Нелегок труд шахтеров, план дающих В глубинах недр, где пыль есть и вода. Видал ли кто, чтоб был шахтер непьющим? Что некурящих – много. Это – да! И – `чёток шаг бригад, к стволу идущих, Где клеть их ждет родимая всегда. Мне не встречалось горняков непьющих. А в меру пьющих – много. Это – да! Спросите жен, мужей с работы ждущих, И не соврут подруги никогда, Что выходили замуж все – за пьющих. Где, с кем и сколько знают. Это – да! Узнайте у девчат, гулять идущих, Удобны где свидания всегда? Там, где шахтер стоит, совсем непьющий. Не пьет совсем? И вам ответят: – Да! Он – монумент погибшим и живущим, Горняцкой славы – символ, на года`! Он – самый трезвый, из когорты пьющих. Мы на него равняемся всегда. В любых поселках, среди роз цветущих, И в городах шахтерских, без труда Найдешь его. Стоит «Шахтёр Непьющий» – Почетный символ ратного труда.

Проходят годы, затянулись раны, Вискам, добавив больше седины. Суровый взгляд. Собрались ветераны Недавней, окровавленной войны. Припев: Склонимся перед памятью погибших, Помолимся за здравие живых. И, до краев себе стакан наливши, Помянем всех братишек фронтовых. А, закусив горбушкой черной хлеба, Слезу смахнув солёную рукой, Им пожелаем ждать нас всех на Небе, Найти там Царство Божье и покой. Во снах мы вновь в составе N-ной роты, Вновь – высота, противник тут и там. И стыд, когда друзей своих «двухсотых» Развозим матерям мы по домам. И каждой встречей бередим мы раны, Как в киноленте, вспомнив каждый бой. Встречаются - Афгана ветераны. Пьют за живых и мертвым в упокой.

Мы с тобой – почти, как братья, Будем вежливы, любя, Ведь у каждого – характер, Кровь кипит внутри, как кратер, Каждый мерит «под себя». Позабудем все обиды, Кто, о чём, кому сказал, Сбросим сплетен пирамиду И раздавим, словно гниду, Заглянув «глаза в глаза». Сядь, пожалуйста, поближе, Разговор наш непростой, Разберёмся, кто обижен, Оскорблён, и чем унижен, И… пропустим грамм по сто. И в спокойном разговоре Выражаясь – «всё путём», Мы найдём консенсус в споре, Отметём наветов море, И к согласию придём.

Среди желтых потертых листков Поэтической школьной тетради Я нашел три куплета стихов, Что когда-то писал, пробы ради. Рифмы были довольно просты, И размерность так резала уши. Сам сюжет – о любви, (Я + Ты), Окрылившей нам юные души. А костер до сих пор не погас И, как в юности, также пылает. Не в укор, непонятно подчас, Как любовь так безумна бывает. Испытанья проверили нас Горем, радостью, слёзным бессоньем, Но, два сердца стучат – в резонанс, И души две звучат – в унисоне.

Трещит по швам и рушится грозою Страна тысячелетних рубежей, С беззвучным криком, с горькою слезою О том, что всё разграблено уже. Мне всё казалось, что мою затею, Заложенную с юности в меня: Нести огонь, подобно Прометею, И не бояться жара от огня Никто не остановит, не нарушит Спокойный ритм и мерный сердца стук. Обман и клевета не смогут душу Взять «на излом», проверить «на испуг». Упреком мне всегда был Голос свыше:- Не лезь, не суйся, молча отойди. Мне говорили, чтобы жил потише, Чтоб всплеск эмоций схоронил в груди. А я всё рвался, словно птица в клетке, Болел за справедливость, правоту, Победы помнил первой Пятилетки, И Родину, еще родную, ту… А у руля страны уже - другие, С концепцией стратегии другой, Ну, а о Той – всего лишь ностальгия, Унесенная выборов рекой. Кому огонь тот прометеев нужен? Ведь в темноте, поверьте, что скрывать, Кто с «феней» и «понятиями» дружен, Тому всегда удобней воровать. Трещит по швам и рушится грозою Страна тысячелетних рубежей, С беззву

Упакован – высшим, ты, разрядом, От «Armani», «Gucci», «Burberry», Но стоять с тобой противно рядом, Хоть – лощеный, но – гнилой внутри. Твой «респект» есть ширма, лишь для виду, А нутро твоё разворошишь, Зло, усталость, зависть, страх, обиду Вижу я в окне твоей души.

Босоногие следы прямо к проруби ведут, Дышит паром от воды, все «моржи» собрались тут. Сотни лет уже идёт сей Крещения обряд, В полынье обрубят лёд и ныряют, стар и млад. Если ты совсем раскис, носом шмыгаешь всегда, Окунайся с нами, Вниз, где холодная вода. Одежонки всей «акцепт» сделать сразу поспеши, Прорубь – всем один рецепт укрепления души. Поп водицу освятил, в прорубь ринулся народ, Мы здоровьем запаслись на столетие вперёд. Ни ангина, ни бронхит целый год нам нипочём, Тот кто в проруби раз был, окунётся и ещё.

