«...Дождик каплет прямо в душу мне – проникновение извне…» Jah Division Петро Себла рассматривал старый двухэтажный дом, стоя в прилегающем саду, под самой высокой яблоней, прячась от весеннего дождя, и что-то записывал у себя в блокноте. Дом выглядел довольно обветшалым, и казалось, вот-вот его черепичная крыша рухнет, и стены сложатся его, как если бы дом был сделан из игральных карт. Перестав писать у себя в блокноте, Петро Себла пошел дальше по тропинке сквозь небольшой яблоневый сад, иногда проводя рукой по ветвям деревьев. Ему очень нравился запах весенних яблонь, запах вновь зарождающейся жизни, который так поднимал настроение, и навевал приятные воспоминания об этом доме. Петро Себла подошел к входной двери, и, убрав в карман блокнот, громко постучал кулаком по двери три раза. Из-за двери послышался какой-то шорох, еле слышное ворчание. Через несколько мгновений дверь с жутким скрипом отворилась, и из-за неё выглянула горбатая старушка.

- Господа! Угомонитесь! Стенания по боку, я Вам говорю. По боку! – яростно вопил Старец на весь зал, что было сил, и его крик, долго еще гулял среди стен зала. «По боку!» - гулко вторило ему эхо. Крик уже срывался на сиплый хрип, и вот-вот, казалось, старец и вовсе потеряет голос. Он сидел в гордом одиночестве в большой зале замка, за большим, круглым, дубовым столом. Стол был сервирован одним бокалом, в котором на дне красовалось порция выдохшегося коньяка, пустая тарелка с золотой каймой, серебряной вилкой, а также посреди стола стоял подсвечник, в котором тускло догорали две свечи (третья погасла несколько часов назад). В прочем, в том, что коньяк выдохся нет ничего удивительного – шли третьи сутки, как им наполнили пыльный бокал. Старец сидел, закутавшись в шелковый халат, и смотрел в центр дубового стола.

Теперь я вспоминаю тот день с содроганием в сердце. Тогда, зайдя в гости к М. (хочу заметить, что по его настоянию) он мне показал мою куклу-Вуду, как он её прозвал, которая хранится теперь у меня в тайнике. Не как талисман, а скорее как кусок моей души. Мерзкий кусок, который просто страшно уничтожить. К которому, страшно даже притронутся. Даже одним пальцем. Это был сгусток моих волос, обвязанных вокруг проволоки представляющую собой фигуру гомосапиенса. Волос с моих интимных мест. Он тщательно и долго их собирал, как он мне поведал в тот день. На протяжении долгого периода. Он говорит, что выковыривал их из своего рта, после сеанса «вымывания» моей пизды языком. В то время я была молодой и не смышленой, и даже не делала себе никакую интимную стрижку, и уж тем более даже не думала перейти на гладко выбритый лобок. Зачем она тебе? – спрашиваю. Что бы ты была в моей власти. Что бы ты была моей всегда, даже если мы вдруг надумаем умереть. Я и так твоя. Всецело.