Поседевшая грусть В утомленной улыбке. И твое: «Возвращусь…», И терзанья – в избытке. А затем тишина – И душевные пляски, И чужая жена, И семейные сказки. Шелестит тихий дождь, Плачут каплями стекла. А за стеклами – ложь Вновь стучит в мои окна.

Им серенады не поют И о любви не просят, – Они и так на все идут. Затем их просто бросят. Под своды нынешней любви Порой Шекспир заходит, – Сменили чувства муляжи: И призрак геев бродит, И лесбиянок пруд пруди… Свою здесь королеву Ты, Мастер жанра, не ищи, И не ищи Ромео. Они исчезли. Книжный след – Как память о Джульетте. Я шлю той девушке привет Из этого столетья. А может где-то здесь она, Стоит со мною рядом?.. Я видел девушки глаза, Что шла тихонько садом. Задумчива, тиха, как тень, Как будто мне приснилась, Шагнула под деревьев сень И, словно, растворилась. То призрак или явь была? Или свисали ветви? Неужто в наши времена Еще живут Джульетты.

Какой чудесный перезвон… Вот дверь в собор входная – Внутри, средь множества икон, Таинственность немая. Я застываю у двери, Разглядывая лики, – Кошмары вспомнил, детства дни, Детей голодных крики. Я так молился и просил Икону в нашем доме Спасти всех тех, кого любил, Купаясь в Божьем слове. А может я не так просил? Что мог сказать другое? Как жизнь тогда я невзлюбил И все, что в ней земное. …Икона смотрит на меня В серебряном уборе. Но не услышала она Тогда немое горе.

Встречались мы в Карловых Варах – На русском и там говорят. Я приязнь нашел в чехах старых, Среди молодых и ребят. И гордость мне в сердце вонзалась За русский могучий язык. И мне, украинцу, казалось, Что он, в самом деле, велик. Велик, как и мой, соловьиный. Но больно бывает всегда, Что кто-то с ухмылкой змеиной Корежит родные слова. Простить я могу иностранца, У нас кто живет – никогда. Устои гнетет государства Тупая азаровщина. Всего мы наслушались вдоволь. К чему наши души ломать? Язык ценим русский, как Гоголь, Родной же мы любим, как мать.

Вдали от родного селения, Средь сопок монгольских степей, Приснилась мне вишня весенняя И пара, как снег, лебедей. Мне сонник вещал непонятное… Так сбудется сон или нет? Просторы вокруг необъятные, Мне ж окон родных нужен свет. Оставьте меня, сны летучие! Жжет солнце и ветер в лицо. Мне б лебедя крылья могучие – Слетал бы я к вишням в село. Там Родина. Силы небесные, Мне надо все это пройти! Я сам выбирал неизвестное И нет мне другого пути. Вечерние сопки с надменностью Застыли, как зубья пилы. И вновь с непонятною нежностью В палатку летят ко мне сны.

Забыть всего я не смогу… Судьба нас разлучила. Хоть тяжко сердцу моему, Решиться – хватит силы. И, с прошлого сдувая пыль, Я в нем копаюсь рьяно – Ты отрабатывала стиль, Как на фортепиано. А клавишами был лишь я. В надежде терпеливой Измучилась душа моя, Любовь стала постылой. Как жить прекрасно не любя, Как жизнь стала богата! А прошлое – одна тоска И нет к нему возврата.

Мелькали дали черные, слепые… Под монотонный, гулкий перестук Рождались мысли чуждые, немые, Прообразы моих душевных мук. Вдруг в глубине ночного мельтешенья, Во мраке надоедливых степей, Встал памятник – и он промчался тенью Людей, тачанки, вздыбленных коней. Промчался… Протянул на занавесках Полоску света, а затем вдали Сверкнул огонь – блуждающий повеса, Случайный луч, резвящийся в степи. А стук колес твердил неумолимо, Ты жив еще, ты жив, ты жив еще? В купе витают призраки незримо И болью давят в левое плечо. Рассвет в окно пробрался осторожно, По рельсам ход замедлил поезд мой. Я выхожу. На сердце вновь тревожно, Ведь я вернулся навсегда домой.

Нельзя сравнить, что не сравнимо… Реальность затянул туман. Ты в нем присутствуешь незримо, Но это лишь мираж, обман. Привычное – все стало мукой, Сей жизни – неуместен бег. Живу, пустой охвачен скукой, Как бутафорный человек. И снова ночь, и снова утро: И там, и здесь – блажен мой час. Я возрождаюсь вновь как будто, Тебя увидев еще раз. Нельзя сравнить, что не сравнимо… Та жизнь – как будто за стеклом. Скользишь в тумане, лебединым Взмахнув под утро мне крылом. Забился ветер на пороге, – Раскрылся видимостью сон. Невыплаканное мной горе Завыло с ветром в унисон.

Осень. Листья желтые летят, Россыпью их ветер вверх швыряет, Все аллеи и пруды опять Тихо многоцветьем покрывает. Грустно в парке сердцу моему. Листья с веток падают кругами, И когда-то я свой лист сорву С древа жизни слабыми руками. Шаловливый ветер убежал, Зашуршал в деревьях дождь проворно. Я тебя так долго ожидал, Всматриваясь в свет аллеи сонной. Вдруг увидел – выплыл сферой зонт… Стало сердцу трепетно и сладко. Прояснился серый горизонт, Ветер обнимал тебя украдкой.

