Святой воды набери золотую горсть Как слезы, серебряной, светлой, прозрачной и чистой, Такой же, как ты, до безмолвия бескомпромиссной, Такой же безмолвной, как твой полуночный гость. По всем берегам обалдевших материков Пройдут, пронесутся свирепым броском цунами, Как правда того, что случилось сегодня с нами, Как истина прозы, пронзающей правду стихов. Сложивши из слов то ли домики, то ли мозаики, Сменивши свой слог на логичность обыденных лир, Мы были детьми коммунальных дворцов и квартир, Мы были людьми, из которых узлов навязали. Остались одни и огни нам уже не горят Тогда обними эту мерзкую зябкую стужу И в кровь расцелуй подаяния января И просто сготовь что-нибудь повкуснее на ужин.

Вращаюсь в жизни, Будто чертик из бутылки; При коммунизме Почему-то не жилось, Но время, видно, Отражается в затылке И не солидно, А безвременно текло. Прошли, как эры, Чередой полоски века; Окрашен в серый Мой парадный камуфляж. Я почему-то Стал отнюдь не человеком, А чем-то дутым, Что цены ему не дашь. Вертелся шарик, Поспевая за рекламой; В дневном кошмаре Не успел я разглядеть, Как кто-то вылез Из какой то «этой самой» И, словно ссыльный, Рассувал свой нос везде. С его то силой Неуемно-панибратской Мне б стать могилой И не пытаться воевать, Но стало тошно С неуменья доебаться, Перекорежив От уменья доебать. Спустились тени И запахло кирпичами; Скуля от лени, Я лежу, как чей то труп. Тут не прокатит Пропадание ночами. На сёдня хватит, Понимаю, я ж не глуп. Я плелся ватный По одной из мокрых улиц И многоваттный Понимал меня фонарь. Меняю душу На потрепанную Юлю, А ты не слушай И куда-нибудь канай. Срослись деревья В баобабы жарких Африк; Пустая ебля И пустые стаканы. Иду, гуляю И пус

В город солнце заглянуло на день И, отбросивши неровную тень, Заиграло в луж зеленой воде И осталось навсегда; По проспектам пробежало, смеясь, Осветив их, как прибрежный маяк, Подражая ловким пляскам наяд Без особого труда. День окутал всех домов этажи, Каплю света каждому одолжив, Проливая позабытую жизнь И каскады торжества, На аллеях старых парков свинец. Кто-то вспомнил и сказал наконец Долгожданные для нежных сердец Позабытые слова. Фонари, перегорев до седин, Оставались лишь на видах картин, Да в нечитанных нам строчках былин Уходили на покой. Свет за окнами слепил, как пожар И метался, как язык парижан, А на крыше кто-то просто лежал Незастенчивый такой…

В шуме ветра, как в прибое, Утопают все проспекты. Нам с тобою, нам с тобою Стать субъектом и объектом Суждено, Так как в выцветших куплетах Поэтические блохи Недоеденные крохи Собирают в километры Нот Но по улицам и крышам Мы гуляем вольным ветром. Слышишь, дорогая, слышишь, Как уходят километры, Но Но-но-но-настолько просто Стать поэтом в этом мире, Там, где «дважды два – четыре» - Суть карьерного, блин, роста Ног. Светом искренних мелодий Не осветишь квартиры, Коль в квартире No body, Ни души в подлунном мире, Мрак. И в подсолнечном, подзвездном, И в цветастом, и в бесцветном. Ни на что, мой друг, не сетуй, Как на сидорову козу Як. Если к слову, то плевал я, Как играю и пою я, Если вместо поцелуя Я порою получаю Fak! Нет идей у песни этой, Нету смысла, нет и темы. Почему ж она пропета?! Потому что захотел я Так.

