Зрячим слепцом был рожденным на свет, Мертво-живым прожил тысячу лет… Шумно притихшим казался уют, Близким-чужим был и Цезарь, и Брут. Радость-печаль совместились во мне – Уголь и пепел смешались в огне. Воспринимая друзей и врагов, Мир сохраняя, сражаться готов, Братство приправил некровной враждой, Был несогласно доволен собой. Думал казаться премудрым глупцом – В царских покоях признали шутом, Праздно трудился. Был нищ и богат, Знамо, стремился иль в рай или ад… Медленно-быстро, но время летит – Вечностью мига поставлен на вид, Но, натыкаясь на темень и свет, Соединяю в душе да и нет. Землю, окинувши взглядом слепца, Не принимаю начало конца. Зрячий слепец

Выпадаю из осадка Выпадавшего в осадок. Может быть в осадке сладко – Я на сладкое не падок. Там где солоно и серо – Откровенные находки. Площе веры только вера Та, в которой мысли кротки. Из банального значенья, Извлекая суть загадки, Как кукушка в оперенье В рифмах на листке тетрадки. Если радужно и гладко – Провоцирую припадок... Выпадаю из осадка Выпадавшего в осадок. Опрокинутая чашка с кофейной гущей

«где нет ни долга, ни заботы, ни вин, ни бед…» Наталья Крофтс Куда полёт из этих мест до радости цветущих, когда ни сил, ни воли нет терпеть в годах грядущих закатный отблеск декабря, зимы печальность стужи? краснеет грудка снегиря, как вынутый наружу комок сердечного тепла в протянутой ладони. вот минул век – и даль светла, и люди на перроне всё машут, отправляя в путь вагон в зеленом цвете… назавтра вспомнит кто-нибудь о нас на этом свете? Где нет

Полупрофиль полувзгляда черно-белое фото и потеря и награда как бочоночки в лото серебристой паутинкой нежность светится во тьме привлекательной картинкой счастье дарственное мне, что ни платы ни расчета но всего меж «да» и «нет» сверх естественное что-то греет душу столько лет то возносит то тревожит не захлопывая дверь время чувства не итожат полугорестью потерь полупрофиль полувзгляда черно-белое фото повторения не надо то что сталось то пришло ***

Что складирует год в этой старой картонной коробке: Память старой кошмы под ногами, покинувших мир, Неразбавленный воздух, в котором был запах нестойким, Так похожим на приторно-сладкий наркозный эфир. Опрометчивый час, замусоленный ржавою сутью, Уголком затеняет обретенные радости встреч; Непокорная фраза вся лощенная ложью, как ртутью, Абажурный каркас, обрамляющий яркую речь. Нерастраченный зов в антикварной фарфоровой склянке Словно плесень потерь опоясан белёсой канвой. Чей-то чуждый язык, так похожий на звуки морзянки, В спешке смятых штормов, замененный на жидкий прибой. Обгоревшая суть безразличия – брошенной спичкой, Тлеет в памяти болью обожженных случайных потерь. Две монеты добра, что отправил во тьму безналичкой За гербарий надежд с нераспознанной буквицей «Ерь». ***

Сюжетность на корню гниёт в сырой земле… Итак, речной причал приснился ночью мне, Был город не знаком, а речка так тонка, Что я не смог вместить в те воды облака И город, и причал и даже белый свет. Во сне жалеть о том, понятно, смысла нет. Я в сонник заглянул: чиста в реке вода – Понятно, что любовь встречалась иногда; Непоправимый вред – разрушенный причал, А у меня причал целехоньким стоял. Так значит дальний путь? С вещами чемодан В том продолженье сна соратниками дан – Не уж-то отвечать за происки коллег? Коль снится коллектив – мой лучезарен век, Признание заслуг достигло высоты, К горгулье из меня возложены цветы. Вниманье обратил на желтый цвет цветов – Так значит я во сне к предательству готов? Измена, может, ждёт?

