Осень наряжает переулок В золото и охру, и багрянец, Лето как-то быстро зачеркнула... И календарей сентябрьских глянец Разукрасил улицы и стены Комнат, просветлевших, как ни странно – Облетают листья постепенно С винограда, липы и платана. И виднее небо сквозь окошки, И прозрачней яркие пейзажи… Осень припасает понемножку Для зимы белил и чёрной сажи, Чтобы всё раскрасить белым, белым, А на белом – чёрные деревья. Осень занята привычным делом, Птицы собираются в кочевье – Тоже по привычке, по закону – Осень, значит, время перелёта. Что-то там, в пейзаже заоконном Чуточку не так.

Сатурн в созвездии Стрельца, Где покровителем Юпитер – Земляне, бдите, а не спите, Тащите чахлые тельца Подальше от войны богов – Не вам, не здесь и не сегодня Судить вселенский бой быков. Европа ждёт в каморке сводни, Когда хоть кто-нибудь из тех, Кто правит миром Зазеркалья, Её похитит для утех… Но миром правят волки Кальи – Механистический кошмар, Сон, порождающий чудовищ В хитросплетениях ума Разумников яйцеголовых. Сатурн в созвездии Стрельца, А значит, время потрясений. Капризы вздорного Творца Лишают шанса на спасенье. Не мир, но меч. Альтернатив Пока не видно в мире этом. Напрасно ищет позитив Мишень на мушке пистолета. Сатурн в созвездии Стрельца – Давай, Стрелец, убей Сатурна… Стрелок на пробковых котурнах И в белой маске. Без лица. 21.09.16.

Чуть-чуть от Ваших строк – левей, правее, Но, всё же, далеко не отходя, Без них я просто больше не умею, Как не умеет осень без дождя. И странно ей иметь уменье это, Вот так и я – я с Вами каждый день. Мой свет, мы проводили наше лето, И Осень топит в дождевой воде Следы, которых много на дорожке, Ведущей в сад по имени Сентябрь… Лукавый месяц окунает рожки В серебряные ниточки дождя. И кажется, что светят хризантемы Сквозь синий сумрак, словно фонари, Чтоб мы не потерялись… Свет мой, где мы? Постой и помолчи, и посмотри, Как эта Осень медленно и плавно Стекает с неба маленьким дождём, А мы опять молчим о самом главном, Глядим в глаза и просто, молча, ждём. Чего? Какого сказочного знака? Каких ещё знамений надо нам? Я к Вам на «ты»? Задумалась. Однако, Всё поправимо! Я налью вина – На брудершафт! И лёгким поцелуем Коснусь щеки. А ты опять небрит. Колючесть эта манит и волнует, И губы жжёт. И прекратить велит Рассудок бедный.

Из тени в свет, и вновь обратно, меняя суть, теряя тень, и выживая в пустоте, что уж совсем невероятно, но, всё же, происходит как-то, и не поспоришь с этим фактом. Откуда ты?

Сегодня дождь недолгий шелестел, Осенний, первый, тёплый и несмелый. В толпе людской не продохнуть от тел, Она текла, как речка и шумела – Куда-то все торопятся, и я… Мне столько лет уже спешить не надо, А размышлять о смысле бытия, Сидеть в тени задумчивого сада, Но я спешу. Привычки не забыть – Бежать… Куда? Остановиться время. Варить варенье и сушить грибы, Вязать носки и вышивать по схеме Красивой гладью, может быть, крестом, Писать в тетради толстой мемуары, И вспоминать об этом и о том, И ощутить себя внезапно… старой? Спуститься к морю, где стоит скамья, Цела, хотя с годами обветшала, И вспомнить, как вот здесь читала я Тебе, что «Небо осенью дышало»… Всё, как тогда.

