Перейти к основному содержанию
Перестуки
Шагали поезда по большой стране; Топали, кричали перестуком. И мальчик со флажком, с улыбкою и не Многословным папой с бурдюком Под мышкой, еще тут кладь, Двенадцать чемоданов, одеяло Завернутое прочно во жгуты, видать В столицу из глубинки, мало Ли... чего тут ожидать... Ребенок в сине-темной форме с бескозыркой. Шутя флажком в руке играет и доволен. Папаша смотрит поезда, сопелкой Носа сдерживая стон. Двенадцать чемоданов, сын с флажком, бурдюк. Вино отличное, сам делал, но не суть. Вот снова поезда чуть отдаленный стук. Пора им значит в дальный новый путь. А люди мимо-мимо... красота. Людей так много, ведь страна огромна. И шум и крики и смутная суета Вокзальная, что багажом весома. И тащат-тащат между делом все Свои в дорогу взятые запасы. Мужик с матрасом. Прется к кассе. А вот прям налегке прошли лампасы. И ноги-ноги. Мальчик леденец Засунул завороженно поглубже. В одной руке флажок на палочке (ах, молодец), В другой на палочке такое что-то тоже. Довольно смотрит в телосдвиги массы. Папаня взором страстным проводил Мужчину при матрасе отстраненно. Себе под нос невнятно пробубнил. То слово мальчугану чужеродно. И так и всё снует вокзал упрямо. Со стуком чалят поезда к платформам. Вот самолет над ними прогудел, само Собою солнце во лицо, салям, Просилось ласковым лучом из тучи выйдя. Идет их поезд. Папа весь воспрял. О паспорте и о билетах вспомнил. Перрон, запальчиво свое галдя, Подхлынул ко платформе, подтянулся. И мальчуган флажком трясет. Шутя. И леденец на палочке по своему старался. И чемоданы едут к поезду на папе. И человек с матрасом уж купил билет. И солнце снова да по облакам на попе Скатилось заново куда-то, его и нет. И леденец уже доеден вместе с палочкой. И яростно флажок рукою мельтешит. И вот, поедут они скоро вместе с папочкой. И мама их в Москве уже встречать спешит... Страна большая; времени навалом. И тут же каждая секунда дорога. В столице солнце, а на севере пурга. И вот наоборот: таким макаром. Уж сели, по вагонам, поезд стукнул По рельсам всею массой так привычно. Малец к окну заботливо прильнул: Он провожает вдаль места сии; отлично. И даль иная впереди и так светло Душе тут детской понимать всю жизнь. Вот поезд в поворот по ходу занесло: Он видит прям в окно, склонился день К закату, и перестук колес так манит сном. Флажок на столике и нету леденцов. И снова суета купейная кругом. Мужик с матрасом тут уже готов: Похрапывает мощно в стенку носом. И мальчуган прилип к окну с немым вопросом: Найти для счастья где не взрослых слов.
Добавлю. Из-за безалаберных и безответственных натур литературу действительно приходится "охранять", т.е. где-то "закручивать гайки" чрезмерной критикой, ограничивая творческое пространство. Но во-первых, так было всегда, то есть, критика всегда существовала, во-вторых, степень "охраны" как-раз и зависит от общей нравственной содержательности, потому что если авторы сами понимают потребность литературной культуры и здорового творческого образа, то и "охранять" нечего.
И чего, собственно, вы сюда "возмущаться" пришли? Мы разве с вами все уже дообсудили по вашим "стиюхам"? -- Карабкаясь, опять он соскользнул... Малыш на снежной горке, Как мы с тобой похожи. -- Здесь надо сверху горки читать, или со стороны, — я так и не разобрался.
Обедая, опять заляпался, О, человек, в кафе дорожном, Как мы с тобой похожи. -- Данный вариант "стиха" показывает ту суть, о которой шла речь ранее: в тексте раздвоение смысловых векторов восприятия. 1) Похожи по неряшливости. 2) Похожи внешне. И сам "стих" не дает ответа на вопрос по какому же вектору воспринимать тут. Это не литература. Это грубое "литературное самоуправство" без малейшего желания понимать и саму суть излагаемого и структурность стихосложения относительно содержимого (потому что если это хокку, то следует либо пересматривать все основание литературы как таковой и, может быть, даже совсем упразднить т.н. твердую форму, либо признать, что данный автор несказуемо безответственен и самонадеян — в ущерб общей полезности). ка-раб-ка-ясь, о-пять он со-сколь-знул... ма-лыш на снеж-ной гор-ке, как мы с то-бой по-хо-жи. Это не 5-7-5 (17 слогов в хокку). Посмотрим классику. かれえだに 烏からすのとまりけり 秋あきの暮くれ (яп.) На голой ветке Ворон сидит одиноко. Осенний вечер. — Мацуо Басё, пер. В. Марковой на го-лой ве-тке во-рон си-дит о-ди-но-ко. о-сен-ний ве-чер. Возможно допустимо отклонение на один-два слога, и не только из-за языковой разницы (при переводе и написании хокку, например, на русском, который в слогообразовании несколько более объемен). Но не более. Иначе, это уже не твердая форма, которая возникла именно как инструмент смысловой конверсии глубоких смыслов, подчиненных определенному формату изложения, который возник не просто так, который соответствует — по особому — правилу рифмовки, ради достижения полноценного эффекта СТИХА.
У меня озарение, я, кажется, начинаю проникаться Вашим учением. -- -- Сохатый рогом Вспрял и заколдобил В кочку рыхло. -- Как Вам? Только честно. Прежде всего: есть ли тут ПОЭЗИЯ. (Мне очень важно).