Молчать о страсти и любви? Что ты спрятал - то потеряно (восточная мудрость) Ты просил не писать о нахлынувшей страсти опять. О постели измятой, о том, что там осень творила. Я с тобой согласилась, мой ангел, не стала писать, Но она разозлилась на нас.

Желтые цветы.

№№№№№№№№ И вновь убивает поэтов редакторов буйных возня. И пошленькой песни куплеты, их словно Пилаты казнят. Собратья вопили: - Распните, он слишком умен и красив. И снова в эфире убили, о страшном злодействе забыв. Поэтов веселая осень погасит легко, как костры, И в Пекло мы души уносим, чтоб спать и блажить до поры. И там, где прозаики хмуры, зато деловито-милы, Оставят поэтов Амуры и Музы до лучшей поры. Им только их сборники снятся, их только порой поминают. И снова созвездья искрятся, и кто-то и с кем-то играет. И там, где гламур и тусовка, владевшие миром, ликуют, Поэт, как увядшая роза, и вроде еще существует, Да только каких-то иллюзий не помнит, не видит, знает, И мимо спешащие люди, куда-то туда улетают, Где нет им, отчаянным, места, где все лишь для прозы годится. Поэтов бросают невесты, а жены посмели влюбиться. И кто их за это осудит, и сами поэты повинны. И вот уже пенистый кубок, и горести хлынут лавиной. И будут в запале артисты играть их отчаянье снова. Бестрепетны

№№№№№№№№ Пытаюсь от снов убежать, а они не пускают. Прабабушки снова спешат на балы и свиданья. Рыдает одна, а другая бессильно вздыхает, А третья хохочет и машет мне вслед на прощанье. - Умаялась, детка,- твердит мне четвертая снова. Она на балах не кружилась любила прохладу, И старые липы, и книги лишь графа Толстого. И где-то теряется в тихой сиянии сада. Откуда все это, ко мне они снова влетают Прекрасные тени и спорят, и ищут ответа, Романсы поют и стихи в полнолунье читают. Мои дорогие, блестящие, словно кометы. Но век 21 грохочет - салюты и взрывы. От тех их времен и дуэлей лишь облако тает. - Скажи, отчего, не умеешь казаться счастливой? - Скажи, ну кого тебе в мире лихом не хватает. Старинное зеркало манит в просторы иллюзий. Я слышу их речи и вижу немые улыбки. Какие веселые, легкие, добрые люди. И что им победы, провалы, балы и ошибки. Они наслаждались, они унывать не хотели. Влюблялись победно, порхали по миру, скользя, И странная музыка грусти, там птицы летели, Наряды

И потом явился кот Баюн. Он отправил меня в умирающий лес, как злая мачеха когда-то отправляла бедную девицу за подснежниками. - Я не хочу, мне холодно. - Иди. - Я не могу, мне страшно. - Ступай. - Я заблужусь и не вернусь назад. - Я буду с тобой. - Но что я должна найти там в такой час. - Ты слишком много говоришь, сама все увидишь. Если назвалась Сказочницей, то не смей роптать. И я пошла туда, не в силах больше ему противиться. И вспомнив про отважную Алису, которая смело шагала в Зазеркалье и Страну чудес, мне стало немного стыдно и оптимизму прибавилось. Что произошло дальше, когда мы вышли на воздух из душного подъезда, я не помню, только листья кружились и звезды мерцали, и даже луна покачивалась над головой. Но это был уже не город, а заповедный лес, да и чему удивляться?

Мы мирные ведьмы. Песенка Ажбеты. Ажбета - Эльжбета - имя моей прабабушки. Она умерла, через пару лет после того, когда я появилась на свет. Она была чудным созданием. Она подарила мне сказки заповедного леса со всеми его духами и душами и помогала писать, я это все время ощущала - какой щедрый дар! Когда книга была почти закончена, и я рыдала, потому что не хотела с ней расставаться, то произошла удивительная вещь. И вдруг во сне я услышала песенку, которую она напевала. И тогда мне показалось, что она одобряет все, что было написано, а большего и не надо, ангел мой. Слова ее наполовину забылись, для сказок пришлось дописать кое-что, не обошлось и без Маргариты, конечно. И снова мой соавтор не возражал. Но лично мне она очень дорога, и что самое удивительное, и грустное, она странно актуальна и нынче, а ведь21 век за окно вроде. Мы вольные ведьмы, нам власти не надо, Берите ее вы опять. Но только потом, под дождем камнепада Не хнычьте, не смейте роптать. Мы вольные ведьмы.

