Паромщик сломал весло. Ему было нужно выпить. Долбил им стервозно назло Пассажирам которым бы выжить. С одного на другой берег — От пожара и стука копыт Побежали они, и их бог В землю стылую ужасом врыт. Позабыв всех богов и бежали. И паромщик был тут как маяк. И просили его, причитали, Чтоб отвез их на брег просто так. На тот самый другой чистый берег Где нет крика и лязга мечей. Не трясет сбруей там лютый ворог. И народ там свободно ничей. Станут там они просто свободны От мучений и смерти поди. И к паромщику в ноги. Голодны. Но лишь ширь всей реки впереди. Не поесть не поспать. Надо плыть. Он кивнул им: сажайтесь однако. Но отплыли, он начал сам ныть: У него дочь пропала, и на-ка, Он давай весло рушить об пол. И стучал. И орал будто демон. Уж отплыли они пол реки. Он был буен, свиреп. Рыком зол. (По толпе лишь гулял тяжкий гомон). И глазами вращал в потолки Все небесные — что тут и были. Небо серо подернуто мглой. В тех руках его визгами стыли Их глаза, что до мысли одной Добирались терзаясь затменьем: Он поплыл уж седой головой. Он поехал башкой и терпеньем. Полетел он до неба грозой; Там останется вечно тревожить Своим стоном зарытых богов. Расщепилось весло. Что тужить. Просто молча скорбеть тут без слов. Потому что река относила Их в пути неизведаны что. Там чуть дале поточная сила Водопада утянет зато. Пообнялись, прощаясь прекрасно. Вспоминая зачем родились. И хоть б солнышко глянуло ясно. Нет. Померли рыдая, кажись. Уходила заря в свои выси. И земля покрывалася тьмой Когда день уж повадками рыси Забирал все печали с собой.