Вот возьму мелки - разрисую, Подъезды, дома и углы, Окна, двери, мостовую, Стулья, потолки и столы. Пусть все будет мной раскрашено, Все одно - не вычеркнуть всего. Пусть тобой не будет спрошено, А мной ни сказано ничего. Давай с тобой побеседуем. Оттого и жить веселей. Отчего же мы так бедствуем И жить с каждым днем страшней? На Луну не собачься - выплыла Словно краем глаза - моргнуть На меня так сказачно сыпалось Что теперь не забыть, не уснуть. И вот в этом дне уходящем, За углом наверно теплей Я буду ангелом в небе летящем Только чтобы было тебе видней. Не споткнуться, не опасться, А идти дорогой прямой - Не ломать в судоргах пальцы, И однажды вернуться домой. Да домой!

Я видел много раз, как умирают люди Да что там видел! Вижу каждый день. А мы кто?

Опять я мчусь из ниоткуда в никуда, От грязных луж Москвы в тверскую серость. От грязных луж Москвы навстречу поезда, Хранящие столице верность. Я успокоившись засну, Под этот мерный шаг нервозный, Всю жизнь разъездную мою, Расскажет скрип колес вагонных. Я ненавижу этот стук И это шмыганье спросонья Случайный с кем-то пересуд, Сквозняк замучивший оконный. Дверьми ежесекундный дрязг, И запах сигареты тленной. То скрип, то бряцанье, то лязг, Попутчик вдумчивый и вредный. Сандалии, носки и лица, Все успокоилось и вдруг... Глаза уставшей проводницы Венчают новой муки круг. Все закружилось словно в танце, Тюки и сумки и скандал. Попутный люд транзитных станций Заполнили собой вокзал. А мне все это надоело, Терпеть я больше не могу, Оставлю поезду лишь тело, А сердцем вон скорей сбегу. В Москве дожди. В Твери снега. А мне так искренни хотелось. Бежать отсюда и сюда, Хоть в лужи, хоть в тверскую серость. (Москва-Тверь, ноябрь 2010)

Я помню,как читал стихотворенье. Творенье ли? Конечно,вовсе нет. Но помню это юношеское рвенье И их слетевший лживый комплемент. Как они многозначительно молчали И вдруг,актерски замахав руками, Такое сладкое в мой адрес промычали, Хоть заплетай мычанье в оригами. Но мне достаточно хватило этой ласки, Мне не желалось вглядываться в лица, Поверив в эти брошенные сказки, Я полетел к поэии, как птица. Теперь конечно - я икона, Пусть даже многим непонятна. Я смог бы выпрыгнуть с балкона, Но не хочу - ведь им приятно.

Как устало быть злодеем, Но усталей быть собой. Быть страдающим евреем, С непокрытой головой. Как разниться шаг от шага Иорданова вода! Отрезвляет эта влага, Что пленила города. Где Христос? А где Креститель? Я паду на груди Им. Сотвори во мне обитель, Что достанется Твоим. Песнь шумящего Востока, Не забуду никогда! Иорданова протока, Вифлеемская звезда! Проходя дорогой бранной, И не раз упав во тьме. Ты обвяжешь мои раны И приблизишься ко мне. Ты покрой мои страданья, Сотвори во мне мечту. Убери в моем сознании Чувство горечи во рту. Мне спокойней шаг за шагом Опротивел жизни бег Не рожден персидским магом, Я обычный человек. Пав у Божьей колыбели, Целованьем согревал, Эти ноги,что слабели. Римский воин прибивал. Не причислен был к злодеям, Но причислен быть Собой. Быть страдающим евреем, С непокрытой головой. (август 2010. выборг)

… Ты есть и я уж не ничто!...(Г.Державин) Жадно я хватаю словно ртуть И стремлюсь совсем к иному хлебу, Звезды освещают дальний путь К мытарствам души, прощению и небу. Я желаю лишь бы на мгновенье Увидать глазами небеса. Прикоснуться к вербному прощенью, Стать хотя бы частью в чудесах. Жажду я в коленнопреклоненьи И молитву сердца не отдам! Нет нужды в людском прощенье. Есть нужда - стремиться к небесам. (12 июня 2010.Москва)

В лесопосадке пьяный был, Мой друг из детства и товарищ, А я несказанно любил, Тащил из жизненных пожарищ! Но он горел и полыхал И я касаясь обжигался. Он свою душу сожжигал, А я от дыма задыхался. Я задыхался вместе с ним, Но в силу этих обстоятельств: Он задыхался - пьяным был, А я от дружеских предательств. (Выборг,июнь,2010)

