Наверно, я когда-нибудь умру И, надо мной склонившись, кто-то скажет, Что не дожил до круглой даты даже Покойный, что лежит бревно бревном… Известно, все когда-нибудь умрём; Таков удел родившихся в миру – Всю жизнь творишь какую-то муру. Тщета и тлен, рутина, суета, А после – БАЦ, и всё уже не важно. Взлетаешь самолётиком бумажным, А, может, камнем брошенным летишь. Зарплата, положение, престиж… Листвой осенней падаешь с куста. Не то, не там, не так, не тот, не та… Наверно, я когда-нибудь… Увы, «Когда-нибудь» – здесь вовсе неуместно. А вдруг реинкарнируюсь, воскресну?.. Младенцем плюхнусь в чьи-нибудь ладони, И снова проживу и похоронят, Уйду под шорох вянущей листвы. Не он, не я, не те, не ты, не вы… Рубеж, черта, граница, эпилог… Пустые размышления на тему. Нас держат в жизни наши же проблемы. Замкнулся круг? Не верю, всё не так, Доказывая жизни теорему, На плюс меняем минус, знак на знак И вопрошают числа: «Кто мы, где мы?» Условие. Решение. Итог.

Поток времён, в котором нечто Вдруг возникает из ничто. «Быть иль не быть», как чёт и нечет Гремит в посудине пустой. Гремит. В посудине. Удары Слышны за тысячи парсек. Светил вселенские пожары Слились в мелькании Сансары… А что ж отдельный человек? Ужасно мал, убог, ничтожен И даже несоизмерим Ни с той землёю, что под ним, Ни с Небом, что вверху. О, Боже, Ты нами создан неспроста, Посредник в дебрях мирозданья. Пошли нам нового Христа И мы распнём его. Желанье Распять кипит у нас в крови. И обвинить затем Иуду… Посланник нас учил Любви, А мы ему вопили: « Чуда»!!! И Он старался, чудеса Неслись, как горные потоки. Ну а в ответ лишь голоса: «Распять незваного пророка». Распять! Я слышал много раз Призывы данного порядка. Такими ты задумал нас, Творец, когда в своей тетрадке Чертил извилины души, Своё подобие лелея? Горит огонь, не потушить… Сгорел чудак из Галилеи. Так чьё подобие?

Не верь, не бывает победы, Бывает лишь цепь поражений. От нашей последней беседы Тянуло полями сражений. Не верь, что решительным взмахом Ты выйдешь когда-нибудь в «дамки». Победы ложатся на плаху, Горят неприступные замки. Не верь, что драконы – убийцы, Они только символ победы. Вглядись в побеждённые лица, Всмотрись в порождённые беды. Не верь, что из логова зверя Вдруг ангелы выйдут гурьбою. Не веришь? Я тоже не верю… И двери закрыл за собою.

Ю.П. Между делом и телом, Между где-то и как-то, Ты, наверно, хотела Полового теракта. Ты лягушачью кожу Примеряла на плечи. (может, кожа поможет, если время не лечит). Где-то скрипнули ставни, Заскрипели засовы. После буквы заглавной Будет новое слово. Будут тихие звуки И ночные зарницы. Протяни ко мне руки (хоть и нет их у птицы). Ты боишься желаний И не веришь в удачу, Но ходила по грани. Это что-то да значит. Междометия истин, Послесловие вкуса, Пожелтевшие листья, Горкой ссыпаны бусы. Между белым и чёрным, Между правдой и ложью… Я хочу с тебя сдёрнуть Лягушачую кожу.

Алексею Торхову Были дни, что съёжились от скуки, Были ночи, скучные вдвойне, И тебя ласкающие руки Вдруг напоминали о войне. Смерть снимала грязные галоши, Собирала в поле васильки. И была она такой хорошей! А её движения легки. Нежность, проникая в подсознанье, Порождала агнцев и козлищ. И казались мёртвыми желанья, И приятным дым от пепелищ. Грешное, святое, эти штуки Не понять пытливому уму, И опять ласкающие руки Уводили истину во тьму. Смерть ступала тихими шагами И шептала что-то о своём. Мы с ней больше не были врагами. – Здравствуй, смерть! Куда с тобой идём?

