Весна тревожит синевою неба, Апрельским неуверенным лучом, Прощанием сугробов чёрных… Мне бы, Как этот снег, умчаться вдаль ручьём Безудержным – в леса, в поля пустые, По взгорьям и низинам – наугад – Туда, туда, где вербы золотые И ветрениц нежнейший аромат! Умерив прыть свою, легко, свободно Отдаться власти молчаливых вод; Уж не ручьём – рекою полноводной – Вперёд!

Беззвучны дни, и солнце редко Глядит сквозь мглу февральской стужи, И чудом держатся на ветках Обрывки старых снежных кружев. Вот и зима идёт на убыль. Мороз прощается, похоже: Обняв меня, целует в губы И отпустить никак не может.

На цыпочках по прошлому иду. Я знаю, что сюда заходишь ты, Берёшь в ладонь горячую звезду, Упавшую в июньские цветы. И долго, преклонённый, что-то ей Ты шепчешь покаянно-горячо. А мне свернуть нельзя с тропы моей, Ни подойти, ни тронуть за плечо. Как издали бледна рука твоя, Лелеющая памяти звезду! И верится, ты знаешь: это я На цыпочках по прошлому иду.

За мглою зимней – снова мгла, И тайны нет за ней… Я помню, девочка жила С улыбкою моей. Бывало, с книгою сидит, А взгляд стремится вдаль; И отчего-то жизнь томит, И всех на свете жаль. Как будто что-то предстоит, Как будто впереди К беде ль, к блаженству ль путь открыт И велено: «Иди». Мерцают тысячи огней; В душе – соблазн и страх. Всё осторожней, всё бледней Улыбка на устах. Судьбы не кончена канва, Но выписан сюжет … Да, эта девочка жива, А вот улыбки нет.

Люблю спешить, уткнувшись в воротник, В духов забытых слабый аромат, Скрипучею тропою напрямик, На золотой луны бессонный взгляд. Люблю в уральский яростный мороз Сияющий алмазной пылью снег, И холод, пробирающий до слёз, И скорый шаг, переходящий в бег. Мне по душе сиреневый уют, И января дыханье у щеки, И песенка, которую поют Наперебой прохожих каблуки.

Глубокой ночью поднимусь с постели: Дом тишиной и сумраком объят. Блестящие шары на ветке ели, Соприкоснувшись, тихо зазвенят. О волшебство поры предновогодней И таинство обыденных вещей! Кивну луне: «Так это ты сегодня Виновница бессонницы моей?» Найду в ночи и липу молодую: На чёрном платье – белоснежный бант; И разноцветьем взгляд мой приколдуют В далёких окнах огоньки гирлянд. И снова сдастся сердце сладкой власти Изменчивых надежд и лунных чар… Опять качнётся, заискрится счастьем На тонкой ветке золотистый шар. Фото из Интернета

Зимний день улетает лебедем, Ночь крадётся к окну чернавкою. Что я слышу в вечернем лепете Круглолицых часов с подставкою? Всё как будто на что-то сетуют И меня вразумить пытаются. В небесах золотой монетою В ярких звёздах луна катается. Хорошо быть, наверно, вечною И земного не знать томления… Как созвучны моё, сердечное, И усталых часов биения! Ночь уйдёт - встанет солнце раннее, Соберётся с последней силою. Снова – ходиков бормотание, И родное уже, и милое.

И будет вечер, неотступный, властный, нежный; Шагну к нему, смиренна и тиха. Меня, лишённую улыбки безмятежной, Он спрячет в драгоценные меха. А дальше – сани, колокольчик, зов дороги, Луна – всё по обычаю веков. Поверю: там, где белоснежные чертоги, Душа освободится от оков… Пока же – ясное, рассудочное утро С его предтечей – тяжким вещим сном. Но снова я шепчу (как глупо, как немудро!): «И будет вечер под моим окном…»

Засыпая с рассветом, сутулятся Утомлённых дорог фонари. Я люблю эти белые улицы С нарастающим светом зари. Ветку стылую с ранней синицею, Придорожных тропинок разбег, И безмолвие зимней провинции, И внезапный божественный снег. Чистоты первозданной соцветия На мгновение скроют мой путь - И смешаются дни и столетия, И уж выйду не я – кто-нибудь. И не мне, а кому-то страницею Обновлённой откроется даль; Залюбуется он ранней птицею И поймёт белых улиц печаль. И отыщется истина скрытая, И всему установится счёт… Что-то важное, только забытое Так давно нашей памяти ждёт.

