеете, Вдруг приходит щемящая грусть, С неприглядным намеком на шею. Мол, чего тебе мучиться, друг, Все не так, мир до судорог скучен, Крюк с петлей – твой спасательный круг Ты ж с зеленой тоской неразлучен. Держишь ты ее в сердце давно, Нет в глазах твоих бывшего блеска, Рвется жизни твоей полотно, Характерно, что рвется без треска. То, вдруг, схлынет, растает в ночи, Но от этого тоже не легче, Я молчу, ты молчишь, мы молчим, Мир в молчанье закутался крепче. И в молчании этом - беда, Видно, это меня и тревожит, Что-то рано пришли холода, Солнце справиться с ними не может. Я и солнца, признаться, боюсь, И боюсь угасания лета, Я гоню безысходную грусть, Что приходит ко мне до рассвета. Но идет новый день и живу, Что-то ем, напрягаюсь от службы, Познаю времена наяву, Те, где нет ни любви и ни дружбы. Дружба в прошлом.

***** Обрывки мыслей, блики на воде, Воспоминаний черепные вспышки. Я там и здесь, а может быть нигде И никогда. И безысходность «вышки» Нигде и никогда, что значит смерть, Нигде и никогда, тоннель без света, Не говорить, не чувствовать, не сметь, И вот финал: «Карету мне, карету!» И это направление пути, И мыслимых-немыслимых историй? В счастливом разноцветье конфетти И Броуновской свалке траекторий? А на озерах шелестит камыш, И травяные волны гонит ветер, И ты в потоке солнечном стоишь, И мы одни. Одни на целом свете.

Луна, как глаз на темном небе, Рекой – туман. Прохлада, петухов молебен, И сон – дурман. Состава длиннохвостый грохот, Окно – на путь. В углу с едой мышиный шепот, Нет, не заснуть. Крыльцо. И вид без перспективы, Ау, луна! Дома темны и молчаливы, Путь как струна. Круг выходного семафора, Зеленый глаз. И для кого-то встреча скоро, Но не для нас. А для кого-то расставанье, Вопрос – ответ, Перетеканье расстоянья В безбрежность лет… Стою на сонном полустанке В ночной степи, Зарядка кончилась, как жалко, Ты потерпи…

Впивайся, впивайся, впивайся, Ногтями мне спину дери, Стони и, забывшись, ругайся, Вершину экстаза бери. Мне видно, как кровью наполнив, Клитор и все складки пизды, Истомы горячие волны Твои искажают черты. О, как оно стало прекрасно, Естественной страсти лицо, Старанья мои не напрасны, Горячим железным концом. Ты шепчешь бессвязное что-то, В восторге, срываясь на крик, Ах, как мне девчонка, охота, Подольше продлить этот миг. Я мну твою грудь в упоенье, Лижу затвердевший сосок, И мерным, развязным движеньем, Взрываю промежность. О, бог… И нега, поднявшись оттуда, Ввергает в безумный туман… Ты трешь об меня свое чудо, Продляя сладчайший дурман. А после лежим, одыхая, Рука на заросшем лобке, И влага от нашего рая, Течет из щели по руке…

Я Даша Давалина – гений абсурда, Я суть элитэ, а не эгалитэ, Я ЭГО, я ЭРО, я – чудо от Лурда, А весь СТИХИРУ – это pres aparte Скандальная Даша, в чем смысл скандала? Давалина? Эка вагина в плаще. А, может быть, в том, что всерьез написала: «Я – блядь! Но Г. Лорку люблю вообще Ну что ж, признаю, удивительный случай Был это признанье. И очень давно. Одну, вон, в пять дырок пред камерой дрючат, И этим сейчас удивить мудрено. Скандальные баллы Давалиной Даши Конечно серьезно, о чем разговор, Но плач перепелки – нам много расскажет О тайнах барсучьих извилистых нор? Ответ не замедлит прийти бумерангом, Давалина Даша, сама – исполать. Я эгалитэ, но высокого ранга, Люблю Пикассо, но при этом не блядь. Я экзистэнциальный, параноидальный, Я в придури-сюр – приблатненный артист, Я постмодернист, и в Давалиной спальне Оставлю автограф, как арт- юморист…