Мы всего лишь притоны рассудка, Мы свеченье гнилушек в ночи. Мы природы нелепая шутка, Замурованной двери ключи. Нет итогов, а только этапы; Мир стоял и стоит на костях. Время держит историю в лапах, Время – наш состоявшийся враг. Мы проходим по лезвию бритвы И бесследно идём в никуда. Не помогут посты и молитвы, Не очистит святая вода… Жизни срок ограничен. Пространство Всё поглотит – и зло, и добро. У природы своё постоянство; Так, водою наполнят ведро, После выплеснут прямо под ноги И прибьют придорожную пыль. Мы растём где-то рядом с дорогой… Пустоцвет, говорящий ковыль… Разум дать одинокой травинке – Чья-то прихоть, нелепый каприз! Вот такая выходит картинка В бесконечном потоке реприз.

Пришла пора. Японский месяц май Надрывно разродился птичьим гамом, И вышел одинокий самурай На сакурные склоны Фудзиямы. Здесь каждый куст – неистовый бансай, Здесь регулярно делают сеппуку. И прослезился старый самурай, Прижав к груди отрубленную руку. Весна, весна, крестьянин молодой Со скрипом апробирует нунчаку. А где-то за Амуром, за рекой Катюша всем показывает…так вот. Так вот, весна. Звериною тропой По склонам пробираются якудза, Луна сияет йеной золотой, В японском море плавают медузы. Сейчас бы выпить чашечку саке Закушавши, естественно, сушАми. И грохот танка где-то вдалеке, И туалетный томик Мураками. «Весна спешит вступить в свои права» – (строка, вполне достойная поэта) И, как гласит народная молва, В Японии наступит скоро лето.

И мне далеко до Итаки, И ты не сплела покрывало… Намедни разжились мы маком; Виденье меня посещало. Кругом громоздились Циклопы, Манили в объятья Сирены… Забавное место – Крыжополь. На самом краю ойкумены. И я не спешу возвращаться, И ты меня ждёшь по привычке. Забыли про нас папарацци, Лишь пифии, как истерички, Чего-то пророчат визгливо (Я им, дорогая, не верю)… Меж нами моря и заливы, Горгоны, грифоны, химеры… Вино, что на местном наречии Туземцы зовут самогоном, Сжигает желудок и печень. И явно из жёлчи дракона. Однажды отведавши ЭТО, Команда свинячит неделю. А скоро закончится лето, Откроются рифы и мели… Не верь, что я сгинул, всё – враки, Гони от себя всех нахалов… И я доберусь до Итаки, И…всем надаю по сусалам.

Расслабься и прицелься, Затем спусти курок… Не встречу Парацельса, Когда придёт мой срок. Я сам не из героев, Меня не оживить. Свернётся мишурою Оборванная нить. Прицелься хорошенько, Чтоб сразу – наповал. Был не по шапке Сенька, Ведь он её украл. Украл чужие мысли, Чужое мастерство. Теперь последний выстрел… Осеннею листвой Душа покинет тело, Свободна и легка. А ты…Ты целься смело, Стреляй наверняка. От мира не убудет, А я…уже не в счёт. Но знай, что в Книге Судеб Отмечен твой черёд.

Не раз в бездонность рушились миры, Не раз труба архангела трубила, Но не была добычей для игры Его великолепная могила. Н. Гумилёв Горели погребальные костры, Герои уходили в бесконечность, Не раз в пространство рушились миры Но, проявляя дивную беспечность, Бессмертие ложилось на весы, И веса постоянно не хватало. Секунды длились дольше, чем часы, Но пробил час, покинувши причалы Герои уходили в никуда (Друг другу помогая чем придётся), Струилась Леты мутная вода. Поэты, басилеи, полководцы Сходили непрерывною чредой В объятия вселенского Аида. И дым костров, пропитанный бедой, И глупые кровавые обиды Бесследно растворялись в пустоте, Стирались имена, обличья, даты… Герои возвратятся. На щите. Когда-то возвратятся и куда-то.