А утром снег пошёл, колючий, мелкий, Набился в ямки стылых цветников. Распрыгались вороны у тарелки, Оставленной соседкой для котов. С дорожек льдистых ветер-привереда Сгонял батист небесный в колею. Вороны после сытного обеда Смотрели сонно в сторону мою. Ложился снег на крыши и балконы. И вот уж ветер сдался и ослаб. На клич призывный поднялись вороны, Мелькнув на миг когтями тонких лап.

Осень. Пересвист синиц Слышу в тишине. Дума старых лИственниц Так понятна мне. С веток шишки падают, Под ногами – хруст. Рдеет за оградою Поздних ягод куст. Холодом примятые Бархатцы стоят. Чувствую утраты я Горький аромат. Зябкою дорогою Ухожу домой. Ветер нежно трогает Шарф осенний мой.

Жизнь порой что чёрная вдова, Незаметно сводит всё к нулю… Забываю лица и слова. Но тебя я помню и люблю. Круговертью звуков и теней Прошлое осталось позади. В сокровенной памяти моей Ты идёшь сквозь чистые дожди. И рубашка вымокла давно, Русая ко лбу приникла прядь… Мне тебя окликнуть не дано, Мне тебя не суждено обнять. Бросившись в былого окоём, Твоего не пересечь пути. Будешь ты под ласковым дождём Сероглазым отроком идти.

Рощ сентябрьских уют. Лист ложится шурша. Вверх ступеньки ведут. Замирает душа. Купола, купола… Белый-белый собор. Как же долго я шла! (И иду до сих пор). И всё кажется мне: Не погост там, не тишь – Прислонившись к стене, Чуть печальный, стоишь. Твой суконный сюртук, И упругость кудрей… (Не смирить сердца стук, Не дойти до дверей!) Не высок, не плечист. Омут синих очей. И застыл жёлтый лист У тебя на плече. Поднесу я сейчас Георгинов букет. Никого, кроме нас, В этой осени нет…

Где-то храбро сражается воин, Где-то истово молится инок… Как на глади озёрной спокоен Островок белоснежных кувшинок! Чуть плеснёт шаловливая рыбка – Разойдутся круги и растают… А над миром страдающим скрипка Так светло, так печально играет!

Внуку Лёвушке Ночь собой укрыла склоны, Огоньки горят дрожа. В клумбе, среди туй зелёных, Мы увидели ежа. «Ёжик! Ёжик! Тише, тише… Вон, смотри туда, где ствол…» Наши возгласы услышав, Замер, носиком повёл. На мельканье быстрых ножек Смотрит маленький народ: «Настоящий это ёжик, И на воле он живёт».

Мне здесь и воля, и покой. Ни дум, ни слёз… Иду и смуглою рукой Касаюсь роз. Душа свободна и легка – Пари! Летай! Вдыхаю запах лепестка… Почти что рай.

О ночь холмов, не зазывай. Мой дом отсюда далеко. Не потеряться б невзначай В глухих лесах твоих, Сукко*. Тропа пугает криком птиц. На миг он смолкнет и – опять… Едва ступаю. Пасть бы ниц, Закрыть глаза и переждать. Но вот уж близкие огни. Пришли. Вздыхаю глубоко. Ты нашу тайну сохрани И мой испуг прости, Сукко. *Долина Сукко в Анапском районе.

Не спится. Выйду на балкон. Дрожит огнями южный город. Увы, я с ним расстанусь скоро, Но долго будет сниться он; Являться запахом веков, Саманным домиком на взгорье, Картиной ропщущего моря И молчаливых облаков; Томящею жарою дня И ночью, ласково – внезапной… Он будет звать и звать обратно Из далей северных меня.

Южный вечер. Пахнет тонко-тонко Вьющимися белыми цветами. Женщина уснувшего ребёнка Обнимает смуглыми руками. Матери на грудь дитя склонило Русые колечки… У двери я, Проходя, чуть шаг остановила. Почему-то вспомнилось: Мария…

Душа отрадою полна. В песок горячий бросив платье, В твоё прохладное объятье Опять спешу, моя волна. Мы снова вместе… Небосвод Всё так же чист и безмятежен; И чайки, кажется, всё те же, Как будто день прошёл, не год. Куда зовёшь меня? Боюсь: Твоей свободы не дано мне. Но ты одну из многих вспомни, Когда однажды не вернусь. Минутам счастья нет цены. Играй, волна, красою властной! Ничто на свете не напрасно, Пока надежды нам верны.