Ночь. Духота. Августовская жара. Страна не спит. Не сплю и я. Я взмок до пота. И мысль куда-то потекла: Ей полетать охота. А ну, вернись в болото! Вот так лежу, Не смежив глаз, Уже не час. Так режет сон Тупой алмаз, Выдавливая воспоминания из нас. И вспомнил я, В который раз, Но это был другой рассказ. Там было всё жестоко. Плету из слов я кружева, К савану тянется рука Прикрыть товарища тогда, Закрывшего меня от пулемета. Начну рассказ. Я только пододвинул к себе тарелку с биточками, как два длинных, занудных звонка отвлекли меня от такой приятной процедуры, как заслуженный обед. Так звонить может или нахал, но учитывая мою должность в этой воинской части, навряд ли, или посыльный. Что, собственно, тоже не лучший вариант. Посыльный. - Товарищ старший лейтенант, товарищ капитан прислал меня к вам передать, что комбриг сказал вам прибыть к нему сразу после обеда. - Так я после обеда все равно пришел бы.

(история, написанная лёжа на больничной койке, сразу после перевода в общую палату из отделения реанимации) Макс и Андрюха были неразлучные друзья еще со школы. Они были не просто одногодки, но и одноклассники. Им не повезло, так как их год окончания одиннадцатого класса , был последним, когда экзамены в школе сдавали на общих основаниях, то есть в своей школе . ЕГЭ в их городе ввели только на следующий год. Матерью Макса была медсестра, которая работала в местной поликлинике и, видя, сколько приносят “приношений” ее врачихе, она настояла, чтобы ее родной и единственный сын Максимушка поехал поступать в мединститут. Благо областной город был всего в ста пятидесяти верстах от их села. Вместе с Максимом поехал и Андрюха. Иначе и быть не могло. Приехали. Почти все для того, чтобы поступить в институт, они сдали успешно, то есть кровь из пальца и мочу в стеклянной баночке, а вот на первом же экзамене их нагло и вероломно завалили.

Я постучал в дверь своего командира – командира десантной бригады и, спросив разрешения, вошел в кабинет. В кабинете мне приходилось бывать неоднократно: совещания, взбучки, нагоняи, благодарности. То есть стандартные отношения: командир – подчиненный. Окинул взглядом присутствующих: начальник штаба бригады, начальник особого отдела и двое гражданских, но, судя по выправке и короткой стрижке, - офицеры. Выбора не было: четко, строевым шагом отчеканил пять шагов в сторону начальника штаба и доложил: - Товарищ подполковник, старший лейтенант Щетинин прибыл по вашему приказанию. - Алексей Щетинин.- спокойно и буднично произнес один из гражданских. - Так точно.- ответил я, не поворачиваясь. А самому вспомнились кадры кинофильма “Офицеры“, где шпингалет – суворовец докладывает генералу, он же артист Лановой, о своем прибытии.

Он не служил в этой части почти два года. Да нет, пожалуй, лучше сказать - чуть больше двух лет. Правильно, чуть больше двух лет назад он перевелся в другую часть за ‘’подполковником’’, где вскоре его и получил.В этой старой,прежней войсковой части он к тому времени уже как полгода перехаживал свое звание, но подходящей подполковничьей должности не освобождалось. Когда в новой части только забрезжила возможность поехать в командировку в эти края, он приложил максимум энергии и находчивости, чтобы убедить начальство в целесообразности такой поездки и, что с этим лучше всех справится, естественно, только он. Теперь он сидел в кабинете своего бывшего командира полка, где неоднократно получал взбучки и нагоняи от него же. Они достаточно дружески встретились и даже обнялись. Командир, при всей его строгости и принципиальности, был человеком справедливым и компанейским.

“ - Я частенько думаю, а что ж такого произошло в тот день? - Да ничего. По крайней мере для нас с тобой. - Что ты все суетишься? - Ничего. Просто у меня какое–то ощущение…. Ощущение предчувствия, предчувствия перемен.” ( “ Жизнь и бытие”, ч. 3, из эпилога ) 28 июня 1987 года. В то время я служил в небольшом и не очень грязном дальневосточном городишке под названием Уссурийск. Само название города вызывало во мне ассоциацию с “ Дерсу Узала “ Арсеньева и, возможно, это способствовало тому, что за два года службы я стал считать его родным. Мне крупно повезло: хороший городок, отличный командир (командир дивизии ), отличный непосредственный шеф. Но не все вечно под луной – да простит мне автор этих слов мой плагиат. В этот день меня вызвал к себе в кабинет командир.

Опоссум. Не животное. Просто так на душу легло. Просто какая-то ассоциация. Людям по жизни часто бывает одиноко. Поэтому им тоскливо, грустно или, выражаясь по – русски, хреново. И поэтому они часто берут себе домашних животных. Так, как игрушку. Чтобы ею украсить свою хренотень. И при этом они или не знают, или забывают, или не думают о том, что мы “в ответе за тех, кого приручаем“. Человек уходит и, возвращаясь домой, приносит, как правило, маленький жалобно скулящий живой комочек. Первую неделю он с ним играется, кормит, балует. Потом ему надоедает и это. Так бывает. И от этого никуда не денешься. Когда он возвращается домой, к нему, как обычно, бежит, вертя хвостиком-пропеллером, щенок. Он радостно нетерпеливо скулит, громко по-щенячьи лает. Он рад возвращению хозяина, которого наивно считает другом. Но хозяин что-то ворчит недовольным тоном и отшвыривает кутёнка ногой. Просто в сторону.

Пародия-ремикс (придумай продолжение) Несколько дней из жизни дона Хуана Родригеса Педро, благородного кабальеро. Как пишут классики: внезапно (вдруг) раздался ужасный, парализующий волю рёв. В страхе всё замерло. Затих ветер. Замолкли галдящие, каркающие птицы в ближайшем лесу. Пять минут оцепенения. - Что это было?- спросил сержант Диего. - Что бы это ни было, но нам лучше отсюда убраться. И чем скорее, тем лучше. В нашем деле – главное вовремя смыться. – ответил командир отряда – высокий, стройный симпатичный молодой человек лет двадцати пяти – тридцати. Он же капитан дон Хуан Родригес Педро. Собственно доном, как и Хуаном, Родригес Педро стал несколько лет назад, лёжа на трухлявой соломе сеновала при корчме. Он лежал, мучаясь с похмелья. Держась руками за раскалывающуюся больную голову, он думал о том, что хорошо богатеям – им по утрам слуга приносит в постель пинту пива, дабы опохмелиться, или чарку чего-нибудь покрепче. На худой конец – рассолу. Хорошо быть доном.

1907 год. Сибирь. Губернский город. Дом губернатора, где на втором этаже живет губернатор со своим семейством, а на первом этаже в данный момент губернатор собственной персоной заслушивает доклад о положении дел за прошедшую седмицу. - Ваше превосходительство, из срочного я доложил Вам все. Но в заключении, хотел бы предложить ознакомиться с прелюбопытными объяснениями городничего, представленные им по требованию господина судьи. Вот, извольте. Извините, Ваше превосходительство, уж больно подчерк у него корявый, поэтому, с Вашего позволения, я коротко поясню суть данного рапорта. Появился на нашем базаре довольно странный азиат. Высокий худощавый. Носит восточную одежду. Так вот-с, начал этот господин народ мутить тем, что говорил якобы не пройдет и года, а, более точнее, то летом следующего одна тысяча девятьсот восьмого года, нашей земле, но не только, как земле нашего императора-батюшки, а земле вообще, и всем людям, грозит смертельная опасность.