Очарован темнотой и светом, Я иду по жизни невпопад. Подо мной вращается планета, Вместе с ней вращается мой зад. Голова, иные части тела, Всё вращенью сфер подчинено. Закрутилось чёрное на белом, Белое на чёрном. Как кино Полупозабытое сегодня; В нём играли роль полутона… Цвет казался чем-то инородным. Белый Бог и чёрный Сатана Выдавали истины простые: Или-или, зло или добро; В небе белоснежные святые, Черти под землёю, где метро Нынче разбросало свои сети. Спутники заполнили эфир. И пришлось чертям … податься в йети. Вам смешно?!! А рухнул целый мир!!! Рухнул, разложился, разлетелся; Тьма невнятна и неясен свет. И сверкает лысиною Цельсий, Бородой щекочет Фаренгейт. Я осколок сгинувшего мира (А такие вечно не в чести). Черным заколачиваю дыры, Белым крашу млечные пути. Очарован, сглажен, заколдован Белизной бумажного листа. И пишу на нём за словом слово, Отмечая темные места.

ЭТИМ водят по холсту, ЭТИМ чешут пустоту, ЭТО давят и едят (Если это - виноград), Бахромой оно свисает, …перой рыбой называют; Ловкость иллюзиониста… Ключевое слово - … :shock:

Кто там бродит по горАм, Прикрывая шерстью срам? Для учёных кто загадка? Кто с людьми играет в прятки? Волосатый и босой, Умывается росой. Отгадают даже дети! Ну конечно, это…

Поэзии последний Дон Кихот, На жалкой кляче собственных иллюзий, Я верил, что когда-нибудь взойдёт Звезда моей оперившейся музы. Я верил, что вокруг меня друзья (Или враги достойные хотя бы). Друзья… Враги… По большей части жабы, Тщедушно-рахитичные мозги. В меня копьём, тогда, конечно я бы… А можно и дуплетом из ружья… Врагов сменяли бывшие друзья… Не сталь звенит, а хлюпает дерьмо. Любое поэтическое чмо Вращает рудиментами надкрылков И вылетая джином из бутылки, Вопит мне: «Погляди, кто ты, кто Я…». Ружьё бы мне, меня бы из ружья… «Последний Дон Кихот», - какая честь! Пожалуй, даже слишком будет чести!.. Зато не избалован грубой лестью И не растёт тщеславие, как шерсть. Последний? Нифига, так не пойдёт, Наездники зажравшихся пегасов! Я буду биться головой об лёд, Пока ДРУГОЙ на смену не придёт. ДОЖЁВЫВАЙТЕ ВАШИ АНАНАСЫ! :smoke:

Не дорос я до поэта, не дорос, И не примут меня грешного всерьёз. Плачет горькими слезами мой пегас: Не пущают дуралея на Парнас. Моя муза показала голый зад, На неё теперь все искоса глядят. Дескать, наглая нимфетка, от горшка Подросла бы ты ещё на два вершка. Не поэт я, а никчёмный лицедей… За такого даже СТЫДНО ОТ ЛЮДЕЙ! Обойдёт меня богема стороной… А и правда, кто я собственно такой?! Кто такой, чтобы судить и рассуждать? Знай себе, кропай стишки в свою тетрадь. Не взойдёт моё светило над горой, Не возьмёт меня богема на постой. 2004г