Красиво, старательно кто-то Оставил слова на стене: «Пошли все…». Два слова всего-то, Да подпись, как вызов судьбе! Не глядя, проходят все мимо… Так, видимо, легче прожить, Привыкли к словесности лживой, – Зачем же на стенке тужить?.. Томятся протестные души, – Не снять им ментальности шор, Не слышат закрытые уши Реалий опасных повтор. В рекламных щитах на биллбордах, От сырости блекнут слова. А надпись на стенке — надолго! Под ней подписался бы я.

Ты горечь тоски унеси, Разлей ее в море глубоком, И грусть мою с ней забери, Развей ее в небе высоком. Как знать? Зазвучит вдруг мотив, Рожденный твоею любовью, И выльется радостью стих, Написанный легкой рукою. Я вновь обрету жизни вкус, Открою все шлюзы, воспряну, Как прежде, с тобою пройдусь, От счастья и радости пьяный. Пройдем мы вдвоем до конца Дорогой, для нас отведенной. Досрочной кончины гонцы Вернутся назад обреченно. Над нами горит неба высь, И мне до кукушки нет дела, Скажу ей: «А ну-ка, вернись, Считай от нуля до предела!»

Замерзли руки, ветер воет, Украсил иней морду пса. У бака мусорного трое: Голодный Пес, Он и Она. Скользит толпа в холодной дрожи: Сюда – туда, туда - сюда, Бомжи, не глядя на прохожих, Клондайк открыли для себя. Холодный день, морозный вечер, Холодный камень на душе. Кусается противно ветер, Взывая к жалости во мне. И мучает меня вопрос – Как с этим общество сжилось?

Как я люблю свой тихий уголок! Здесь я живу и сладостно мечтаю. Горит камин, а за окном снежок… И, сидя в кресле, тихо засыпаю. Заброшу надоевшие дела, Останусь здесь и не вернусь я в город. Но к телефону тянется рука И по привычке поправляет ворот.

Не держи нараспашку врата И щедроты душевного рая. Не спеши, присмотрись иногда К тем, кто входит, тебя привечая. Может кто-то припрятал кинжал, Одержимый давно жаждой мести, Но с готовностью держит бокал, Льет бальзам поздравлений и лести. Стой всегда, как солдат, на посту! Даже если удастся такое, Все равно не усмотришь беду, – Таково наше племя людское. Девятнадцатый век позади, Там осталось понятие чести. Двадцать первый в наш мир насадил Зуд жестокости, силы и мести. Ты – романтик. Прячь глубже всегда Честь, достоинство, верность и славу. Не держи нараспашку врата – Не оценят, сочтут за браваду.

Я не к тебе пришел, а к сыну. Все разногласия – долой. В тяжелую для вас годину Я буду с сыном и с тобой. Преодолею все завалы Твоей неприязни ко мне, Ростки взаимности хоть малы, Все ж прибиваются в душе. Я не хочу быть самоедом, Ни в чем тебя не упрекну, Идти за вами буду следом, Коль надо сыну моему. Дуэли выброси перчатки, – Я связан именем твоим. Играть я не намерен в прятки, – Пришел я к сыну, к вам двоим.

Падают листья на землю, А те, что на ветках остались, То в страхе дрожат, а то дремлют, Вниз смотрят, упасть не решаясь. А там шелестят желтизною В мир мертвых упавшие листья. Малыш их швыряет ногою, И смех его счастьем искрится… Последние листья упали, И дерево голым осталось. Раздетые ветви рыдали – Им зелень листвы вспоминалась.

Я домоседом стал, но нет покоя мне, И днем, и ночью беспокойно на душе. И хоть уютен, безопасен новый дом, Но в нем пишу и обживаюсь я с трудом. Брожу по комнатам, как одинокий волк, Ушел в себя, так и не выполнив свой долг. Воспоминаний цепь, плывущая рекой, Сдавила сердце мне безжалостной рукой. И потеряв в пути всех преданных друзей, Хочу найти средь окружающих людей И сострадание, и радость, и печаль… Признаться, часто ошибаюсь я. Как жаль! Куда податься мне – в далекие края? А будут ли они счастливей для меня? Меж мной и прошлым днем – зияющий провал, Я столько горя за всю жизнь свою узнал. Пусть кто-то в адрес мой проклятья тихо слал, От них Всевышний, сколько мог, меня спасал. Я их прощаю, хоть не видел этих лиц, Ведь человеческому эго нет границ.

На улице мороз, мне холодно, Скрипит под каблуками снег. Идем мы рядом. Много отдано Друг другу самых лучших лет. Развод? О нем ты и не думаешь, Ревнуешь, также как и я, Страдаешь, но собой любуешься В попытке подразнить меня. Какая глупость – эти ссоры! Тебя люблю, и мне смешны Твои нелепые укоры И объявление войны.

Ах, не все ли равно… То ли ты, то ли я Нашей жизни окно нараспашку раскрыли. И наполнил наш дом ветер сплетен сполна, А закрыть вновь его мы с тобой позабыли. Давит сердце порой камень тяжкий в груди, Оттого этот мир стал мне тягостно мерзок. Прежней чистой любви мы сберечь не смогли, Ты ушла, рассчитав все до мелочи, трезво. Я закрыл то окно. Ворох сплетен смыл дождь, Черным ртом поспешил ветер в окна другие. Но ведь прошлое вновь в дом надежд не вернешь, Не вернуться и мне в дни иллюзий пустые.

Садилось солнце за холмом, Застыли розовые тучи. Притихшие леса тайком Опоясали тени ночи. И гомон утомленных птиц Глубокой замер тишиною. Еловых щеточек-ресниц Туман касался пеленою. Ушел последний солнца луч За горизонт земли уставшей. Воздушный замок темных туч Вливался в ночь, ко мне спешащей.