Старый город гордится своей мостовой, По которой гулял Рембо. В каждом доме, естественно, жил домовой, В каждой церкви селился Бог. Старый город под солнцем веками коптил Разноцветный, как сон, витраж, А серебряный звон от дымящих кадил Заплетался в тонкий сутаж. На замшелые крыши убогих домов, Разгоняя печаль и мрак, Он ложился, как тонкий и призрачный смог, Как предвестник восхода Ра. Нет, наверно, там Феб освещал небеса – Видишь, солнце уже взошло, Нотр-Дам де Пари сохранил голоса Квазимодо, Клода Фролло. Эсмеральдино счастье развеяно в прах, Ветер времени всё унёс… Старый город загнал в подземелье свой страх, Словно, тот шелудивый пёс. На Эйфе́левой башне прожектор потух, Значит, утро.

Муссон сырой кварталы лижет, Сентябрь. Прекрасная пора, Прохлада явственней и ближе, И зной уходит со двора. А в небе чёткие пунктиры Летящих к югу журавлей – Ну что ж, на зимние квартиры, А здесь – давай же, дождик, лей! Давай, смывай и пыль, и слёзы, О лете рано нам грустить, Но вдруг оглянешься – и поздно. И ладно.

…А было так – Луна пошла на убыль, Всё как всегда, но, всё-таки, не так – Слова необычайно сушат губы, Как будто сказан не простой пустяк, А что-то очень важное, такое, Что вдруг решает – быть или не быть… Осеннее унынье городское Предполагает происки судьбы, Но это зря. Здесь всё по распорядку – Сентябрь раскрасит листья рыжей хной, Пройдётся яркой радугой по грядке, Где хризантемы переждали зной И вот – раскрылись. Ежегодный праздник, Причастие любви и красоты, И тёплый ветерок, лаская, дразнит Мои великолепные цветы. Прощанье с Летом, первые туманы, Полёт прозрачных, лёгких паутин, Пустынный берег тёплого лимана И… тишина.

Память – такая непрочная вещь, Ты позабыл обо мне. Ветер сентябрьский и влажен, и свеж, Сыплется с неба унылая взвесь, Падает поздний ранет. Яблоки мокнут в пожухлой траве, Некому их собирать. Вздрогнет усталая старая ветвь – С каждым упавшим всё призрачней вес, Яблоки падают в рай. Там и Адамы, и Евы живут, Мирно, не зная греха, Сны добираются к ним наяву, Музыки райской колышется звук, Прячется змей в лопухах. Яблоко сладкое просится в рот, Манит румяным бочком. Мерно качаются зло и добро В призрачных чашах… Звенит серебро – Плату взимают тайком. Тайное дело – заведомый грех, Но без греха не прожить. Места в раю не хватает для всех… Слышится чей-то безрадостный смех У пограничной межи. …Нынче закат необычно зловещ, Цветом в глубокий гранат. Память – такая непрочная вещь, Только впивается в душу, как клещ, Мне ли об этом не знать? 3.09.16.

А лето кончилось внезапно, Листок увядший - твой билет В сентябрь, который будет завтра, И сожаленье, как стилет, Кольнёт тебя, куда-то слева, Быть может в сердце… Ничего, Уходит в осень королева, И королевства твоего Пустеют старые покои, В них поселилась тишина. А состояние такое – Как будто кончилась война, Как будто бури отгремели, И в жилах откипела кровь… Отлив приоткрывает мели, И чешуя, как серебро, Блестит в песке под лунным светом. Безлюден берег, город пуст. Мой свет, промчалось это лето, И на губах растаял вкус Особых, летних поцелуев, Особых, августовских слов. Скажи, кого теперь волнует, Смешная сказка про любовь? Когда отяжелен плодами, На солнце зреет виноград, До писем ли прекрасной даме? О, нет.

