"Мне сегодня грустно почему-то стало, Может, потому-что мне приснилась мать? И письмо я маме тотчас написала, Только вот не знаю, где ее искать". " Мамочка, родная"- пишет ей малышка, "Почему ко мне ты не пришла опять?" И листочек мятый положила в книжку, Чтобы дописать ей, когда ляжет спать. " По тебе скучаю днями и ночами"- На листочек в клетку капает слеза. В потолок смотрела ясными очами, И на мокром месте у нее глаза. " Знаю, жду и верю"- дальше она пишет, " Что ко мне вернешься ты когда-нибудь". Девочка надеждой и любовью дышит: "Мамочка, родная, дочку не забудь". Положила листик в маленький конвертик, И внизу, где адрес, вывела рукой. Так оно и было. Вы уж мне поверьте: " От любимой дочки. Маме дорогой".

Вы не найдете королевство это. На глобусах и картах не ищите. Вот сказка от меня, как от поэта, Послушать поскорее поспешите. В колоде королевства разной масти. Все как положено. Шестерки и тузы. Бушуют в нем нешуточные страсти, Любовь и ненависть. От смеха до слезы. Есть Короли почтенные и Дамы, Вальты прекрасные всех четырех мастей, Комедии, трагедии и драмы, Для зрителей играют и гостей. В том королевстве Дама проживала, В которую влюбились Короли. Но, повода она им не давала, Как будто, для нее они нули. Бубнового Вальта любила Дама, Он был красивый, стройный, молодой. И для нее любимый был и самый, Ее любовь была и счастьем и бедой. Признаться надо, игры там любили, Играли в покер, чаще в дурака. Друг другу морды в этих играх били, Так повелось и было так века. Однажды, на войну Вальта забрали, Да-да. Всегда воюют Короли. Там насмерть бились.

На тонкой шейке на простой веревочке Нательный крестик скромненько висит. В руках иконка маленькой девчоночки, Молитву шепчет. Тонко голосит. "Любимый боженька, прошу тебя сердечно, Ты сделай так, чтоб не болела мать. Я за нее молиться буду вечно, И за нее я все могу отдать. Отдам тебе любимые игрушки, Ты в них, как я, немножко поиграй. Возьми сережки. Посмотри на ушки. Ты только мамочку мою не забирай". И на иконке слезы проявились, А, может, это девочки слеза. Ей никогда еще так не молились. Как девочка. В упор. Глаза в глаза.

В эпоху Брежнева, во времена застоя, Когда в тетрадях писано пером, Чернилами. И дело не простое. Напишешь, и почувствуешь. Нутром. Нажим. И получилась закорючка. А волоском дополнила строку. Чернильница, тетрадь, перо и ручка, Где вы теперь? Откликнитесь. Ку-ку. Клавиатура под рукой и кнопки. По ним, как дятел, пальцами стучу. Слова и буквы. Потайные тропки. А я пером опять скрипеть хочу. Вот буква "Л". Заглавная, большая. Вот "ю", что прилепилась к букве "Л". Подушечками пальцев ощущаю, И рано ставить мне еще пробел. Как пианист по клавишам рояля, Вот "б", вот снова "о" и буква "в". Чего то не хватает мне в финале, Я вспомнил. Ведь Любовь, а не "Лове". От знака мягкого становится теплее, Мне надоело пальцами стучать. Пойду найду я то, что мне милее. Чернильницу. И в клеточку. Тетрадь.

Плывет мой стих корабликом бумажным, Качаясь потихоньку на волнах. И эхом отдается, даже дважды В высоких Алатауских горах. На Чимбулаке* снег лежит искристый, Нетронутой небесной чистоты. Мой стих на лыжах горных, быстрых Летит к вам из безмолвной пустоты. А Заилийский Алатау* в белых шапках, Под синим небом красочной страны. Мой стих несет в своих когтистых лапках Тот беркут, что с Восточной стороны. Акын* в ауле* на домбре играет. К нему мой стих случайно залетел. Но, он про это ничего не знает. И в юрте о любви он просто пел. Мои стихи плывут по водной глади. Они пока еще не корабли. Но, я пускаю раз по десять на день, Пускай пывут по реченьке Или*. И примет стих Балхаш*мой благородный, Сольется с водами озерной чистоты. На перекрестках улиц новомодных, Моей жемчужины.