Как часто мы не чувствуем, что ближний Нуждается во свете, как и ты. Но ближний ведь совсем к тебе не лишний, А ты к нему содержишь в сердце льды. Не молишься за них, постов не держишь, Не обличишь, не приободришь их. Забыл Христа духовный стержень: Креста ношенье легче для двоих. А ты сокрылся в суетной храмине, Ведь боль не боль, как если не твоя. Запутался в душевной паутине: Любовь к другим не держат для себя. Завидуешь и злишься по-напрасну, Беспочвенен, бессмыслен твой предлог. Ты чувствуешь себя несчастным: С Христом без ближних одинок. Всмотрись в себя - бесчувственное сердце! Воспрянь, взбодрись, ведь ты же спишь! Раскрой в душе захлопнутые дверцы, И всех, кого не смог, простишь. Любовь и боль, страдание и счастье, Не только для других, но также для тебя. Всегда готов будь разделить участье, И растопить всю тяжесть льда. (29.04.10)

Ты шла и семечки плевала, И шелуха летела на асфальт. Губами пальцы целовала,- В душе играл тромбон и альт. Как ты романтике покорна! Руки твоей изящен сгиб, Летящие по ветру зерна Плясали в серце словно нимб. А я веду тебя под руку, И таю где-то в глубине. Готов довериться любому стуку, Зубов твоих озвученных во мне. И краем глаза замечая, Как шелуха летит во тьму, Я не пойму: Как ты красивая такая, И романтичная такая почему? (29.04.10)

Мама, мне кажется они больны, В запутанном, житейском беге. Самодовольны и пьяны, В чреватой ленности и неге. Толпятся, мечутся, несутся, Из ниоткуда в никуда. Есть повод лишний обернуться Пока горит Его звезда. Пока есть время всех простить, От их запутанного ада, от их неровного пути, От их бессмысленного взгляда. Спаси всех нас, кричу: спаси, Еще есть силы, ты способна, Всю тяжесть мира понести, Пока еще совсем не поздно! Иисус, увидев Матерь и ученика тут стоящего, которого любил, говорит Матери Своей: Жено! се, сын Твой. Потом говорит ученику: се, Матерь твоя! И с этого времени ученик сей взял Ее к себе. (иоанна 19:26-27) (10.05.10)

Мне так хотелось все оставить, Все затхлое, испорченное пусть. И очень хочется исправить, Что ныне вызывает в сердце грусть. Но снова, как и прежде, как всегда, Опять все тот же стук колесный, Летящие навстречу поезда И запах тамбура доносится морозный. Зачем? Почти ненавистные люди, Едва заметные и серые, как сам. Вошедшие в вагон из ниоткуда И тишину мертвецкую устроившие нам. Небрежно бросив, нет не слово, только взгляд, И тотчас разослав свои матрацы. Подушки с верхних полок нарасхват, Не уступив друг другу тянут словно сланцы. Мне надоела эта чехорда, И этот свет от ламп и едкий и отвратный. Я верю, что однажды навсегда. Оставлю этот поезд древний и ужасный. Но верю я уже сегодня на рассвете, И шумный смех и эту толчею, Развеет мой попутный ветер, Как-будто явленные ни к чему. Ну а пока... Все также, как всегда. Летящие навстречу поезда, И редкий свет упавший с потолка. (янв. 2010)

Пришел Господь, пришел и человек. И на судилище вдруг стало праздно. Следы обоих заметает белый снег, И крики ангелов и бесов безобразных. Пришел судить...и неожиданно простил, Меня?! Безумного безумца? Я думал, что не хватит Твоих сил, Прощать меня - слепого скудоумца. Приобнял словно брата и воспел И грязь от ног моих оттер Своей одеждой, А я стоял и думал обомлев, Как можешь Ты прощать невежду? Я долго не решался подойти, Судилище казалось приговором. Я слаб и немощен на жизненном пути, Приполз как пес, раскаявшись с позором. Суди меня, суди, но не прощай! Кричал и бился безотвратно, Но неожиданно открылись двери в рай. И стало мне покойно и приятно. Уверен я - мне это не приснилось, Ведь слышу, как скрипит под нами снег. Пришел судить, и вместо смерти - милость. Пришел Господь, пришел и человек. (январь, 2010)

Я устал. И кажется уже не отдохну. Все чаще возбуждаюсь крепким чаем, Как-будто я в посудине тону. Но жизнь летит, а я не замечаю, Что я устал. Я жить так не смогу. Я устал. И вдруг возникнет чувство, Что я не нужен никому. Вокруг меня лишь серость многолюдства И я рожден быть одному. Меж гениальностью и безрассудством, Застегивая куртку на бегу. Я устал. И всё из пластилина - Сцепили так: уже не разлепить. И мне осталось молчаливо, - Прощать, надеяться, любить. (декабрь,2009)

Обидно мне – Уж это не впервой, Разбрасываться гневными речами. Я чувствовал себя иконой между вами, Цветком в растаявшей весне. Обидно мне – Кричал и не услышан Под гулом громовых молитв, Раскатистых, самодовольных, хриплых Но не серьезных – жалких и пустых. Обидно мне – Я верил и держался Доктрин и догм и поучений, Как будто сотканных из мнений, И тотчас канувших, как дым. Обидно мне – Ведь я воскрес из мертвых. Готов служить вам до конца, Не потеряв ни веры, ни лица, Но с вами – словно в зыбком сне. И вот отчаявшись в борьбе, Нуждаюсь в помощи, ни в осужденьи. Во славе ли или в паденьи, Нашел себя наедине. Обидно мне – Прощеным Богом быть в церковном непрощеньи. (2009 год)

