Окунулось солнце в реку, всюду сумерки и сны. Человечек человеку - пропуск в лето из весны. ............Жиль_де_Брюн Окунулось небо в реку – напиталось, напилось. С бороды стекает млеко, голубой плывёт лосось. Блещут золотом затоны, размагнитился компас… Знать, как водится в законах, есть и здесь огромный лаз. Хвостик летнего дракона закружила синева… Пишет хокку по канону, и по зову естества. Ищет мысли по сусекам и сметает их в огонь... Человечек человеку то ли песня, то ль гармонь. Это давняя забава – облака перебирать. Спит драконья переправа тишь пока и благодать…

Совсем не холодно, побудь хоть облаком, наполненная льдом горячих смут. Уснула облаком, летишь над городом – дощатым, старым, с крышами в дыму. Твой "Зингер" не строчит, а тихо молится, мотор жужжит – рассвет лучами сшит. Вдруг из под лапки вырвалась околица, седьмая Воскресенская спешит. Тебе ещё полмира сотворения. Деревья обшивать – листок к листку, на склонах поднимать цветы весенние, и вышивкой пройтись по роснику. Прозрачная, наивная, мережкою В травинах – паутинка в три ряда, А кажется, снежинка тут замешкалась, Растаяла – прозрачна и чиста...

Планета Альберт Михалыч крупнее планеты Юрик, солидней орбитой, богаче по газам и прочему никелю-олову... А на Юрике – чехарда с полюсами, вулканы, штормы и бури. Обитают на ней тараканы, больные на ноги и голову. http://litset.ru/publ/19-1-0-37174 Планетные притяжения Такие безумно разные – На небе сияют стразами, Летят, обгоняя жжение. В сближении тёмно-красные – С черничными в центре астрами. Планета Любовь Соломоновна Крупнее планеты Верочки. Запасы там посолиднее, Есть никель и даже олово. Не то, что подлунь с химерами, Где небо гудит москитное. Он им – продлевает радуги, Зимой, создаёт сияния. Для Верочки – дни магнитные, Приливы солёной патоки. Любовь – эталон молчания, Всё знает – где бури вшитые И знает, как гаснут Солнца. И… Не выронит ни сомнения. А Вера – орбиты спутала, И стонет, когда бессонница. И жалкое это пение До самого вьётся купола. И пламя сжигает лестницы Бессонница рядом крестится...

Сплю букву А, и снится мне арбуз. http://litset.ru/publ/16-1-0-52835 RustamKa Сплю букву Сы, а может быть не Сы, Но снится сыр, а рядом мышеловка. Принюхался – зацокал зло язык… Сыр – всё ж портал, а не хай-тек столовка. Сплю букву Ху, а может и не Ху… Тут поточнее не увидеть всё же. Но на снегу изображая хук Лежит товарищ Ху на Хрю похожий. До буквы Ямб я доберусь, а там Волной накроют ра- и ирра-числа. Я Пи во сне зачем-то рифмовал, И получалось в целом – живописно.

овощи пробу ю вспомнить что это мозг отключается но просто устал совсем припоминаю то что любила в принципе любовь это грех в мыслях жидкий бульон закрашен едва в венах кровавая мэри в душе война и потому так невнятно приходит ответ как это было у Маяковского овощи детка все мы немножко овощи согласна он гений а как он умел подайте обед мне и моему гению и выпив морковного чаю смотрел поверх всех этих рябчиковых и ананасовых всех…

Пух тополя попал в рукава. Ищу слова ночные. Косточка вишни пахнет вином в июле. А завтра январь... Жив чёрный квадрат – привет Альфонсу Алле. Друг пишет ночи.