На плечи давит тяжким грузом, В чем провинился? В чем вина? Меня в постели прямо с Музой Вчера застукала Жена. Я ей пытался объясниться, Ее не звал, сама пришла. А, может мне она лишь снится, И что она во мне нашла? Та Муза молода, здорова, Ко мне под одеяло прыг. Трясет грудями, как корова, А я уже почти старик. Гусиным перышком щекочет, Вся в возбуждении горит. Наверное, чего-то хочет, А вот чего, не говорит. И в это чУдное мгновенье, Вдруг появляется Жена. Упало сразу…вдохновенье, И Муза скалкой сражена. Теперь стихи - моя обуза. Пишу про репу и морковь. Меня не посещает Муза. А так хотелось. Про любовь.

Небо. Какое бывает оно? Как для кого. Но, всегда оно разное. Хоть для людей это небо одно, Но любопытство бывает не праздное. Самый красивый цвет голубой, Радует глаз, вызывает улыбку. И облака разношерстной гурьбой В небе плывут невесомо и зыбко. Серое небо в обьятии туч Плачет дождями и снегом холодным, Не пробивается солнечный луч. Небо бывает неоднородным. Звездное небо, как в сказочном сне, Манит романтиков в дальние дали. Пишут поэты стихи при луне, Неба прекраснее мы не видали. Мирное небо и небо войны, Небо желаний и небо страданий, Небо чужбины, родной стороны. Небо разлук и любовных свиданий. Смерть забирает всего лишь тела. Души же в небо, оставив оковы. Значит, без неба Земля б умерла? Мертвое небо. Не знаю такого.

Я полосну стихами по сердцам, Конечно, больно. Попрошу прощенье. А сам отправлюсь в гости к праотцам, Чтоб попросить грехов мне отпущенье. Я полосну стихами по глазам, Чтоб в них от боли слезы навернулись. А сам отправлюсь в церковь, к образам, Чтоб от меня они не отвернулись. Я полосну по душам, как ножом. Для мертвых душ, как мертвому припарка. А сам свернусь я где–нибудь ужом, В аллеях остывающего парка. Простите все. Я боль вам причинил, И покалечил вас своим катреном. А если ничего не изменил, Пойду стихами полосну по венам.

Осень не на шутку заболела, Лихорадит что-то и знобит. В ноябре местами побелела, Нос заложен и в груди хрипит. Кашляет простужено ветрами, Пот холодный катится дождем, Надо бы послать за докторами: « Доктор, выезжайте. Мы Вас ждем». Вот и Скорая подъехала, встречайте, Градусник, микстуры, теплый чай. «Внутривенно дозу получайте, Все. Лежи спокойно. Не скучай». Осень шаль накинула на плечи, Лучик света вдруг блеснул из тьмы. Мы стихами светлыми полечим. На больничном, Осень. До Зимы.

Расплескалась, осень, расплескалась, По лесам, долинам и полям. Листьями к земле она ласкалась, Приставала в небе к журавлям. Разыгралась, осень, разыгралась, Ветром и пронзительным дождем. Как могла, так жгла. Она старалась, Наигралась? Вот и отдохнем. Разрыдалась, осень, разрыдалась, Так и сыплет слезы с серых туч. Нам ее плаксивость передалась, Не пробьется солнца яркий луч. Разгорелась, осень, разгорелась, Полыхают пламенем леса. Захотелось, ох, как захотелось, Ждать, любить и верить в чудеса.

Он был матадором, она танцевала. Хуан и Лолита – вот их имена. Они полюбили-не много, не мало, Но, в тридцать шестом началась там война. Их семьи по разные стороны были, И шли друг на друга, пытаясь убить. Хуан и Лолита так сильно любили, Хоть им запрещали друг друга любить. Однажды Лолита пришла на корриду, Хуан, как обычно, в конце выступал. Быка разозлил он для пущего вида, Но, так получилось. Запнулся, упал. Так часто бывает на этом сраженье, Чуть-чуть зазевался, запнулась нога. И терпит в бою том Хуан пораженье, Был поднят свирепым быком на рога. Но, что это? Красное платье сверкнуло. Лолита, как ветер, рванулась к быку. Но, тотчас ее бычьим рогом проткнуло, И рядом с Хуаном легла на боку. Два тела прекрасных остыть не успели, Он в бледно-зеленом, она же-краса. Их души в обнимку куда-то летели, «Фламенко» играли для них небеса.