Марине Хомяковой Ты куталась из пледа в плед, Напрасно мучалась и билась и страдала. Беспечным людям дела нет, Что ты так долго умирала. А ты мечтала у больничных стенок, Что по-другому станет у людей. И этот красочный оттенок, - Особый цвет в душе твоей. Температурила и кашляла в палатах, И у тебя свои были мечты. И кто сказал в больничных платах, Тебе не позволительны цветы? А ты хотела не цветов, но хлеба, И зимние штаны из синтепона. И не людей просить, а неба, Тайком ты вышла на балконе. Весь мир погряз в себе; - В покупке дорогих квартир и телефонов. Но ты услышана была в мольбе, Не в звуках их стереофонических рингтонов. Им всем плевать на боль твою, на возраст и на муки, Они настигнуты в неоновый обман. Их больше завлекают танцплощадок звуки, Чем брянский плач твой и карман.

Пять часов. Я заперся снаружи. Своей особенной души. Я сделаю Тебе лишь только хуже, И безразличие внушив, - Я никому уже не нужен. Но не молчи, прореагируй, Ведь я пришел покаяться к Тебе. Любовь Свою продемонстрируй, Активность покажи в моей судьбе, Ведь я отчаялся в мольбе! Нет я не потерян, - я поэт, В исканиях моих я одинок. Из света в мглу, из мглы во свет, Я бьюсь об тот же потолок, Ведь мы не знались столько лет, Но я забыть Тебя не мог. Забыл? Но есть тому причина, И я искал кто виноват. Не хлебом буду жить единным, И не пойду во внешний ад: Я прорываю паутину, Молитвой в сорок тысяч ватт. Но ад внутри, в испорченное сердце, Посей во мне прощения росток. Я сам не смог в закованные дверцы, Пустить мой жизни кровоток. Мой ад - внутри. В испорченное сердце, Посей во мне прощения росток.

И боль и грех - так повелось, Сидишь и лижешь свои раны. Мечталось, ждалось и жилось, И вдруг - залечиваешь травмы. Бегу и вою от тоски, И в полнолунье и в полносолнчье. Мы были так с тобой близки, Ну а теперь лишь гомон волчий. И не отмеришь и не отдашь, И не обложишься флажками. Но если драться: баш на баш, А если рвать: то не руками. Но я не смог - я побежден. Искусан, смят и опозорен. Ведь побеждает кто силен, И тот кто внутренне доволен. Я рвать не смог, я слабый волк, Клыков затупиться заточка. Я другом вашим стать не смог, Я умираю одиночкой. И вот запутавшись в тиши, Почти смирившийся с судьбою, И вынув часть моей души. Кружатся волки надо мною. (ноябрь 2009,Москва)

Однажды украли три экземпляра Библии. Тогда я обреченно сказал: украли книгу в которой написано - не кради!

Я самоубийца. Мне не жаль, Не слез их, ни мучений едких. Онкологические клетки, Сжигают жизни моей сталь. Но ты тревожишься напрасно, Ведь я играючи скажу: Смерть по природе не опасна, А к жизни больше не стремлюсь. Однажды Ты придешь меня увидеть, В мой серый дом из серебра. Меня не сможешь ненавидеть, Ведь зла не ищут из добра. Они смогли! Настойчиво и строго Ход моих мыслей изменить. Пустяк! Не нужно слишком много, Чтоб стимул к жизни погубить. Секрет их прост, как все простое: Бессилье слов, обман и суета. Гробы окрасят в золотое, Внутри же мрак и пустота. Я жизнь прожил не для себя, Но дай мне для себя погибнуть. Я другом быть хотел и искренни любя, Позволь мне яд их равнодушья принять. Мой милый Бог, мой друг в мученьях тесных, Войди ко мне, поплачемся вдвоем. Надежды в мире нет, но хор небесный Нам станет петь о Имени Твоем.

Уйду в политику. Политика не скроет, Твоих обманчивых речей. Тобою не пройденный арканоид И свет от лампы в сто свечей. Ты улыбнешься, - натужно и напрасно. Как - будто нечто нам не воспретит, Сидеть и говорить о чем-то праздном, Чай не остынет. Жизнь летит. А я оставлю все и брошу к черту, Все записи мои и дневники. Однажды не зашив твоей аорты, Я разом брошу все: и ждать и жить. Твоя несказанная речь невинно ляжет, Ты бросишься в обломки из стекла. Сердца же наши перевяжет, Нет, не любовь, но ткацкая игла. И напоследок пав к иконе, Замолишься о девственных грехах. Ты не Джоконда. Улыбка на картонке, Обвиснет на стареющих плечах. Я неумело пользуюсь мелками, И нитками не скрою этот брак. Я сердцем думал о тебе, а не руками, Прости, что получилось так…