Немножко нетрезва, но в этом ли печаль? Зато я Вас уже почти не вспоминаю, Читаю ли, пишу, завариваю чай – Молчит моя душа, усталая, больная. Кувшин вина стоит в беседке на столе, Ну и пускай стоит – ведь я не выпивоха. Мне главное о Вас душою не болеть, Вы в письмах у меня не встретите подвоха. Всё чисто и светло, прозрачно, как стекло, И нет ни полу-лжи, ни полу-правды тоже. Вот видите, как Вам со мною повезло – Друг другу мы никто, случайный мой прохожий. И нет опасных слов в моих простых стихах, Намёком ни на что я Вас не потревожу, Наедине с собой и плакать, и вздыхать, Но только не при Вас, нет, нет, помилуй, Боже! Немножко нетрезва – заметно по письму, Неровная строка не слушается ритма, Но это не беда, ещё чуть-чуть приму, А после сразу спать, постель уже раскрыта. Распахнуто окно в субботнюю печаль, В бездонный небосвод, в ночную песнь цикады. Мой ангел на часах у моего плеча, Мой ангел, это Вы зажгли в углу лампаду? Трепещет огонёк её от сквозняка, Рисует на стене танцующие т

Магия слов. Понимаешь, что каждое слово – другое – Стразом, стеклом, бриллиантом и серым булыжником может. В старых лохмотьях, в парче, иногда откровенно – нагое, Но внутривенно, и внутрисердечно, и даже – подкожно, Так, как придётся. Но, я же старалась, поверь мне, читатель, Выложить, выстроить, вышить смешными, кривыми стежками… А полотно загибалось и морщилось... Лёгких касательств Не принимало. Потом я искала слова тупиками, И собирала их в строчки, а кто-то разбрасывал камни, Кто-то не думал, не верил, не ждал, не смеялся, не плакал - Просто не жил, не дышал... И как часто казалось тогда мне - Это не люди, а тени умерших давно вурдалаков. Тени упившихся свежей, горячей, талантливой кровью, Тени, которые строчки ночами неслышно воруют, Тени, кошмаром спешащие в сон к моему изголовью, Тени… Сырые, протяжные, словно дождливые струи. Где же укрыться? И надо ли это? А кто мне подскажет? Ты ли, мой свет?

Упаси меня, Боже, От Иудиных губ, Вдруг почувствую кожей, Да ответить смогу? И печатью проклятой Обожжёт поцелуй, Только губы измято Пролепечут хвалу. Обмывающей ноги Кто не кинет упрёк? Улыбаются боги – Видно, им невдомёк, Как немыслимо тяжек Вес упрёков пустых... ...Из простых деревяшек Ладит плотник кресты. Неоструган, некрашен – Для распятья сойдёт. Слышишь – пятая стража Начинает обход, Все ворота закрыли, Значит, выхода нет. Но зародыши крыльев На сутулой спине Прорастают, и рана Всё кровит на челе... В этом городе странном Бродят тени во мгле. Застревают внезапно У закрытых дверей, Словно звери на запах, Сколько ж этих зверей... 25.08.16.

Евангелие от Луки 12:35. Да будут чресла ваши препоясаны и светильники горящи. "Не спрашивай – откуда всё взялось? Не спрашивай – куда оно исчезло?" Отныне – препоясанные чресла, А искуситель глух и безголос. Всё проще добродетельною быть, На всё взирая сонными глазами – Мой мир вокруг меня как будто замер, Как будто он уже полузабыт. Светильники по-прежнему горят, И я открыта для стихов и песен, Но, кажется, что быт уныл и пресен, И всё, что было, совершалось зря. Блаженны те, кто бодрствует в ночи, А не живёт во тьме без рассужденья… На благо ли такое будет бденье? Не отвечай, мой свет. Молчи, молчи. Не нам познать, что будет после нас, И, слава богу – это знанье страшно. Мы – кормчие корабликов бумажных, Кочующих по жизненным волнам. 21.08.16.

