На старой липе средь ветвей Добыл охотник птичку Он был обычный котофей В полоску в клетку в точку Ну а под липою стоял Велосипед Авдей Делиться птичкой кот не стал И ссыпался вниз с ней И был таков Вот стиль котов В отличье от людей!

Ходить вокруг да около - И поджигать мосты. Мной притворился колокол; На белые листы Выплевывает радостно Свой колокольный рев. Ах, колокол, пожалуйста, Лиши меня оков! Он мыслью растекается Со всех своих сторон. Не мучится, не мается - Еще бы - круглый он! А мне - на солнце вялиться, А мне - посуду бить. Ах, колокол, пожалуйста, Учи меня любить! Лишь ветер под угольником Чуть-чуть его качнет - И вот целковым стольником Душа его поет, Душа его безжалостно Расплескивает медь. Ах, колокол, пожалуйста, Скажи, как мне запеть? И черным понедельником, И светлою средой - „Хана, хана бездельникам!” - Трясет он бородой. И так он чужд овальности; Мне впору лишь просить: „Ах, колокол, пожалуйста, Ах, милый мой, пожалуйста, Скажи, мой друг, пожалуйста, Как мне на свете жить?”

Снится мне: я по летней земле – стук-стук. Теплый ветер уносит шагов моих звук. Сигареткою я в углу рта – пых-пых. Вдоль бордюров как дым течет белый пух. Открываю глаза в темноте – хлоп-хлоп. По карнизам капель новогодняя – топ-топ. На карнизе синица мокрая – пить-пить. Ветер мокрый в тепло ко мне просится – фьюить…

Утром понедельника в авиакассе В очереди за билетами на вертолет В тесной и душной человеческой биомассе Тех, кто в пятницу записался, пропускают вперед. Баржи стальными неправильной формы китами, На берег вытащены к зиме, лежат. Бредит уснувший лиман белухами, нерпами и моржами, Тундрам же чудятся медведицы с выводками медвежат. Пару ближайших месяцев не будет на лимане движения. Все пассажирские перевозки только по воздуху, вертолетами. "Уважаемая, прошу, войдите в мое положение, У меня жена в больнице в Копях", - слезится глазами терракотовыми. Руки, ноги, паспорта, дыхание тяжкое, вздохи. Гул голосов колыхается под потолком клубами. "...очень тяжелое... совсем плохи... Капельницей...

Deus ex… Machina?.. Non-machina?.. Лоно?.. Матушка сыра земля?.. Вот он, Deus… Чьим он станет сыном? Чьи он унаследует поля? Он спешит нетвердою походкой. Жмя в деснице repro-tool — оргазм, Маслом упивается, как водкой, И, звуча как орган — иль оргАн? — Он кору земную подминает, Он две трети вод уже подмял. Пустяки, что пищи не хватает — Фляжка бесконечности. Вокзал. О, в следах его, где поминутно Вспыхивают призраки на дне, Новое клубмя клубится утро, — Первое такое на земле. Будь же строг! Будь так непререкаем, Как непререкаем небосклон! Помни — во вселенной не хватает Лишь одной из множества сторон! Так иди ж вперед, железный мальчик! Поступь эту всюду да узрят!.. Сохрани, мой милый, тот пенальчик, Что я дал тебе парсек назад. Смолкли звуки пристального шага. Я один.

Лети, лети, ловец машин, Слуга бродячего металла! Одновременно — господин Трудолюбивого орала. Ярятся тени на стенах, Бросают горькие укоры. В твоих метаболичных снах Ты рушишь прочные опоры. Но помни: ты — не человек, Ты чужд его больной природе, Хоть так же краток бурный век, Присущий и твоей породе! Ты — крепче, ты — сильней, ты — злей! Ты из окалины родишься! Так не касайся ж до людей, Иначе в пепел обратишься! Твоя слепяща красота. Твои мастеровиты руки. Ты побежалости цвета Рыча, возводишь до науки. Ловца искусство непросто. Куски окаменевших песен Ты сохраняешь, как тепло, Твой мир из-за того так тесен! Идти дорогой непрямой Тебе велит инженерия. Попробуй дать ей бой — с тобой Железная Джамахерия! О, жнец энергии любой, Ловец машин — и человеков! Да будет мир всегда с тобой Лекалом, шестерней и шнеком!

Пиликай, маленькая дрель, Бреди тропою партитуры, Протиснись в маленькую дверь Неорганической культуры. Объединяй металл и плоть, Дави в себе конкретность меры, - Тогда получится вспороть Суть сути эталона веры. Скрипи суставами идей, Ищи удачу в сочлененьях. В неметалличности твоей Погибнут предпосылки тленья. Пой, зимних дней скрипучий шкив, Стирая в поршок основы! Соединяй, разъединив - И композит родится новый.

Близко ли, далеко ли, Низко ли, высоко ли - Тундра. Плохо ли, хорошо ли - Встанет опять над землею Утро. Корчится рыжее пламя, Семя его - как знамя И путь. Под этими небесами, Ум натрудив словесами, Мне б отдохнуть. Чаек белье полощет Неторопливый дождик Стальной. А я по березовой роще Сердцем болею и морщусь Душой. Но песня покой отринет, Песня волной по льдине Плеснет - И не сгорит, не остынет Песня моя отныне, Не пропадет!