А васильки, наверно, сеет Бог... Попробуй, тоже поле, перейти так – лучи вплетая в стог, вплетая в слог, не трогая прожорливых улиток. Опять сезон дождей и спелых туч. Аврора, словно чёрная царица, ткёт воздух с прелью, медленно… Тягуч. Скорей бы утро ранее, не спится. В такие дни горчичный горизонт зовёт, не обещая вовсе встречи. И путаешь пространства, явь и сон, плотнее укрываешь пледом плечи. Как тени притаившейся тоски, стоят свои. Их надо вечно помнить. Шьёшь строчки. Вроде лучики узки, вплетаешь их, и переходишь поле…

Я ли свой не знаю город? А. Кушнер «Сон» Я ли свой не знаю город? Вот район, где я росла – раньше было много горок, но давно сожгли дотла… Вот район, где я влюбилась – что ни камень – то маршрут. Шёл на память Наутилус, был в почёте Абсолют. Вот район, где вышла замуж. Тоже, вроде высота. Кашу делаю с сезамом, Дети ходят в полсыта… Перестройка, перестройка – Перегоре, перестрах. Разрастался стынью бойко Голод в голых городах… Так, вернусь к своим районам... Кладбище слоится вширь. Здесь разгул седым воронам, но не видно ни души. Город, скольких ты запутал, скольких вывел на большак? Тут следы по первопутку, что гранитные молчат.

Весной у пары сизарей родился ангелок. Был сизым с ног до головы, почти, что сизый Бог. Он солнце раньше всех встречал и оттого теперь на крыльях золотая пыль, на сердце канитель. Растёт по дням, не по годам. Не прокормить сынка. А он играет на струне, на двух – но иногда. Глаза уставив в синеву, поёт как вещий Сав. В ответ на вечную тоску кукушат небеса…

Однажды, в студёную зимнюю пору, Зайчишка поплёлся в тайге погулять. Гляжу, поднимается медленно в гору, Считая следы: раз, два, три… сорок пять… И, шествуя важно, в спокойствии чинном, Навстречу охотник, ружьишко при нём... В больших сапогах, в полушубке овчинном, Заметил зайчишку за стареньким пнём. Пиф-паф! Ой – ой – ой! — Просушили б хоть порох… Прикрикнул зайчишка, хоть был очень мал, И дальше поплёлся искать вкусный хворост Под честные мысли, которым нет воли. Нахал...

В огромной дыре, я сновала иголкой – всё штопала жизнь, как последний носок. Стежки-перекрёстки – обычная радость, обычная правда, как старый вальсок. Соседи, подруги, семья и работа, и дети, как Боги играли в песок. Мы были не то, чтоб в судьбе виноваты, но строили мир так похожий на сон. Мы были большими в огромной вселенной, но умерли разом, уснув на часок. Следы заносило. И всё что осталось – из памяти нитка – льняной волосок.

http://ipic.su/img/img7/fs/Cv0.1572163122.jpg Высохший лист обочин – рыжая недолга, Заговорит прохожих шёпотом... Шорох-шаг. На пятачке отпустит возле больших корзин. В осень – такое чувство, Будто живёшь средь зим. Страх – под семью платками, жизнь – лебеда-беда. Сводят концы с концами будни едва-едва. На Рождество, на ужин – в яблоках жирный гусь! Что ты там прячешь? Ну же... Господи, Иисус… Здесь доживает каждый год свой и даже век. Бог, разломи однажды грошик – один на всех. Голуби делят крыши. Входит щипач во вкус... Только фиалки слышат эту сплошную грусть.

Как много света – подними глаза. Там звёзды, словно азбука на небе! Придумывай беспечные слова: молва, охота, музыка, халва… Неси их на игрушечный базар и украшай прихожую в вертепе… Мой свет, смотри, как время повелось, бежит вослед, как корги королевы. Охота ведь бежать часам назло! Какое, например, сейчас число? Давай забьём от нашей эры гвоздь, начнём отсюда праздновать моменты! На этом свете всё начнём с нуля, Распробуй тишину легко, как веру... Нет слаще замирания тебя в моих объятьях. Кажется судьба дала тебя, все радости суля, с условием: не покидать планету… Но видишь свет?