И врезалось стекло И вгрызалась в беспамятство память, Как немой эпилог Танцевания, рванья рубах И летевшие дни Прогрызались сквозь глотку стихами, И летели огни, Прилипавшие к слову судьба. Я не Бах и, увы, К сожалению, даже не Моцарт. Не сносить головы, А сносить только мусор в бачок; У молвы нет причин Называть нас Шекспиром ли, Бродским. Я не нервы лечил, Я лечил лишь больное плечо, На котором вся жизнь Завернулась в клубок котофеем, Из натянутых жил Вышивая свое макраме… Лучше просто уснуть, Завалиться в объятья Морфея И, забыв про весну, Заготавливать сани к зиме

Как хозяин в русской поэзии, Не могу и смотреть равнодушно, Как в поэзию прозою лезет Тот, кто прозе-то даже не нужен, Как затискали вечное малым, Как сваляли, как шерсть, гениальность, Не отдав благодать сеновалам, Погрузились в безвременье спальных. Гнездование светских святилищ Откупорило все неприличье И невежество вычурных силищ, Где змеиным становится птичье, Где порядок давно уж наведен, Где в итоге итог без помарок, Где мы, может быть, даже приедем, Только если утонем в кошмарах. Там поэзия – глупая мелочь, Беспокойная в ритме покоя, Перезрелая в куче неспелых, Недозрелых бесплодных левкоев. _____ Я не видел печатных изданий, Не совал даже это в газеты, Потому как считал мирозданье Незаконным твореньем поэта. Врать не стану, раз так уж считаю – Коль кому не по нраву мой принцип, Не читайте и это. Не станут От того миловиднее принцы. Кто я? Что я?

В глухих коридорах Рассыпанный порох Детей, живших в норах, Погнал на покой, На месиво праха, На улицу страха, Где шаг, словно плаха И смерть под рукой. Вот взмах… И… Взлетели, Порвали на теле Одежду и въелись В тела, как в труху. Летели, как спицы, Мечтая вонзиться В кричащие лица За доли секунд. Секунда до жизни Ребенка капризней. Тут кровию брызнет Любая душа, Увидев, как дети Взлетали на ветер, Уже не в ответе, Уже не спеша. Когда засыпали, Они все мечтали И часто летали, Летали во снах. Теперь, получая По порции стали, Устали и встали, Забыв, что война. Из сказок на пули Ребята взглянули; Их не обманули, Что зло победит. А смерть все махала Рукою нахала… Ему было мало, Что сам не убит.

Когда я прихожу к себе домой, То чувства запираю на балконе. Кривая не выводит по прямой, Тогда идти зачем же?! Я не понял. Осатанев и вытаращив дух, Вдыхая запах бездуховных тропок, Я никуда сегодня не пойду, Так как из детства не приучен топать. Она сама придет, коль захотит, Возьмет вина в соседнем магазине И, не входя еще, перекрестит Мое лицо и глаз оттенок синий. И, отойдя к влекущему окну, Мы будем с ней смотреть до обезумья, Как проплывают тысячи минут, Нас с нею ни к чему не обязуя. Вот почему люблю я пустоту, Чтоб наполнять ее до невозможья… Не тот Исус, кто виснет на кресту, А тот, кто правду называет ложью.

Нас взращивали, малолетних, Из нас лепили петухов И было все: слова и сплетни, Вот только не было стихов И не валяла нас цензура, Не целились упреки глаз И слов «идти на амбразуру» Не понимали мы, а нас… А нас… не понимали тоже, Но убаюкивали всласть И мы тонули в ритме ложек, Картошек, ужинов и ласк. Так мы взрослели понемножку, Как в зазеркалье, в забытье, Где на окне сидела кошка И слово новое «поэт» Звучало глупо, как канистра, Недоплескавшя бензин Та, что усыновила искру, О всем забыв. Оно разит Как вонь от скунса, Как скука, скученная в грамм, Но это слово было… вкусным, Загадочным, как Китежград. Кора берез, мороз, стервозы Нас не настроили на быт. На «вы» мы называли прозу, На «ты» поэзию. Я был Одним из тех, кто много плакал, Орал, молчал, кричал и пил, Скулил, как по зиме собака, Любил безумно, как дебил. Лицо просило «Клирасила», А руки – битвы при Кресси. Нам было многое по силам И не хватало только сил.

Она плывет, как пьет компот Из банки десятилитровой. Ее скольженье и полет Подобно мясу в чашке плова. Она висит на волоске Двусмысленных прикосновений По жизни в стрессе и в тоске (Она, наверно, просто гений) Миллениум ее не сжег, Не подожгла литература. Ее мечта – модель «Пежо» И к ней в придачу пара урок. За нею хвост, павлин бы сдох, Увидев это распрекрасье. А он – давно полнейший лох, А лоха ничего не красит. И он дарил ей «чупа-чупс», Надеясь вызвать одобренье, А ей… все было по хую, Она жрала свое варенье. Он попытался заиграть И промочил под это горло, Он уложил ее в кровать, Но вряд ли получилось порно. Наутро тупо он ушел, Она закрыла дверь.