И король, и Тристан, и Изольда.. Тени снов моих печальных. И ждет Изольда в пустоте Тристана, Страшно видеть, как она страдает. И на дорогу смотрит неустанно. И лишь луна об этой тайне знает. Но слез не явит миру королева. Они о том, вовеки не узнают. И только снег сегодня белый -белый, К нему дорогу снова заметает. А в зеркале какие-то стихии. А в зеркале том знаки проступают. Чужие кони эту грязь месили. Чужие люди снова возникают. Зачем они, чего они хотели. Она не слышит голосов и снова Все видит профиль где-то там, в метели. И никого не нужно ей другого. Король суров, он знает эти взоры, И сам когда-то покорен был ею. Но не услышит ярости укоры, Он ничего не скажет королеве. Он на охоту снова улетает, И конь ретивый, нет, не конь, а птица, Но почему так яростно стреляет? И что ему в такую ночь приснится? Король, король, ты слишком горд, я знаю. Но отпустить ее и ты не в силах. А как она влюбленная страдает. И только птицей черной проносилась Дурная весть, над полем этим снова,

Лунный вальс. Триумф поражения. Когда лениво солнце выползало И землю освещало так, слегка. Она еще рыдала и играла. И вальсы улетали к облакам. И не было в уютном старом доме Уже его.

По лунной дорожке осеннего сада Мой кот уходил в эту полночь куда-то. О, эта надежда, о эта отрада- Дарил вдохновенье посланник крылатый, И было и грустно немного и больно, Что кануло в Лету веселое лето, По лунной дорожке шагнула невольно. И все говорила с тобой до рассвета, О том, как внезапно зима наступила, И тени метались устало по кругу, О том, как легко эти выси любила, В любовнике видела верного друга. И все, что могло в эти ночи случиться, Проносится мимо, и ладно, довольно, Но кто там, мой кот или легкая птица, Печальная осень, и глупо, и больно Признаться, что снова с тобой проиграли. Такие не терпят, увы, пораженья, И где-то в тревоге и где-то в печали Амур свои стрелы достал, но мишенью Не мы, вероятно, становимся ныне, Среди листопада мелькнул Азазелло, И что остается? Мираж и пустыня. И страшно уже от Пилатова гнева. И что остается?

Бабье лето, родной, бабье лето.... Бабье лето уже на пороге, в хороводе душа веселится, И Ярила то страстный, то строгий, снова смотрит в веселые лица. Отгуляем еще, оттанцуем, и уйдем в эту ночь и с любимым, Предаваться утехам мы будем, песня Леля проносится мимо. Что нам грусть , если снова отрада, если снова объятья и стоны, О, не надо, не надо, не надо, не противься шальным и влюбленным. Бабье лето поет и танцует, тихий дождь, золотистые листья, И никто упрекать нас не будет. И печали кружат, словно птицы. Мы потом их прогоним в пучину, а пока в этом зареве алом Обнимаю с улыбкой мужчину, даже ночи мне мало, и стала Эта страсть, как земная стихия, эта осень с ее откровеньем. Русь очнется, не ставши Россией, обниму, соловьиное пенье То ли слышится, то ли тревожит эта память меня до рассвета. И никто разлучить нас не сможет.

Отчего мне приснилась весна в эту осень. Я опять влюблена и печалюсь не очень. И Кащея на танец опять приглашаю. Улыбнется старик, в эту даль увлекая. Как он счастлив кружиться в пылу листопада. Эта дивная осень - любовь и отрада. И русалка почти засыпает, немея. Только в Пекло шагнуть я за ними не смею. Эту зиму метельную жду и не знаю. Как внезапно любовь - эта нежность земная, Перепутала все и в душе и в природе. Но приходит весна, в эту осень приходит. Он подарит мне ворох листвы золотистой. Как мне весело в вальсе забытом кружиться. Он подбросит до неба, и снова поймает. Пусть не Велес, Кощей лишь меня обнимает. Пусть ревнует опять, тот, не знавший отказа. Вдохновенный старик не ошибся не разу, Удивлен и смущен он - пора золотая, Этот такт и восторг, и я с ним улетаю. И в печали деревья нам машут ветвями, -Что случилось, скажи,- кружит Велес над нами. О, оставь, никогда я не буду покорной. Я хочу быть любимой, я хочу быть упорной. Только в этой надменной усмешке тревога. Белый