Я здесь живу. В трущобах городских хожу на свалки – ради редкой вещи. Нашла мольберт, совсем почти без трещин. Рисую крестный ход и солнце блещет, кадило вверх – летит от сих до сих. Зарделись образа. Взлетели птицы. И церковь, словно девица в платке… Как крылья реют ризы-багряницы, кто к батюшке лицом – в святой водице. Кропило льёт… Стозвоны в городке. Идёт покров. Рожденье снова в круге – позёмка поднимается до вьюги, на каждом здесь стоит своя печать. А Богу б разогнать свою богему… Невольно подражать хочу Гогену: не здесь торчать, кляня свою печаль, срисовывая хрупкие хоругви, а нынче же зазимовать на юге.

Ливень тихо бормочет, словно в телике Вести. Громыхнёт – перекрестит окна – вяло, разочек... Батя снова приложит губы к сальной бутылке, и читает, напившись, чистоглазого Рильке. Даже в профиль – похоже. Это осень взыграла – слёзы сохнут повсюду… Вилка молнией к блюду – ловит лодочку сала. А в глазах-недомогах, не тоска, а тоскище. Этой осенью нищей что-то выпало много и дождей, и проклятий – вот и тянет на строчки. Боль расставит все точки... Жизнь из точек, да, батя?

Твои дожди без графика и цикла Приходят и тягучей и прохладней… А я не спорю, я давно привыкла Закручивать цигарки из тетрадей, Где строчки расплылись в дождливый вечер. Их не собрать и не связать узлами. Мне совершенно крыть сегодня нечем С холодными, как льдышечки, губами. И потому я рву листок беззвучный, Выкуриваю сладостно и горько, И пепел осыпается не кучно, А разлетается, как мысли – вольно. Вино пришлёшь, а может быть картину, Где сердце в виде красного бокала. Я напишу: мне нравятся люпины, Карминные особенно любимы… И не сожгу как прежде, как бывало.

Красное облако божьих коровок, ищет зимовье – уютное место. Тропка нехожена листья листает. Ёжик-безножек кряхтит словно в мессу ловко склоняя: иголку, иголок… В норки, лазейки под сахарным дёрном, словно за пазухой будут у Бога, прячутся чинно жучки и личинки. Стая мечтающих божьих коровок в прелой листве поселилась, под клёном. И тишина наступает в природе... В городе скверы как будто простыли. Шарфы и шапки, душа в кашемире. Радости стали, как счастье – простые – живы-здоровы и ладненько вроде. Кружку-подружку, что божью коровку грею руками, греюсь неловко…

Клёны запускают дельтапланы. Кружит лихорадкою секунды... Пусть предчувствия сегодня смутны, Мысли, как ключи, серебротканы. В переводе с вечного на ветер – Клинопись! У неба ровный почерк. И чернеют снова многоточья… Ощущенье горькое – потери. А на завтра снова – солнцелепье! Высверками лужи, будто в звёздах. Подрастает Бабье лето в гнёздах, Изучая горловое пенье. Как надежда в осень зеленеет Почкой неразумной, неуёмной, Даль, не измеряя веткой клёна, Так и я тянусь к теплу за нею. Листик прячет глупого маслёнка, И пылинка воздухом воспета… Как же сладко пахнет Бабье лето Вкусной шишкой, солнцем прокалённой…

В небе тают облака… Тютчев Ф.И. В небе тают облака… Что тут скажешь? Небо сине! Мне хватило бы прыжка, Чтоб достать его красиво! Мне хватило полшажка, Чтоб подняться на ступеньку. Там где лестницы дрожат – Я выделываю еньку. Вот дойду до облаков И надую губы, щёки. Пузыри пускать готов, Даже плавясь в солнцепёке. Лишь бы братик из окна Видел самых разных кошек, И барашков рисовал В дождь, на тонких-тонких ножках.

Сладок запах синих виноградин… А.А.Ахматова Сладок запах синих виноградин… Сыр созревший, красное вино. Сколько насчитал ты нежных впадин, Сколько раз назвал меня иной? Мне бы столько слов сказать беззвучно, Но боюсь, откроется слеза. Помолчим, и в тишине тягучей Будем слушать, как летит оса. Над бокалом кружится – довольна. Аромат пьянит! Нырни, проверь – В каждой капле – розовое море, В каждом море есть и жизнь и смерть! Лист дубовый, пробочная фея… Загадай желанья, будто сны. В синих виноградинах густеют Синие желания лозы.