Спросил ребенка папа: -Кем ты хочешь стать? -Богатым, чтоб на лапу Чиновникам давать; Бандитом вороватым, Чиновником бы мог. -А, может, ты солдатом Желаешь стать, сынок. -Нет, папочка, они же Воюють на войне; Валяться в грязной жиже Не хочется мине. -Мечтал я в твои годы Быть летчиком. Вот так. Летать по небосводам. -Фу, пап, какой дурак! -Ты, может быть, желаешь Работать на завод, Рабочим стать, ну, знаешь… -Рабочим стать! Ну, вот! Ну, вот еще придумал, Они же все в грязи. Я думал, пап, ты умный, А ты чё-т стормозил. -Мечталось мне, сынуля, Поэтов слава, что ли. -Поэтом быть?! А, дуля! Итак достали в школе. -А мама твоя врач ведь, Людей лечить идет. -А после редьку с даче На рынке продает. Но, знаешь, папа, все же Хочу я быть таким, Ну, типа там похожим На Путина. Прикинь! -На Путина?.. Пожалуй; Тебе он ни чета. Сынок, ты умный малый, А я б хотел… летать.

Мне часто чудится огонь Не согревающий, холодный, Как нежеланье быть с тобой, Как кто-то злющий и голодный, Как ночь, которая без звезд, Как утро с дикого похмелья, Как нештурмованный «Норд-ост», Как невеселое веселье. Во сне – мечты, на утро – труд, Полпуда, съеденных без соли. Умру, пускай меня снесут Лежать в ромашковое поле. Пройдут века, как луч, как звук, Так незаметно, так нежданно И нас, наверно, созовут И похоронят в океанах И будет лить каскад дождей И будет море солью полно Лишь оттого, что на людей Похожи плачущие волны. Я соберу зверей, как Ной И наплюю на «либо… либо…» Пусть будет новый мир земной Придуман для твоих улыбок.

Дождь Оконным боем отыграл в моей душе, На перепонках переполненных ушей, Оставив след свой. Что ж, Пускай вращается планета не туда, Дождем злословия отравлена вода, Как птица клеткой. Дрожь Бежит по телу, как последствие любви; Я в зоопарке, будто неизвестный вид Без цели Прош- -лым задирая вверх короткие носы, Подводим к полдню одичавшие часы За цепи. Меж Прогретых солнцем одурманенных сиест Косят распятые под иисусов крест Плеваться В лицо По их же мнению скотов и подлецов, К тому же слюни подменяются свинцом Пилатцев. Мир Истерт и выполоскан временем до дыр, Что даже «Фэйри» не поможет вымыть жир Оскалов. Пир Уже закончен и, насытившись собой, Переписали неудобную любовь На жалость.

Не унывай, когда дожди завершаются градом, Не унывай, когда четыре – это два не на два; Не унывай, я говорю, не унывай, буду гадом, Только ты, братец, пожалуйста, не унывай. И на вопрос, когда-то заданный самою обидой, Лучше молчи, а, может, просто поддакивай, Ну, и вообще, что не читал, ну, не читал Майна Рида, Тоже по этому поводу не унывай. Если мечты вдруг воплощаться ну, совсем не желают, Ты не мечтай и за копейки никому не давай. Это собака у соседа не кусает, а лает; На хер кусаться, если можно просто не унывать. Кто-нибудь, близко стоящий к тебе душа в душу, Наговорит очень умные до дури слова. Чтоб голова не болела, ты лучше не слушай, Ведь даже Пушкин поэтому не унывал. Если дорога трудна и везде перекрестки, Тянется узенькой тропкой тропинка едва, Не унывай, коли сам назюзюкался «в доску», Это лишь все потому, что ты не унывал. Голову режут вопросы устройства вселенной, Из головы вылетают поносом слова. Не унывай, во вселенной так все охуенно, Если однажды просто взять, да