Я в Интернете как-то слушал, Синхронно видео смотрел, Рецепт, как делаются суши. Запоминал всё, между дел. Как просто, вроде – рис и «нори», Филе от рыбы, огурец, Вассаби, зелень, сыр и, вскоре – Есть «Роллы» - таинства венец… Их острый нож кромсает живо На порционные куски, А срез – заманчиво, красиво Уводит душу от тоски. Как радуга сверкнет палитра Начинки красок на торцах, Мы под нее могли б три литра Осилить радостно, в сердцах. Нальём в пиалы темный соус, Саке – нагреем на огне. А в ритме музыки весёлой Гурманами сойдём, вполне. И в этом таинстве китайском, Не вилки – палочки нужны. Кружатся в соусе, как в танце, Кусочки суши, так нежны. Того не оторвать за `уши, Знаком, кто с блюдом много лет. Приятно очень делать суши, Познав нехитрый их секрет. Теперь уже и сам, не скрою, Кручу я суши - на обед. И фото их тайком, порою, Кладу на `полки Интернет.

В горах подъём всегда обыден, И, вроде, прост в конце пути, Успех лишь там, где лидер виден, Который сможет довести. Пословице будь верен старой, Возьми за жизни образец:- Без вожака табун – отара Простых, пасущихся овец.

Мы все с утра сидим на попе, В своем же, вырытом окопе, Врага разим не топором, А поэтическим Пером. Мишени уж давно не спится, Ложится спать и всё боится, Ни столько стали топора, А Слов, отточенных Пера!

Не знаю я ни ямба, ни хорея, Рифмую мысли, как поёт душа. Потомков восприятие жалея Я искренне хочу не оплошать. Ищу слова, как будто в песню ноты, Слагая незатейливый мотив, И радуется сердце отчего-то, Зерну стиха давая прорасти. И пробуждаясь, словно лист из почки, Души открытой трогая струну, Где расставляет запятую с точкой, Где оставляет рифму, лишь одну.

(Дніпропетровський суржик) В цілім світі кухня наша Мабуть не пасе останніх. Є в ній і супи, й каші, І рецепти для познання. Може хтось там любить чіпси, Гамбургер їдять із сої, Українцю зранку ліпше Тільки сало з ковбасою. У англійців є овсянка, Сир їдять усі французи, Українцю ліпше зранку Галушків з`їсти «від пуза». Є шурпа у азіатів, Це – узвар м`ясний та ситний, Та борщу ніхто не зрадить, Горщик в перерив обідній. Ще – налистники з млинцями, Чи –із сиром, чи – із м`ясом, Буженіна з «кабанцями», Чи з узваром, чи із квасом. Пелюстки капусти з бочки, Перець з банки «шишкуватий», Помідори, огірочки, Та кавун солонуватий. Іноземцям – дай «фаст-фуди», Без обмежень, без розбору, Ми ж – обачливіші люди, В шлунку держимо мікрофлору. То ж у цілім світі наша Кухня, мабуть, - не остання. Гордість наша - то не каша, А вареники в сметані. Може з вишнею, може з сиром, Я секрети бережу, Доки «сотий» їм без міри, Вже на «першому» сиджу. Все би з`їв я і одразу: Ковбасу домашню, «зрази»,

Я не имею ревности к героям, Что в спорах верят в силу кулаков. Один поэт пером своим, порою, Полезней рот, и взводов, и полков.

Я, поверьте, не хотела, В том судьбы моей трагизм, Я влетела в Ваше тело, Повредила организм. Наши жизни – на изломе, Им – секунды мерят срок. Вы – под капельницей, в коме, Я – бесформенный комок. С Вами были незнакомы, Не имели общих дел, Но, у Вашего же дома Вы попали в мой прицел. Я с подругами в обойме Не видала Божий свет, А теперь – хирург с любовью Извлекает, взяв пинцет. Рок судьбы в союзе нашем, Что телами мы сошлись, Видно, в гороскопе Вашем Нету больше знака Жизнь. Наши судьбы обе смяты В протокольный строгий лист: Вам – патологоанатом, Мне – баллист-криминалист.

В этом мире давно все грызутся, как злые собаки, И по будкам, действительно, воют порой по ночам, Но одни рвутся в бой, от предчувствия яростной драки, А другие – в ошейниках тихо у будок рычат. Может кто-то по жизни своей и идет наудачу, И мечтает – судьбу, чтобы кто-то ему подарил, Я ж – зубами грызу, как шахтерский забой, не иначе. Сам строитель Судьбы до тех пор, пока хватит мне сил.