***** Мы где-то встретились, не помню, То ли гостиница, то ль сьем… Я был в тот день тобою полон, И ты пылала вся огнем… Я чувствую твое дыханье, Оно, как печка горячо, И век прикрытых трепетанье, И ослабевшее плечо. И ты закидываешь голову, Впиваясь в губы, как оса, И, с долго выдержанным голодом, Язык в язык, глаза в глаза. Ты прижимаешься всем телом, Я мну податливую грудь, И блузку рву остервенело, К тугим соскам, стремясь прильнуть. И приникаю, и кусаю, Твердеющий от ласк, сосок, Ты стонешь, ахаешь, вздыхаешь, И рвешь на юбке поясок. А страсть проникла в подсознание, Уже командует инстинкт, И преисполнена желанием, Ты тянешь вниз полоску стринг И в сладострастном вожделении Тебя ласкаю между ног, И стон, и рук твоих движение, Где член горяч, как уголек. Так, наигравшись до экстаза, Вошел я в щель, что слаще нет, И сперму три, четыре раза, В тебя изверг.

Цикл «Былое» «Конспиративные встречи Творцов на кухнях. Легенда: Борьба с тараканами Факт: Борьба с государством О гонениях Слышу: «Ой, как затыкали рты нам, В кухнях мы хлестали лишь «сучок»» Хорошо, сейчас вы их разинули, И подались хором. На «толчок»? О замалчивании Вас не замечали. Тем не менее, Знала вас страна наперечет. В нынешней отвязной воле мнений, Где сейчас поете, и о чем? О внутренней свободе Способов держать в кармане кукиш Выдумано много на веку. Вынули! Теперь вас не укупишь… Показали.

Ты посмотрела мне в глаза, А я в смущенье отвернулся, На слове «очень» не споткнулся, А вот «люблю» не смог сказать… А сверху щебетали птицы, Но, вдруг, почувствовав мой страх, Они притихли там, в ветвях, Чтобы помочь, не дать мне сбиться. И пауза тянулась час, По крайней мере, так казалось, Но птичья солидарность-жалость, Пришла на помощь в самый раз. Я прошептал, проговорил И прокричал о сокровенном: «Постойте, я люблю вас Лена!» И повторил: «Всегда любил» И нежность взяла нас в полон, Мы не могли остановиться, А сверху щебетали птицы Вальс Мендельсона… Точно, он.

Откройте ваше имя отчество, Моя купейная попутчица, И скоротаем одиночество, И, может, что нибудь получится. Нам ехать суток пять, без малого, Страна у нас, как жизнь, огромная, А за окном то зорька алая, То день, то ночь, вагонно-темная. Давай, разложим снедь на блюдечках, Смотри открыто, кареглазая, Совместный ужин, лишь, прелюдия, А взгляд украдкой – вещь опасная. О, быстрый взгляд, подобный выстрелу, Стрелять так может только женщина, Зрачок в зрачок – еще я выстою, А с потаенным сделать нечего. Такая сила в нем заложена, Как мотылек на лампу – падаю. Бери красавица дорожная, Весь отдаюсь – мне много надо ли? Чтоб приласкала, приголубила, Чтоб одарила негой сладкою, И после ночки сластолюбия, Осталась вечною загадкою. Молчит случайная попутчица, Во сне чему-то улыбается, Нет, ты не сделалась разлучницей, Никак у нас не получается…

Пустые люди в суточном приюте, Пустое время в суточной стране, И я стою, как путник на распутье, Боюсь пропасть в безудержном вранье. Пустое небо, дождик моросящий, Пустой трамвай, грохочущий, как гром, И пресс вопросов, на виски давящий, Куда идем, и для чего живем? Куда идет вон тот простой прохожий, С авоськой-сеткой золотых времен? Ах, как же он на моего отца похожий, Вот обернулся… Нет, совсем не он. Совсем не он, чужой, седой, небритый, Бредет проспектом свальных перемен, А в спину хохот новой Маргариты, Из новых глав предательств и измен Сжимает холод в пустоте квартиры, И одинокость в толчее дворов, И все сгорает – недруги, кумиры, В протуберанцах ведьминых костров…