На перепутье, То ли в процессе Время текло из нас. Может быть, Путин Высказал в прессе, Что скоро всем хана. Время атаки И отступленья, Время, когда весна – Просто период Совокупленья После бутылки вина. Время дало нам Новые дрязги Рваных колес, дорог С диким уклоном, С чертовым лязгом, Да через бурелом. Время лакало То, что имело Из ненародной лжи, Тысячи палок Чтобы по телу Вытерпел наш мужик. Через подвалы, Словно окопы, Мы зарывались в грязь, Голосовали «Пьяные в жопу» За половую связь. Время стирало Перегородки Между тобой и мной; В тех же подвалах Лопали водку, Переходя на дно. Все переходно; Это период Спада и только лишь. Если угодно, То точка надрыва – Сдохшая в доме мышь. Горе чужое нам По барабану, В общем-то, как и свое; Голая жопа В тех же экранах Что-то опять поет. Мы ж потихоньку Верили в чудо, Только вот не для всех И полагали То, что Иуда Первым придумал грех. Нас налепили Из пластилина, Вот мы его и жрем. Вылезут вилы, Выстрелят в спину – Даже не заорем. Вечные члены

Ты меня не остановишь Никогда и нипочем; Я верхом на рваном слове Полечу навстречу ветру. Похищать тебя не буду, Догорать тебе свечой; На любое наше чудо Существует право «вето». Медным всадником не стану, Ну, зачем мне пьедесталы. Нет ворот, но есть бараны, Нет огня, но есть огниво. Даже странно тебя видеть – Кем сегодня ты не стала; Ткни в любого, скажет – лидер, Но без общества нет «сливок». Плёвых дел тебе желаю, Одолеть тоску с печалью; На таких, поверь, не лают, Не насилуют в траншеях. Ты такая есть и будешь И сама себе начальник, Ну, а что ответят люди?! Так по шее им, по шее! В знойных безднах шоу-истин Ты не станешь разбираться И вперед, и «ныне присна»; Был поэт, и нет поэта И да здравствуют поэты Те, что могут и подраться, Наплевав на прутья клеток, За любую каплю света. Отпусти грехи, огрехи Ты – мой бог, моя икона; Мне плевать на голос Пьехи По сравнению с тобою. Я тебя не возвышаю; Ни к чему тебе корона. Ты и так не оплошаешь, Раз вступаешь в центр боя. Остаюсь один на ку

Какой прекрасный день, Какое утро! Как будто кто-то где-то умер Не здесь, Как будто кто-то где-то выжил, Но сдал Потом и падал, падла, ниже. Дедал Ему не родственник, наверно. Беда! А он летел, но… вниз. Прескверный Такой финал.

Наступило лето. Где-то хлыщут пиво. Тысячи счастливых Ищут неудач. На отшибе света Грохнулась комета. Может, просто это Падала звезда. Я смотрел на город; Голос рвался в воздух И летели звезды, Словно журавли. Пойманные воры Гнули прокурора. Охали просторы, Знать, кого т ебли. Птицы пели песню: Кар-кар-кар-кар-кар-кар! В старой кочегарке Резались в «козла». Все на прежнем месте, Лишь жених невесте Говорил по чести: «А любовь то зла…»

Можно исписать сотни километров строк, Можно рассказать все, что на душе жгет, Можно объяснить, только не пойдет впрок, Можно даже ждать, если кто-то тоже ждет, Можно заболеть вечностью босых ласк, Можно прояснить пропасть ту, которой нет, Можно даже все, коли уж пришла пора, Только не могу отличить от тьмы свет. Тысячи веков на Земле людской род Вогнутым мерилом мерил слов своих жизнь. Кое-кто измерил, даже сколько есть нот, Но не удалось смерить, сколько есть лжи. Лгать, не перелгать нам еще за веком век. По Земле среди истины стоячих вод Потекут меж нас лживых миллион рек, Так что и Христос вряд ли сыщет в них брод. В мареве болот правда воет, как волк. Знающий народ, - кто-то, - говорит, - сдох; Там уже полег, видно, не один полк, Там уже распят, видно, не один бог. Можно исписать сотни километров строк, Чувствуя душой зыбкую Земли дрожь. Можно сделать все, дайте только нам срок, Дайте только срок, мы обманем и ложь.