Который день подряд над городом снежит – Обыденный пейзаж приобретает вид Разлитого фуксом стакана молока. Под утро наросли сугробные бока, Дороги занесло, засыпало на них Случайные авто водителей лихих. Берлоги во дворах колесами торчат, Не видно поутру, как новый день зачат – Сплошная пелена облюбовала мир. Снежинки золотит оконный свет квартир, Где всё привычно так: едой обставлен быт, И каждый, кто здесь жил – вовеки не забыт; Гнушаются часы стоять и не ходить, Здесь сердце и душа нанизаны на нить Не вычурной любви, добра и простоты, Спокойной красотой в горшках цветут цветы, Собака спит в углу, поскуливая всласть, В кладовке, в закутке заснеженная власть В журналах прошлых лет имеет бледный вид; Здесь чайник на плите без устали свистит, Вареньем на столе сластит сливовый дух, А за окном, как снег минут летящих пух. ***

Всё скользим по незнанию лезвия – От того ли в груди холодок, Что порезы такие не лечатся Оправданием, выданным впрок? Не воротишь упущенной выгоды В быстротечном движении лет, Остаются с собакою выгулы По газону, которого нет, Где судьбою примятые радости Да решеток запретная суть… Ах, какие достались нам сладости Не сравнимые ныне отнюдь С глазированной патокой времени, Что так пресно хрустит на зубах. Ах, как чисто доверчиво верили Всем роялям, сокрытым в кустах, Дерзновенно парили без устали С обожженною правдою слов, Обеляя рассказами устными Нереальность восторгов и снов. Обиходным бесчувствием взвешены На весах горемычных невежд, Всё бредем однопуткой заснеженной С обветшалой котомкой надежд. Путь

Век обмана. Век неправды – Ни закат и ни рассвет. Полуправдой дышит каждый, Там где правды вовсе нет. Полумрак полураспада: Хочешь, верь или не верь, Выпадающий из стада – Вражий выраженный зверь. Очернительство отрадой Въелось в истинную суть – Вместе с бряцаньем парадов Перемащивает путь От рассвета до заката, Обналичивая дрожь, Убежденностью плаката Рафинируется ложь. Всё – на грани, так – в отместку Лютым, якобы, ветрам. Получи, дружок, повестку В новоиспеченный храм, Прихвати рюкзак походный – Путь в неверие далёк, Там где кривдой новомодной Светит клюквы огонёк. О, времена!

Создавая воздушность газовой пушкой, Полагают, что ты натяжной потолок Из рулона подобных ценою в полушку Оттого, что побелкой в ведре стать не смог, Растворённой колодезною водицей, Но забытой в чулане, где прошлый век Уверяет дружков, чтоб с тобой не водиться В сочном мире подделок и дерзких калек. Привыкая к державе горьковатого дыма, Время тянешь за хвост с хитрецой на устах – Пробегают подружки разутые мимо, Золоченые туфли, оставляя в кустах. В клумбу ярких цветов заколочены сваи, Новизна, перепревшею пищей богов, Против воли питает гламурные стаи, Чтобы ты в темноте был покорно готов Отражаться в других потолочною плёнкой, Упакованным быть, гладко радуя взор, Забывая, что красил когда-то ребенком Известковой побелкой бескрайний простор. Натяжной потолок

В тишине луна разбилась как десертная тарелка – Разлетаются осколки без разбору в никуда, Мысли хлюпают босые там, где илисто и мелко, Ряской скуки затянулась непроточная вода. Повседневные потуги ожидаемого чуда Как стигматы донимают, натыкаясь на слова, В поддувале прошлой страсти пепла накопилась груда – Юность сочно отгорела, как сосновые дрова… Был осколком оцарапан, обожжен вчерашней тягой, Несуразностью желаний цветом выжат по холсту. Говорят, с годами к небу все сильнее душу тянет, А потребности утробы – к аскетичному посту. Поучая, призывают сверху, снизу, справа, слева Покаянием осколки сорок суток собирать, Только можно ль на обломках что-то высечь неумело, Или новые скрижали липкой кровью прописать? Идол