Наша жизнь, как салат, Наша жизнь, словно тесто, Можно пересолить, Можно сделать всё пресным. Каждый ищет рецепт… Хрен и перец положен, А в итоге, в конце Сами есть и не можем. Здесь совета не дашь, Скольких Вы не спросите. Есть у каждого блажь: Любишь соль, так солите… Каждый новый рецепт Топит тайные грёзы, А в итоге в конце – Только горькие слёзы.

Был День Победы. Зычно медь звучит. Цветы. Улыбки. Ветер треплет флаги. И военком пришел, чтобы вручить Архивный знак о воинской отваге. Сергей Гриневич? Распишитесь здесь. Приказ нашли мы среди дел архивных. Вам – «За отвагу». Дед напрягся весь, По стойке «смирно» от известий дивных. Опешил дед, не зная, что сказать, Ведь сорок лет прошло с момента боя. И вот война напомнила опять. И память потревожила героя. А внуки, прицепив еще одну, На дедовский пиджак, к другим медалям: – Дед, расскажи хоть что-то про войну. За что тебе медали эти дали? К груди прижались, молча, не дыша, Забравшись на колени, внуки к деду. И про Войну поведал малышам Сергей Романыч, и про миг Победы.

Как спираль история Повторяет ход: За сто лет, не более – Полный поворот. И, опять знакомые, Что теперь скрывать, Ре-во-лю-ци-он-ны-е Лозунги опять. Транспаранты яркие, Обещаний – тьма, Так же, как в 17-ом, Та же кутерьма. Речи, словно кружево, Лидеры плетут, Всех зовут к оружию. Снова власть берут. Снова - шум набата, Тот же броневик, Та же кепка смята, И - картавый крик. Новый вождь - прекрасную Речь опять сказал, И дорогую ясную К благам указал. У трибун – волнение, Девушка с косой. А народ – в смятение. И опять – босой`. Депутат обиженный Мается, без дел, На кону – недвижимость, Новый передел. А народ голодный Выдвинут вперёд, Байками накормят, А затем – «в расход». Стоило ли царскую Всю семью стрелять? Чтоб богатство барское Для себя забрать? За победы личные - Жить бы Вам в Раю, А, Вам, горемычные, Пенсий не дают. Нищета, страдания, Вам на склоне лет, Ра-зо-ча-ро-ва-ни-е, Да - Вождя портрет. Что ты смотришь, щуришься С кепкой набекрень? Скоро – все «зажмуримся». В

Туфли старомодные, Никуда не годные, На шнурках, народные, Двадцати рублей. В общем-то – хорошие, Сильно не заношены, С кожаной подошвою – Память юных дней. Помню как студенты, Мы эксперименты Проводили с ними На различный вкус: Каждый со старанием Бегал на свидания, А они признаний Слушали искус. Марши в них шагали, Ели в них и спали, Уголь разгружали Тоже, будь здоров. Всё они знавали И везде бывали, Пели, танцевали, Под самих «Битлов». За Полярным Кругом Были лучшим другом, С ними провели мы Лучшие деньки. Через тундру рядом Шли со стройотрядом, Это очень важно, Знайте, мужики. Случай необычный, Но, бомонд столичный, Мне за ретро, лично, Баксов сто дают. Спрос на них приличный. Вроде, неэтично, Но, зато, практично И ноге – уют. Крепкие и ноские, И на цвет неброские, Можно с шиком, с лоском бы Прошагать сто лет, А, пока их робко, Спрятал я в коробку, Жду совет в киоске у Продавца газет. Ну, а он смеется, Что, не продаётся? Что тебе сто баксов, В душу, в Бога мать. Есть, мо

В серьезных спорах, это знает всякий, Победы ежедневно – нелегки. Когда запас словарный весь иссякнет, То в ход идут, обычно – кулаки. Итог плачевен в Раде, к сожалению, Кругом – оскал один звериных лиц, Главенствует не сила убеждения, А твердый лоб, с накачанностью мышц. Они – элита, мы для них – стюарды, Водители, охрана, няни… Тля! Они – грызут бюджета миллиарды, А мы – обслуга, проще говоря. Себе гребут богатства коммунисты, Предав марксизм про равенство идей. Они уже давно - капиталисты, Нас, не считая больше – за людей. «Мы наш, мы новый мир СЕБЕ построим!» - Звучит кантаты депутатский хор, А ты, Народ, что был всегда Героем, Всей нищетой отброшен под забор. И, как бы ни молил к себе вниманья, Хоть бейся ежедневно в стену лбом, Тебе напоминают, со стараньем,… Что твоя участь – Быть Всегда Рабом! А ты - и терпеливый, и наивный, Задумайся о жизни.