В легкой дымке Осень растворилась, Обнажив в деревьях свою суть. Сказочная дверь приотворилась, Листьями, указывая путь. Сложена из листьев та тропинка, Я бреду в дремотном забытье: «Здравствуй, Осень. Легок на поминках, Расскажи-ка о своем житье - бытье». Зашуршало что-то под ногами, Хриплый голос шелестел листвой: «Меня топчут люди сапогами, Чувствую спиной ботинок твой. Я от боли дождиками плачу, Завываю ветром от тоски. Знал бы ты, как хочется дать сдачи, Как болят, пульсируют виски». Я, конечно, очень удивился: « Как же так? Достойна ты любви. Не один поэт в тебя влюбился, Стер ладони ручкой до крови». « Ладно, верю»- листья прошуршали, « Не тревожься. Как-нибудь стерплю». И укутавшись в своей цветастой шали, Прошептала: « Я тебя люблю».

Она его узнала по наколке, Которая синела на груди. Тушь синяя и ржавые иголки, Таких наколок было пруд пруди. Но, у него особенный был почерк, И мать, когда мочалкой терла грудь, Читала, как молитву, как "Наш отче": "Родная мама, сына не забудь". И вот пред ней обугленное тело, Волос копну рукою теребя, Душа его еще не отлетела. " Я не забуду, мой сынок, тебя".

«Разлюбил. Не любит. Я не верю». Девушка рыдала, вся в слезах. Хлопнул он вчера так громко дверью, Что слетела пыль на образах. «Без него я жить теперь не буду, Без него мне белый свет не мил. Все равно его я не забуду, Не могу так больше. Нет уж сил». Вот веревка, мыло, табуретка, Бьет девчонку судорожно дрожь. Ну, зачем, ты, дура, малолетка? Нет любви, осталась только ложь. Зазвенел в ночи звонок воздушный. В этот страшный жизненный момент. И ответил голос равнодушный: « Не доступен данный абонент».

«Здравствуй, мой единственный сыночек!»- Пишет сыну старенькая мать. «Как ты там, мой аленький цветочек? Что тебе, мой родненький послать? Слава богу, я пока здорова, Сердце только ноет по ночам. Отелилась вот на днях корова, Неохота бегать по врачам». Всхлипнула старушка и забылась, Вспомнила, как рос ее сынок. Сердце учащенно вдруг забилось, Онемели пальцы рук и ног. «Береги себя, родной сыночек»- Продолжает бабушка писать. Но, поймет ли сын, что между строчек, Что скрывает любящая мать? «Жду тебя, родимый, не дождуся, Приезжай скорее, милый мой». Вот и все. Заплакала бабуся. Белый голубь взвился. Над тюрьмой.

«О чем задумалась, Береза? О чем грустишь и слезы льешь?», Спросила у Березы Роза. « Отвечу. Может и поймешь. Я вспоминаю майский вечер, когда была я молода, И на мои кудрявы плечи, дождем с небес лилась вода. Сережки модные носила, листочки липкие, как клей. В соку была, была и сила. А сок был сладкий, как елей. Июльский полдень помню также, когда прохладою маня, Влюбленных парочка однажды сидела около меня. Они смеялись, словно дети, касаясь листьев головой, А я, счастливей всех на свете. И мне достаточно, с лихвой. Но, лето кончилось однажды. Я пожелтела, как- то вмиг, Наверно, выгляжу неважно? И крона стала, как парик». « Нет-нет»- вскричала тут же Роза. «Твой образ, как и прежде чист». Вдруг улыбнулась та Береза и подарила Розе лист.

Мы в детстве повзрослеть скорей мечтаем, А в старости мечтаем стать детьми. О счастье в юности иллюзии питаем, Готовы ради цели лечь костьми. Богатства ради мы кладем здоровье, А, потеряв его, пытаемся купить. Все, что трудом добытО пОтом, кровью, В конце спешим истратить иль пропить. Живем мы, как придется и беспечно, По принципу простому «или-или». И думаем, что жить мы будем вечно. А умираем, будто и не жили.

Жила - была лошадь, кобыла кобылой. На всех не похожа, отбилась от рук. Курить потихоньку в конюшне любила, Жевала прокуренный старый мундштук. Не знала она о вреде никотина, Что капля его - и отбросит концы. Курить продолжала тупая скотина, Ведь ей не давали жевать леденцы. В конюшне прокуренной сдохла лошадка, Копыта отбросила, что говорить. Пахала, как лошадь. Ей не было сладко, Поэтому, видимо, стала курить.

Про пояс верности мы знаем понаслышке, Но, всяк воображение включал. Кто на столбе висел или на вышке, Монтажный пояс часто выручал. Он не спасает женщин от измены, Монтер и столб-привязанность навек. Пусть в будущем большие перемены, Летать, как птицы, не умеет человек.

У меня есть кошки, даже две, В них моя судьба, моя опора. Если подведут, то быть беде, Со столба слетит душа…монтера.