Золотистое танго в порыве тоски. Осень У Стрибога много дела, надо листья все сорвать, Как бы снова мне хотелось танго с ним потанцевать, Чтоб завидовал Ярила, этой страсти увяданья, Как бы мы ушли красиво, улыбаясь на прощанье. Только он еще метался между небом и землею, Только он еще казался то кометой, то змеею. И какие-то узоры звездный плащ его скрывает. У Стрибога много дела, он теперь повелевает Листопадами, дождями, в этом месиве тумана, Танго где-то меж мирами, слишком поздно или рано. И забытый в час заката, и летящий в миг удачи, В чем я нынче виновата, как ребенок, ветер плачет. И ковер из листьев стелет, и на миг ко мне вернется, Мы не этого хотели, и Даждьбог еще смеется. Зайчик солнечный , скользивший по руке моей куда-то, Прямо в Пекло угодивший, и за лето вдруг расплата Наступает, в час прощанья Танго с кем я танцевала? У Стрибога много дела.

Лунная соната в эпоху листопада, Все зовет куда-то музыки волна. Ухожу по листьям- грусть или отрада, Надо мной нависла томная луна. Что там нынче снится мальчику, не знаю. Только он в эфире все грустит опять. И Ди-джей влюбленный к милости взывает Кто-то будет снова танго танцевать. Эта страсть и нежность в листопаде тает, В клубе странно шумно, звезды, голоса, Только в лунном вальсе снова улетает В поднебесье серое крылатая душа. И тепла обрывки - нам их не хватает, И стихов забвение, трудно их понять, Бесы веселились. Ангелы взлетают. Золото и бронза, тает свет опять. Звездная соната, что это такое? Кто ее постигнет, и кому она В городе осеннем, не дает покоя. Женщина прекрасна, дева влюблена. Осень надвигается и манит куда-то, Будут дни печальные странно холодны. Что еще останется?

8 сентября- день рождения Натальи Николаевны Гончаровой В этот день родилась его Муза, И душа в листопаде кружилась. И судьба подарила ей Мужа, Да такого, что нам и не снилось. Только пряхи во мраке вздыхали. О Наталье грустя Гончаровой, И исполнены светлой печали, Улыбались богини ей снова. Кот Баюн свои сказки и песни Подарил, возле ножек во мраке Завалился, и осенью тесно От стихов и поэм его, драме Суждено еще только родиться. А пока она так вдохновенна, Тихо смотрит в усталые лица, И все слышит Татьяну, мгновенно Дождь закончился, темной аллеей, Вновь спешит в тишине на свиданье, Ни о чем, ни о чем не жалеет. Улыбнется судьбе на прощанье, В Книге вечной отмечена странно, На челе ее Лады проклятье, Но прекрасна была и желанна Та Елена, и осень в объятья Заключила ее, и мгновенно Мир осенний казался прекрасным. И в веках остается Елена Так печальна, легка и безгласна. Пусть осудят ее, в суматохе, Снова вороны странно кричали. Мир к Елене глухой и жестокий Был наполнен порывом печал

И вот тогда на берег Иртыша придет он из столичной суматохи. И где-то там, во мгле, едва дыша, найду его, красивый и высокий, Как древний князь из призрачных былин, он будет рядом- это точно знаю. Доживший до полетов и седин. Холодный дождь, и мы идем по краю. На набережной тихая возня, нас не коснется в этот час заката. Но почему так смотрит на меня, и для чего влечет меня куда-то. Да я просила небеса послать того, кто может вырвать из унынья, Но то, что вдруг придет прекрасный князь, не думала, и вот теперь в порыве Стрибог хохочет, странно ал закат, и где-то там, где взлеты и глубины, Любимый мой уже не виноват, что он оставлен, навсегда покинут. НО если к нам являются князья, вне времени, пространство презирая, То больше с кем-то быть уже нельзя.

