Как пролагает город пути свои по моим яблоням: "Ты слышишь удары? Взгляни же: ты старый! Часы бьют. Ты видишь? Ты древний! Сор-мусор деревья всё сыплют!" --- Осматривают всё чаще души моей разлом, стихами сочащийся; выносят вердикт: не вписывается в нормальное распределение, следовательно, не годится ни на что. --- Значит, идти мне вон, слушая гимны волн. Если непросто — ниц, надобно с мОста — вниз.

Ступнями щупай дно, молчи да слушай прибой: ослизлых валунов касаюсь бледной щекой. А ночь сплетает жуть, и я - лишь чей-то двойник. Ты слышишь? Грозы жгут иссохший жёлтый тростник. Я в воду облекусь, пока не видно ни зги. Живи на берегу у самой кромки тоски.

Заново? Значит, заново, если не про глаза его песенка вылилась. Рада... Но морось застила, - знаю: уедешь засветло и - с корнем жимолость! Не углядишь за ставнями комнат моих, заставленных свечами белыми. И, друг от друга спрятаны, мы расплывёмся пятнами на ткани времени.

Лёт осени вдоль просеки. Летят листья по следам лисьим. Да шалая душа моя: не до грусти, пусть летят гуси! Мне – травнице, забавнице – тебе верить и лететь в вереск.

Аконит (ядовит!) да водосбор - в костёр, дабы туман бел был. ЧтО мне шум! Присушу: гляди, луна полна! Нега твоя. Небыль. Ты - вода, да вон та коловерть - на смерть. И - не про нас небо.

Слова - что чётки. Слёзы - что бисер. А паучок-то не носит писем! Да не даёт проснуться холод Поры Настурций. Поизносилась память. Прогнила. Налейся силой, белая глина, - грусть моя! Шарик в пальцах: песенка, вылепляйся!

Не спрашивай, милый, — молю: не спрашивай! — не больно ли Лиените да не страшно ли, да страстно ли Лиените любит. Глупенький, зажали четыре стены в углу меня. На гальке медузы — за бортом августа. Твой поезд не знает дороги в Саулкрасты. На дюнах-ступенях дымятся тени, и льнёт к липушке призрак моей гортензии.

Осторожно взбираюсь на пики рентгенограмм, отвлекаясь на шум и гам во дворе, где копытень растёт, — заглянуть бы в смуглое личико растенья, присев на корточки! Но я разливаю растворы по колбочкам. А видел ли ты цветок коричневый, трёхлепестковый, — у самых корней? Глупые вопросы мои, умные мои цифры, на руках цыпки — перчаток резиновых нет. Не до прогулок нынче нам: неделя дождём разлинована. С утра ничего нового: оболочина черным-черна — надевай неяркое да немаркое, что твой копытень. …Покорённые мною пики помечаю маркером.

Декабрь, мятущийся под сизыми тучами, горящий в лучах фонарей и фар, пропахший еловою хвоей и мандаринами, - твоими недавними именинами. Нас - двое. Апрель. Всё заросло, но задним седьмым числом я возвращаюсь, как ты велел. Пускай сбивается ритм и мне будет больно, но только не умри! Август отдаёт флоксами. А ты не в фокусе. На росинки радость разменял предосенний мир. Не помнить могу ли? На месте костров - угли букв моего vers libre.

Обрываю плодики бересклета - подержать осенний закат в ладони. Не сентябрь поют желоба да донья, а беспечно-солнечный берег лета. Никуда меня так и не увёз ты. От беды меня до сих пор не спас ты. И пророчат горести да напасти золотые астры - земные звёзды. Постучусь в ворота - не спросишь, ктО там; отворишь, обрадуешься, - а дальше?.. ...Твой седьмой апрель на асфальте в Талси обрисует мелом мой лёгкий контур.

Весна невозможно лютая: с позёмкою да порошею. Взгляни на меня, хороший мой! Закрою глаза, - люблю тебя! - Закрою глаза, - веди меня по лесенке льдистой за руку в страну с воздушными замками и песнями лебедиными! И крыльями голубиными... Закрою глаза, - люби меня!

Раз имя разъела ржа, собью-ка замок с перил мОста. Не беспокойся о том, что не удержал, - о том, что приговорил: в воду концы и кольца!

Люди, ведь вы видите, - я из стекла выдута! Я истекла. Рано ли? После меня - радуги звуков моих. Слов моих, что не умрут, сломлены.

Мать палила ветки вереса да окуривала комнаты. Что же Андриса - Антэроса - не отвадила от дома ты? Обвивали кольца змиевы руки матушкины тонкие... Проходите, люди, мимо вы со своими кривотолками! Водворяют флаги дворники, песней плавною пленяемы. Эти ноты - мать, довольна ты? - угли папиного пламени.

Мама Мама - Настасья, чтоб родилась я, горе вываривала, беду выпаривала, ткала из дыма меня; имя дала: Лиените, Лиене Ацтиня. Отчим Растапливал наст, растаптывал наст, под коим цвёл, что мокричник в стужу. Равно не приемля обеих нас, роптал: вне - ветер, внутри - удушье; не нужно песен, подай покушать! Папа Линия до мамы и до Лиене линия. Морщился от имени: стерпит ли бумага? Лучше провести бы по водице - вилами. Что тебе до имени? Али не красиво? Лиене Целовала в губы: отвести беду бы! - Мало силы. Одевалась ленью: любо ли вам, Лиене, быть немилой? --- Ритм не сбоит, поскольку "ие" в имени "Лиене" есть не что иное как дифтонг, произносящийся как нечто среднее между "иЕ" и "ье".

Не по себе спать одному в доме, промёрзшем доме: ноет в трубе, кутаясь в муть, доля моя... недоля... Жизнь моя - крик ворона сквозь ветер, ноябрьский ветер! Только смотри, смертушка, брось двери крестами метить!

Тот ли город снился мне? В стёклах солнце гаснет. Горестная истина: хорошо, где нас нет. В старом доме эхо мне крикнуло злорадно: "Для чего приехала? Поезжай обратно! Зря морочишь голову: это всё пустое!" А под крышей голуби не воркуют - стонут.

Вчера была гроза. Сегодня — теплый ливень! Он — ласковый, смешливый! — размоет путь назад. Шагаю налегке: что дома делать, если дожди идут в подъезде сквозь щели в потолке? Кто плесень накопил — хранится в рамке хлипкой... Я вытянусь былинкой в проснувшейся степи. Держа росу в горсти, в июле-ветродуе на землю упаду я, чтоб в марте — прорасти.

Хоть окошко моё зашторено, смотрит в щёлочку осень, чтоб её! "Хорошо ли вам? Хорошо ли вам?" - шепчет нам листопадным шорохом. Одного, любезный, не знаешь ты: я с тобою до первой замяти. Но, покуда цветёт безвременник, - обогрей меня, обогрей меня!

Не всё, что наболело, смылось за этот август, который навевает сырость, сентиментальность. Вам было "право, очень жаль, но..." Но лишь для виду. Моя Вселенная банально погибла, ибо вы были для неё одной из констант: ни больше, ни меньше. И бесплоден поиск замены. Боль же, не думая меня покинуть, с вопросом "где же?.." обходит по ночам руины святого Прежде. --- [em]Как я пишу, так вы прочтите, - нежданно вспомнив, что адресат и отправитель равно фантомны, что каждый вычеркнут и вычтен, но отчего-то суёт нам память по привычке всё то же фото, где мы горим, искря и плавясь, в апрельской сини, - разрозненная пара: Андрис: Анастасия.[/em]