Пояснения и примечания к тексту монолога. ОПГ - Организованная преступная группа Зубков. – Виктор Зубков, 2-ой смотрящий ОПГ «Россия». Официальное прикрытие – премьер министр РФ. Вагит – Вагит Алекперов, фраер. Крышуется ОПГ «Россия» Официальное прикрытие – президент нефтяной компании «ЛУКойл» Игорь Сечин – 1-ый смотрящий ОПГ «Россия» Официальное прикрытие – помощник президента РФ. Путин – глава ОПГ «Россия» Официальное прикрытие – президент РФ Медведев – главный смотрящий ОПГ «Россия» Официальное прикрытие – первый вице-премьер и официальный преемник президента Путина. Роман – фраер. Крышуется ОПГ «Россия» Роман Абрамович. Официальное прикрытие – губернатор Чукотки и почетный гражданин Лондона. Неофициальный духовный лидер ОПГ «Россия» Валя – Валентин Юмашев. Фраер ушастый. Статус в ОПГ «Россия» скрыт в совершенно секретной маляве.

«Вы, над облаками рея, Птица в человечий рост, Вы, мусье, из канареек, Чижик вы, мусье, и дрозд!» В.В.Маяковский. Твердишь ты, как урок, Творец изящных строк, Что надо, мол, писать, Округло и красиво: Про тоненький листок, Хрустальный ручеек Из радуги-реки, Смотрите, что за диво! Про огненность рябин, И журавлиный клин, Что с грустными – «курлы» За сизой дымкой тает. Так и бежит строка, Как горная река, Изящных строк творец В ней русло подправляет. А может про каток, Творец изящных строк, Что тяжестью прошел По городам и весям? И всех, кто мал и слаб, «Он укатал в асфальт» И им не до цветов И соловьиных песен. А им бы что поесть, В укрытие пролезть, В какой-нибудь подвал, Иль в ту же теплотрассу. И не благая весть Соединяет здесь, А злая брань облав Сбивает в стаю, в массу. Там за чертой - твой бог, Певец изящных строк, Банальный пересмешник, Ловец округлых истин. Ты выучил урок, Сам наложил зарок, Отсюда – лишь одни Отстиранные мысли. Поэзия сейчас – Не отвлеченный глас О ш

Мы наши даты очень уважаем, Чтим всех святых из «Жития святых». И даже, иногда, их поминаем, Хоть право, боже, выноси святых. А дат у нас – да хоть еженедельно Их отмечай.

Умудренный опытом, жизни и раздумий, Я сижу на лавочке, а точней на стуле. Стул стоит в приемной возле секретарши, Умудренный опытом, завожу с ней «шашни» Задаю вопросы – кто ее начальник, Настоящий босс он, или просто чайник, Сам глазами меряю ноги, грудь – модель, В голове услужливо – комната, постель… Умудренной опытом, референту-девушке, Надоел до чертиков похотливый дедушка, Раскусила вмиг его, глаз набит давно уже, Скука беспросветная – не позвать ли сторожа? Умудренный опытом, но совсем не деда, Продолжаю шашни, пригласил обедать, За углом кафешка… Ничего так, пафосно, Посидим за столиком, да попьем кальвАдоса. Я блочная водочка нам под настроение, Тут гляжу, молодочка, делает движение, Поворот налево – чей-то кабинет: «Андричка, на выход! Это твой клиент» Умудренный опытом стрелок и разборочек, Вышел к нам охранничек – нет, какие сволочи! Не спросил, как водится – имя, мол, и отчество, А с порога: «Дедушка!

«Я же не член партии, я не подходил этому вшивому социализму. Я то государство (СССР. – Н.К.) терпеть не мог и понимал, что это собрание злодеев и убийц». «Она давала деньги абсолютно не на машину. Просто я два года отбарабанил в армии, потому что холодная война, подох наконец Сталин…» «Я никогда не был верной собакой партии». Из интервью Баталова (см.