Стебли морской капусты. Песок заскрипел на зубах И вспомнил я, что старею. Басё Восьмой десяток… Шутка ли сказать… Дряхлеет тело, седина всё гуще, Душа порхает в поднебесных кущах Любви прошедшей, словно стрекоза. Душе легко, её не давит вес Прошедших лет, былых воспоминаний, Знай, пишет всё, что приключилось с нами, Прокладывая тропку из словес. Куда? Не знает. В этом ли вопрос, Да и ответа вряд ли кто-то сыщет. Что толку ворошить золу в кострище На перекрёстках тысячи дорог? Что толку бесконечно вспоминать, Пытаться как-то оживить былое, Укрытое надёжным пыльным слоем, Запрятанное в самых старых снах. Восьмой десяток… Верить или нет? Скрипят суставы, в голове круженье, Удачный день приходит одолженьем, А дальше – на войне, как на войне. Свистят как пули месяцы, года, Не увернёшься, каждый выстрел – к цели… Душа-девчонка в престарелом теле, Печально. Окаянный календарь Свои листки теряет всё быстрей, Я их давно менять не успеваю. Куда сегодня выведет кривая? Поди, узнай.

Мой свет, пустует мой почтовый ящик, Как видно, Вы забыли обо мне. Хоть говорят – кто ищет, тот обрящет – Ищу. Но Ваших писем нет, как нет. Забыли адрес? Как могло случиться? Когда-то знали точно, наизусть… А скоро осень. Перелётной птицей Простое слово вылетит из уст. И без оглядки – мало, кто услышит, И кто поймёт не этак, а вот так? С попутным ветром веселей и выше Слова летят.

В нём был аромат весенней сирени и запах речного тумана, Текло неслышно тёплое время, мешало для неба румяна. В нём было потрескиванье поленьев и песенки ветра в карнизах, Смежало веки предутренней ленью… На стрелки часов нанизан, Последний сон вытекал, кончался, спешил рассказать побольше, Шептал, растворялся медленным вальсом, в висках отдавался болью. И кончился. Тает воспоминанье под солнцем, как будто льдинка, Уходит бесследно, как сказки навьи, из памяти невидимкой. Он был о тебе. Несомненно, точно.

Другая жизнь и времена другие, А в зарослях прибрежных тростников Течёт неспешно речка Ностальгия – Ныряй, мой милый, здесь неглубоко. И, может быть, ты вынырнешь случайно На самом том, на бывшем берегу, Где пахнет чаем или розой чайной, Где на рассвете облака стригут Стрижи.

Начинаются письма легчайшим набором словес, А потом тяжелеют – слова обретают свой вес, И ложатся, как камни, слагая последние строчки. Дочитаешь и всуе тихонько помянешь Христа, Потому что увидишь прозрачную тень от креста, И поймёшь, что не стоит просить палача об отсрочке. Твой палач на часах постоянную службу несёт, Кто-то тихо шепнёт – вышло время, наверное, всё, И тяжёлая гиря спустилась до самого пола. И застыли две стрелки – теперь там двенадцать всегда, Но не полдень, а полночь, и больше рассвета не ждать, И звучит чей-то голос безвкусный, бесцветный, бесполый. Говорит ни о чём, рассыпая сухие слова, Шелестит, как песок, как сожжённая зноем трава, Потемнел навсегда небосвод ослепительно синий… Разобрать не стремись – всё равно не поймёшь ничего, Перепутает мысли, затянет тебя в хоровод – Позабытые чувства подобны бездонной трясине. Только крики совы да бесшумный полёт в темноте, Вроде – вот оно всё, только мысли и чувства не те – Полуночный туман расставляет капканы повсюду. И

Горчат слова из горьких губ твоих, Горчит строка, какой же горький стих… В нём горечь снов, безрадостных ночей, Холодных дней, в нём ты – совсем ничей. Один, как перст, среди большой толпы, Как поводырь безумных и слепых, Как свет для тех, кому не нужен свет, Как выход там, где даже двери нет. …Горчат слова, они, как горький мёд, Моя душа его с восторгом пьёт, Как будто в мире слаще нет питья, Чем эта горечь – исповедь твоя. В твоих словах полынный аромат, Безумство счастья, горе от ума, Звенящий зной и соль морской воды, И острый луч блуждающей звезды, Который смотрит сквозь дверной проём… И список дней, в которых нет Её. …Горчат слова, пожалуй, взять вина, Полынный яд – здесь не твоя вина, И мне не пить из горьких губ твоих Полынных слов… Какой же горький стих. 22.07.16.