Когда остался не у дел , Вкусив небесное «Так надо!», Логарифмируй беспредел Его сомнительной усладой. Терпи, покуда еле жив В замасленном пространстве веры, Слепым смиреньем искупив Проступков ложные замеры. Не возникай окрепшим льдом В тисках заиндевелой стужи – Позорно плавиться потом Придётся, превращаясь в лужи. Гордыню рабством усмирив, Невинным стань, впадая в детство, Являя тем императив Благопристойного наследства. Святость?

Оно топорщится, как на лице помада Безвкусно нанесенная впотьмах. Хозяйке верилось – Оно дано наградой За обретенный ненароком страх Во тьме любит незрячие повадки Сырой погоды слякотных дорог. Оно казалось на печаль не падким, И думать поначалу, кто бы мог, Что в сказках оторопь – полдела на начало, А песни зычные звучащие в Оно, Выпь немотой слащавой накричала, Влетев непредсказуемо в окно Пустой квартиры, закопченной сажей – Там рыжий Пёс один скулит с утра. Оно считало каждую поклажу Порабощенного хозяйского нутра. Рассвет далёк – Оно с ухмылкой рушит Причудливую иллюзорность стен… Дождливый мальчик бегает по лужам, Как выпь болотная – не превзойдено нем. Оно топорщится, измазанное сажей, Поскуливает, угождая Псу… «Всё хорошо, – смеясь, Хозяйка скажет, – Оно любое я перенесу!» Оно

Ты ль не да Винчи, умерший во сне В осенний день непризнанного года, Или валет на вороном коне, Которому конюшнею – колода? Быть может, в колчане забытая стрела, Перо поэта без чернильной влаги? …Судьба попутная истерзанной была, Корявым словом на клочке бумаги, В безделье утверждался сгоряча, Кульбиты за реальность принимая. Во тьме коптила сальная свеча, Коптила бесконечно, догорая. Ты ль не Посол желтушности миров В объятьях цепких сатанинской силы, В которых каждой вольностью готов Быть поднятым на призрачные вилы? Остатком ила от былых времен Врачуешь душу вместо жирной грязи И сопленосо пеленаешь стон В лохмотья прелые истлевшей бязи. Упущенная выгода

Выскабливают правду из души То подозрением, то недостатком веры, А ты терпи и радостно пляши На головёшках избранной карьеры, Довольствуясь униженной судьбой, В ошмётках неоправданных поступков. Без сожаления посмейся над собой, Простив обидчикам их приторную шутку. Мир заблуждений слишком сложный мир, Чтобы понять и притупить истоки: Ты – изначально признанный кумир, Но копятся проступки и пороки И вот уже тебе доверья нет, Как не старайся, как не лезь из кожи, Ни покаяние, ни праведный обет Стать прежним непорочным не поможет. Покорность?

Взрасти невежество, анчутка, Покуда в образе людском – Не бойся, я приму за шутку Игру в явлении твоем… Но вот открылся предо мною: Безпяточен, аспиден лик, Струишь невежество хмельное, И скрыто в душу мне проник, Уветы жалуя гнилые, Сарказм победный на устах… Прикрыл мои глаза пустые, Приветствуя животный страх. Я побежден, но тем превыше Всех знаний, правил и людей, Теперь я тот, кто не услышит, Желанья жалости моей. Вся жизнь — фуфло и люди – твари, А солнце – уличный фонарь. Жестокость гнева ловко правит Сегодня так же, как и встарь. Округа – мрак, смердящий остров, Всё неугодное – в утиль, Есть в мире я – надежный остов, В котором однозначен стиль, И слово – выше бога слова, А дело – идиотов блажь, И преступление неново В привычном векованье краж. Не унывай дружок, анчутка – Среди людей живи, плодись, Покуда не лишен рассудка Мой ангел, устремленный ввысь. Случайная встреча<

