№№№№№№№№ И вновь убивает поэтов редакторов буйных возня. И пошленькой песни куплеты, их словно Пилаты казнят. Собратья вопили: - Распните, он слишком умен и красив. И снова в эфире убили, о страшном злодействе забыв. Поэтов веселая осень погасит легко, как костры, И в Пекло мы души уносим, чтоб спать и блажить до поры. И там, где прозаики хмуры, зато деловито-милы, Оставят поэтов Амуры и Музы до лучшей поры. Им только их сборники снятся, их только порой поминают. И снова созвездья искрятся, и кто-то и с кем-то играет. И там, где гламур и тусовка, владевшие миром, ликуют, Поэт, как увядшая роза, и вроде еще существует, Да только каких-то иллюзий не помнит, не видит, знает, И мимо спешащие люди, куда-то туда улетают, Где нет им, отчаянным, места, где все лишь для прозы годится. Поэтов бросают невесты, а жены посмели влюбиться. И кто их за это осудит, и сами поэты повинны. И вот уже пенистый кубок, и горести хлынут лавиной. И будут в запале артисты играть их отчаянье снова. Бестрепетный призрак неистов, и вроде чарует там слово. Но мертвых очей поволока, но жесты такие, что страшно, И снова взлетевший высоко отвергнет он бой рукопашный, Не выдержит он лицедейства и скроется где-то в тумане. И эта фальшивая пьеса поклонников снова обманет. И только в пылу вдохновенья напишет еще на прощанье Бессмертное стихотворенье, и выполнит он обещанье. И кубок последний сжимая, вина не допьет, не простится. И где-то во мгле замирает крик кем-то расстрелянной птицы. А осень его похоронит, и словно героя полюбят. Напишут, припомнят, прославят, и больше уже не осудят. И только в печали и неге скорбит его дивная муза, Она навсегда потеряла Любовника, Брата и Мужа.