В его жизни было две женщины. Женщина-кошка и женщина-собака. И он любил их обеих. Очень любил. Одна - непредсказуемая, сексуальная и невыносимо ускользающая. Другая - надёжная, милая и безгранично преданная ему. Он любил их обеих. По-разному. Но одинаково сильно. Когда он смотрел на женщину-кошку, он наслаждался её неповторимой грацией, её томными манерами и веющей от неё атмосферой комфорта, уюта и чувственности. Она умела придавать любому месту, где находилась, изысканность, стиль и даже некоторую мистическую таинственность. Где бы она ни появлялась, она привлекала внимание, она завораживала, как языки пламени завораживали наших предков. Даже дети смотрели на неё широко открытыми удивлёнными глазами, как на прекрасную сказочную фею. Она всегда и везде была в центре внимания, с благосклонностью и непринуждённостью принимая поклонение и обожание. Она знала, что хороша и гордилась этим. И он гордился.

Мне кажется, что воздушные странники, облака поднебесные пышные, так похожи на нас земных грешников. У каждого образ неповторимый свой и жизнь у каждого своя, непохожая. Плывут облака по небу высокому, а люди по земле идут матушке. И до чего же похожи мы, не правда ли? Вот девчоночка пробежала, лёгкая, воздушная. Ножки в голубых джинсах стройные, словно над землёй летящие. Волосы длинные, блестящие, цвета золотистого, как корочка на пирогах домашних, парят за ней, развеваются. На раскрасневшемся юном личике улыбка, не кому-то лично, а просто так, от всего её сердца горячего. Бежит она беззаботная, весёлая, одним своим видом радующая. А, погляди на небо то! Вон и облако проплыло на неё похожее, такое же пушистое, чистое и душу бодрящее. Плывёт оно курчавое, небо своим видом украшающее. Не беды от него, не каверз каких нехороших ждать не приходится. Ну, чем тебе не девчоночка, что по земле бежит, молодая, шустрая? А теперь в другую сторону поглядим, осмотримся.

А помнишь, как ты держал меня на коленях? Я в ярком, нарядном, полосатеньком платьице карабкаюсь вверх по твоим ногам и с визгом съезжаю вниз, нещадно сминая твои отглаженные брюки. Ты подхватываешь меня на руки и подбрасываешь под самый потолок, хохочущую и невероятно счастливую маленькую девочку, так похожую на тебя. Сажаешь к себе на плечи и просишь не вцепляться с такой силой в твои волосы. Но я всё равно покрепче ухватываюсь за густые тёмные завитки одной рукой, другой обязательно пытаясь достать люстру. Всё своё детство я пыталась достать с твоих плеч до люстры, но так и не помню, чтоб достала. Но это было и не важно. Важно было, то, что ты рядом. Московский зоопарк. Мы гуляем, едим мороженое, что было строго запрещено мамой, кормим уток мягкими булками, и я совершенно не замечаю, что новые туфли жутко жмут. Потому, что я с тобой. Подходим к вольеру с верблюдом.

И попробуйте сейчас объяснить этому ребёнку, что есть справедливость. Удар! Худенький, чумазый мальчонка волком завыл, сжимая дрожащими пальцами ещё минуту назад крепко натянутый поводок. А теперь он, поводок, безжизненно повис, ставший таким же неподвижным, как и пёс, пристёгнутый к нему. На мокром от дождя асфальте съёжилась маленькая, хрупкая фигурка хозяина собаки. Замечательной, весёлой, огненно-рыжей, мохнатой собаки, с растрёпанной, волосатой, смешной мордой и задорно торчащими жёсткими усами, только что так увлечённо игравшей с ним. - Маааама! Ринда умерлааа! Совсем, совсем, совсем…. Пронзительный крик перерос в захлёбывающийся слезами шепот. Подъездная дверь глухо чавкнула, выпуская переполошённых детским криком, жильцов нижних этажей многоквартирного дома, во дворе которого, прямо напротив входа на детскую площадку, всё это и случилось. Мы все хорошо знали эту неутомимую парочку. Мальчик лет восьми и его четвероногий друг. Они постоянно играли в нашем дворе.

23.05.2008 Удивительное существо человек…непостижимое. Кажется, вот он предел терпению, предел всем возможностям, но нет, наступает новый день и человечишка достав неизвестно откуда ещё капельку мужества, ещё капельку терпения снова начинает бессмысленную, жестокую игру со смертью. Путём мучительной боли, неимоверных страданий и каждодневных, таких незаметных, для обычных людей маленьких побед над бытом, человек снова и снова выигрывает возможность ещё разок взглянуть на мир. На мир, которому уже давно наплевать на этого человека, на мир который принадлежит здоровым, удачливым и беззаботным людям. Людям, которые целыми толпами идут по улицам, разодетые, вечно спешащие или праздно прогуливающиеся, но безразличные к тем, кто выпал из обычной жизни, кто стал не таким, как они. Белые, в грязноватом налёте лампы больничного коридора мелькали над головой. Обшарпанная каталка подскакивала на многочисленных выбоинах, усиливая и так уже, казалось бы, нетерпимую, разрывающую тело боль.

Попала я как-то волею судьбы в больницу. Всё шло как обычно, как положено. Раз в два дня перевязка, три раза в день уколы, от которых моё мягкое место стало совсем не мягким, а каким-то бугристым, болезненным и расцвеченным во все цвета радуги. Опытная в таких делах процедурная медсестра, пришедшая делать очередной укол, посоветовала прикладывать на ночь на места уколов, свежие капустные листы. И так как возить каждый день по одному, двум листикам было достаточно проблематично, родные привезли мне целый кочан. Замечательный зелёный кочан свежей капусты, который я водрузила, за неимением лишнего места на тумбочке, на пустовавший подоконник, напротив кровати Анны Сергеевны.