Снежит в столице Осло Неправильно снежит – В России снег на соснах Задумчиво лежит, А в Осло – глупо вьюжит То снизу, то с боков, Наполнит шугой лужи И, знамо, был таков. Ни снег – одна поруха В судьбе календарей. Российский – он от духа Немыслимых затей, Здесь даже кроха слышит, Сокрытый снега звук, Что был ниспослан свыше Заведомо, не вдруг, Еще от прошлых святок На вечные века. Снег на морозе хваток, Чего таить греха! Скрипуч, хотя и мягок, Сверкает, но востёр, И снежностью не марок Посеребрив простор… Снежит в столице Осло, Да, пусть себе снежит… У храмов на погостах Снег- память возлежит. Слезами став в апреле, Питает души тех, Кто в белоснежных трелях Летит пушинкой вверх. Слушая снег

Согнувшись в три погибели, безвольно глину мнёшь: Себя любить без прибыли ценою в медный грош – Что может быть спокойнее в безумие времен. Лихой сосед с отбойником надеждой охмурён, Что тропка не заказана в бревенчатый острог. Отваливай от важности, молись, чтоб страх помог Преодолеть штормящую мирскую дребедень, Наушники лохматые на голову надень, Цени лопату, грабельки – они твои друзья, Ты ж от природы слабенький, возможно, как и я. Так отчего же пыжиться, зазря из кожи лезть – Всегда приятно лижется, где патокою смесь Из фраз сулящих праздники грядущих светлых лет. Зови меня, проказника, на нищенский обед, Зови, когда не можется сносить печали гнёт – Боль естества умножится, да в пору заживет, Завьюжит все, что лишнее метелицею снов, Цени причуды ближнего, люби домашний кров, Лепя из глины куколок, обжуливай досуг. Сосед за стенкой бухает, вбивая ржавый крюк. Наушники – заношены, заела тишина, Подобострастно корчится горбатая луна.

Ныне осень бычком соломенным Взбрыкивает в опавшей листве, Закрашивая свет уставшего солнца Кисточкою хвоста-непоседы. Чай с лимоном не пьётся… Кошка рисует на холсте Тревожного сна мышиный путь Серой пустой беседы О смысле, в котором бессмыслица Не промокающего асфальта Напыщенно силится Выдать себя девственницей В неравном браке со временем. Слёзы дождя смальтой Покрываю ветви лиственницы Теперь похожей на пальму Рисунка пятилетнего мальчика. Рублёвская фреска тускнеет, Закопчённая уставшими взглядами Китайских туристов. Экскурсовод, размахивая флажком, Квакающими тирадами Старается собрать опавшие листья В пластиковой пакет радости. Полицейский смотрится вызывающе У вензелей чугунной ограды – Листья скрывают звание, Липнут на грудь как награды. В алом восторге прогибается прошлое Воспоминанием о юности, Ностальгически вынимается Зеленое пальто поношенное Из осеннего сундука памяти…

Ты как дым из трубы – ни на что не годишься, Вся свобода твоя – это прихоть ветров, Но в глаза едко лезть до сих пор не боишься – Для тебя этот промысел вовсе не нов. Вот другие дымы, наделенные властью Предстоящих полётов в пустоту синевы, Обладают какой-то удушливой страстью, Отрицая сужденья преступной вины. От пожаров лесных, принимая приветы, Разрастаясь в пространстве туманным нутром, Может быть, стать желаешь дымком сигареты, Или в искрах блистать над осенним костром? Дым отечества сладок! Но это другое. Ты ли тот, без которого легче дышать, А, поднявшись на шаре с горящем тобою, Раздражающей гари больше не знать? Дым