Он не успел. Зажёгся красный, машины поехали. Так спешил, а не успел… Кульки в его руках мелко подрагивали, ноги нервно переступали, губы шевелились. Весь вместе и по отдельности он выражал возмущение. Я не спешил, поэтому спокойно стоял рядом и наблюдал. Любопытство. Длинный, сутулый, сухой, никакой. Дон Кихот замученный. Почему Дон Кихот? Глаза… Колючий, ненавидящий взгляд, провожающий каждую машину. От такого взгляда не то, что машины, покойники переворачиваются… Кульки подрагивали, ноги переступали, губы извергали беззвучные проклятья, для надёжности подкреплённые плевками… Так же стоял отважный идальго перед ветряными мельницами; стоял, а после ринулся и победил! Я ждал. Но ЭТОТ не ринулся. Загорелся зелёный и он, плюнув ещё раз, потрусил дальше. Я ошибся: это был не Дон Кихот, а Росинант. 2002г.

Я по субботам посещаю храм И прав во всём, на всё имею право… Я променял пророка на Варраву И прекратил весь этот балаган! Пришёл сюда (непрошен и незван) «Сын Божий», назаретовский приблуда… За ним толпа, и все хотели чуда. Я прекратил весь этот балаган. Варрава – мой троюродный братан. Конечно, парень тот ещё, не спорю; Зато не корчит из себя героя… На кой мне нужен этот балаган? Его отпустят, вечером стакан Он мне нальёт, во славу избавленья… И мы помянем недоразуменье Украсившее этот балаган. Не прокуратор и не высший сан, - МНЕ эта честь принадлежит по праву! Я первым крикнул: «Милуем Варраву»! И ПРЕКРАТИЛ ВЕСЬ ЭТОТ БАЛАГАН…

Мой милый дрруг марркиз де Сад Был очень знатен и богат. Его любил я всей душой, И это было хоррошо. Но как-то рраз марркиз де Сад Заметил прреданный мой взгляд; Он мне сказал: «Вы пидаррас, Я не желаю видеть Вас»! Марркиз де Сад, марркиз де Сад, Я рразоррву Ваш тощий зад! Вы мне прротивны и смешны, Вы поррожденье сатаны! И начал я рроман писать, И начал я стишки крропать… Крругом подписывал: «де Сад»; Уррод, де Бил, де Генеррат! Я, блин, устррою Вам лямурр, Я, блин, устррою Вам ляфам! Вы сумасбррод и самодурр, Теперрь вы мне не дрруг, а хам! И все узнали, что де Сад – Невррастеничный психопат. Пррощайте, бывший визави, Вам не видать моей любви! Марркиз де Сад, марркиз де Сад, Вы жили много лет назад… Когда б не я, когда б не я. О Вас не знали б… НИЧЕГО!!! :smoke:

Я жду стиха, а он всё не приходит. Никак не доберётся до меня. Плывёт себе на белом пароходе, Трясётся на загривке у коня… Я жду его, как десять тысяч братьев, Как мумия раскопок пирамид. Как ждёт жених невесту на кровати, Как гибели тореро ждёт Мадрид. Я жду его, балбеса, пустозвона, Так женщину в подъезде ждёт маньяк, Так возвращенья сыра ждёт ворона, Разлива, в бочке запертый коньяк. Я жду замшелым камнем на распутье, Горошиной, под сотнею перин; Когда прервав поток словесной мути, Придёт ко мне… Единственный, один… Раскрытым клювом гадкого утёнка Ухватит, ухмыльнётся, ущипнёт. Я жду, как ждут родители ребёнка, И где он бродит, глупый обормот. Я жду стиха де-юре и де-факто, На перекрёстке судеб и времён. Застрявший посреди дороги трактор, Иголку потерявший патефон.

Он так устал от трезвых будней, От пьяных праздников устал. Хоть знал, что будет очень трудно, Но вот насколько, он не знал. То становясь своей же тенью, То распыляясь в пустоте, Осознавал, что он не гений, А только памятник мечте. Мир жил по собственным законам, Он понимал, но брало зло, Судьба внимала благосклонно И поощряла ремесло. В усталый сумрак погружаясь, Он знал, что будет новый день. В его душе переплетались Тяжёлый труд и злая лень.