Я снова дома. Из краев далеких Который раз вернулся соловей. Здесь все кричит мне о любви моей Во весь объем своих незримых легких; Здесь все твердит о юности моей. Меня так в мире вот что удивляет: Вчера я был за тридевять земель И думал, что конкретно сел на мель... Но суток не прошло - родная накрывает Встречальный стол, и ванну наполняет. Вот мой удел: туда-сюда носиться, По часу сутки жечь и встречи ждать с тобой, Как с неизменною своей судьбой. Короче, улететь - и возвратиться, Сгореть в пути - но снова возродиться, И у порога ночью опуститься Как Феникс, эта сказочная птица. Покой лишь снится. Вечный бой с собой!

Я продам свое пальто, Ну и что? Все равно оно одно, Да и то – Мне, худому, в нем совсем не тепло. Скажет друг, купив пальто: «Повезло!» Мне, поэту, к холодам не привыкать! Буду я сегодня мир опять менять! Будет синий вечер вновь стучать в окно. Ну и что? Что ж, родная, я пойду продам пальто, Ничего!

Брат мой, море, бей о берег, не робей, Пучеглазые останки кораблей. Друг мой, море, собирай свои долги. Я - единственный твой друг, а все - враги. Брат мой, море, заберу тебя с собой В край, где месяц тонкий голубой, Друг мой, море, вдруг зависнет над тобой, Словно чайка в пене золотой, Брат мой, море, там застынет навсегда И твоя зеленая вода, Друг мой, море, твои ярость и покой Там приобретут вдруг смысл иной. Брат мой, море, чередою единиц, Друг мой, море, и нолями верениц - Будешь, брат мой, навсегда теперь со мной, В виде фотографии цветной... .............................. Не фотографируйте друзей, То нелепейшая из затей!

Бесполые сны - Порожденье нелепой осени - Мнут мои простыни, Доят сок потовых моих желез. Текстуры и боль, Разрешеньем в сто тысяч карат, К утру на губах - соль. То ли сопли, а то ли слезы. Прозрачные сны - Столкновение интересов. Медный привкус десны, Белая боль головы. Я еще не готов Просыпаться под рев ваших труб. К утру во рту - привкус слов, Трудных, как труп друга.

Двор, в котором я рос, Нынче как-то так светел... С удивленьем отметил Синеватые ветви берез. „Недоносок!” - Кричали мне дети. Злые капельки слез Удержали меня на планете. Овердоз. Ностальгический овердоз.

Здоровяк с курносым носом, Карлик с вогнутым лицом, Дед из Брянска, бабка с косами, Мальчик с пьяненьким отцом, Третьей свежести молодка, Тетка с грудью - волос в хне, - Вьюнош с девушкой-селедкой, Синь небесная в окне, Перестуки, перезвоны, Переветра перестон... Мчатся белые вагоны, А меж ними - мой вагон. Проводница пьет из чашки Черный чай, полоску ест. Это весь мой мир пока что. Мир семидесяти мест.

Насекомые, насекомые, Незнакомые и знакомые, Неприятные и приятные, Непонятные и понятные, Насекомые настоящие И под них, насекомых, косящие, Насекомые плотоядные, Безобразные, ненаглядные! Сколько их в кубометре содержится, Сколько ластится их, сколько сердится, Сколько ползает их, сколько катается, Сколько в сеть к паукам попадается!.. Насекомые, вы с истомою В мире нежитесь, мир весь домом вам, Коротка только жизнь насекомая, Но, мне кажется, к смерти готовы вы. Насекомые, насекомые! Всё вы прячетесь в норы укромные! А дружить вы со мной не хотите ли, Насекомые, просветители?

Высоко поет труба, Только не было и нету На щите моем герба. Только нету за душой, Обойди хоть всю планету, Доли счастья небольшой. Конь мой стар, доспех измят, Тело шрамами покрыто, Замутился острый взгляд. Я из вязи шрамов сих У разбитого корыта Выплетаю скорбный стих. Но опять сквозь дней пургу Мне труба поет сердито - И подняться я смогу! Пыльный плащ взлетит за мной, Снова застучат копыта Утром по груди земной.

Светлые мои сумерки, Слишком быстро вы умерли. Я вас отпевать бросился Не успел и опро- стоволосился. Вот хожу с распущенною гривою, Ночь струится змейкою игривою. Милые мои сумерки, Как внезапно вы умерли!

Все закончится слишком скоро: Ляжет снег на утесы домов; Листьев стихнут переговоры С диспетчерами лесов и садов. Распластав предполетные крылья, Удерут в свой последний рейс И — покроются снежною пылью, Рухнув с недружелюбных небес. Да... Изменится все так скоро: Все изменит упавший снег. Предполетные переговоры. Полоса — и последний разбег.

Вотще играл саксофонист. Его обугленные звуки К реке стекали, в пойму, ниц, Как чьи-то праведные руки. И в саксофона медный гул Ничьи не проникали звуки, И даже колокол уснул Со звонарём своим в разлуке.

Поблёскивают птицы У бога в небесах. Им не остановиться, Ведь их несёт не страх. Несёт их их природа В высокой вышине. Им проще год от года. Им проще. Ну а мне? А мне, тому, что выжил В двух сотнях передряг, Бродяге в майке рыжей, Скажите, мне-то как? Кто мне совет подарит? Не всякий и приму. Я просто старый парень, Не нужный никому. Я злой, плохой, мне слишком Неловко груз нести. Родня моя, эй, слышь-ка, Прости меня, прости За то, что я не слушал Твой сиво-сизый бред, За то, родня, что душу Не продал за обед, За то, что я не квашу, За то, что, чёрт возьми… А впрочем, дело ваше, Моей больной родни. Блестят, мелькают птицы, Готов им стол и кров. А из небес сочится Заката злая кровь.