Юная бабушка, кто вы? М. Цветаева. И незнакомки дивные черты, Еще хранило тайну полотно. И был художник снова у черты, За нею страсть познает все равно. Но какова она в рассветный час. О чем ему так трепетно сказала И ускользнула навсегда от нас, И ничего о прошлом не узнала. А что в грядущем, ясно , дела нет До тех стихов, летящих в эти дали. Но будут с ней художник и поэт. Так почему опять она в печали. Что снится ей?

О, эта праздная небрежность, когда краса так дивно манит, И что нам остается? Нежность. И пусть иллюзия обманет. Мы в том театре, как актеры, готовы снова раствориться. Печаль, она проходит скоро. И очень страшно воплотиться. О львицы дивные, вы снова небрежно смотрите на мир. И больше нет пути иного, как только распрощаться с ним, Когда прекрасная эпоха, растает, словно этот сон. Останется лишь профиль Блока, потом исчезнет даже он. В театре, где мы все играли себя, а может быть иных Созданий, дивные печали хранили этот старый миф. И мир, в его великолепье был так далек от этих грез. И вы проснулись на рассвете. И ветер вдруг духи унес. И в старом парке встреча снова так неожиданно мила. И мира больше нет иного, чем тот, который обрела Твоя душа в театре этом, в плену у света и тоски Звучали дивные сонеты, и пелись светлые стихи. Ваш век серебряным назвали. И в блеске тихом и тоске, Звучали дивные печали.

Одиночество в сети или реале? Как важно знать, что в мире грез и снов Рождаются высокие творенья. И вырываясь из черновиков, Живут во мгле уже стихотворенья. И славя одиночество сети, И эту связь, которая мгновенна, Послание уже к тебе летит. И с нами и планета и Вселенная. О, это одиночества костра, В котором снова рукопись сгорела. А здесь тебя я чувствую с утра. И говорю, но что сказать хотела. И вижу эти синие глаза, И то пространство призрачного дома. И кажется, что это навсегда... И все еще сегодня незнакомо, Но так прекрасно, души в тишине Приветствуют беспечные друг друга, А это кто, врывается ко мне? И музыкой заполнилась округа. И в облаке несбывшихся миров Уже живут грядущие романы. О, эта сеть из символов и слов И откровенья, и ее обманы. Нам это все знакомо в этот час, И что реальность и ее условность. Я с Пушкиным беседую сейчас. И время - это данность или новость, Которая меня коснется вдруг, Потребует реакции, участья. И только в мире, где полно разлук, Сеть снова дари

Я на рассвете в комнату твою В потоках ветра снова проникаю. И понимаю, как тебя люблю, И бабочкой душа моя порхает. Она теперь легка и весела, Ее уже не губит притяженье. Ну здравствуй, милый, я опять пришла. И этих встреч прекрасные мгновенья В стихах моих останутся и снах. Их никому не уничтожить, знаю. И будет эта вечная весна, И в Ирии тебя я охраняю От зла и Пекла всех земных страстей, И никакая горечь и потеря Тебя не тронет, милый мой, теперь Смотри, там бабочки опять взлетели И закружились в сумраках времен, Они - посланцы призрачного рая, И пусть тебе такой приснится сон, Что счастье не покинет, улетая Я унесу все зло с собой опять, Я не позволю больше сомневаться. Там бабочки веселые летят, И слышатся опять порывы вальса. И что есть рай - та легкость и цветы, Когда чарует их благоуханье. И где-то там, в бессилье высоты, Ты видишь мир, и машет на прощанье Тебе она, и в облаке страстей Ты улыбнешься, счастье принимая, Я на рассвете в комнате твоей Тебя опять беспечно обнимаю.

Ночь пронеслась, как Саломея, над миром в танце и тоске. И большего просить не смея, уже теряюсь вдалеке. И в этой музыке и смехе чужих такая скрыта спесь, Что, улетев с порывом ветра, душа вопит: - Зачем ты здесь. Любовь такою не бывает, ведь это только сон и страсть. Когда эротика и зависть еще свою имеет власть. И в этой музыке и неге душа томится и молчит. Жизнь пронеслась, как Саломея, и стало горько от обид. Она потребует за танец не тела , друг мой, а души. И что тогда тебе останется?